—Женщин не нужно понимать,—начинаю цитировать я и стараюсь не смеяться в голос.—Их нужно… в твоем случае трахать и все.

—Как грубо, —шутит в ответ Даня.

—Я называю вещи своими именами. Хочешь мягких советов, это тебе к Дудакову, а я…

—А ты ведьма,—перебивает меня Даня.—Ты ведьма…Хотя врядли вредная. Ты бы не стала так царапать никому спину, правда?

Я смеюсь и пока Глейхенгауз сокрушается о том, как несправедлив мир, я выхватываю его кофе и отпиваю из стакана.

—Ну, почему у тебя всегда кофе вкуснее?—не понимаю я.

—Он одинаковый! Сколько раз тебе повторять,—Даня забирает у меня стаканчик.—Вот опять все блеском для губ испортила.—Он притворно вздыхает и пьет дальше.

—Одним блеском больше, одним меньше. Хочешь сказать, что по сравнению с тем, что ты слизываешь с губ всяких Вероник, мой самый невкусный?

—Конечно, твой самый лучший,—обреченно соглашается Даня и морщится, когда я стучу его по спине.

—Ты специально,да?—наконец до него доходит.—Ты это специально?

—Не знаю, о чем ты,—делаю самое невинное из своих лиц.

—Я же говорил, ведьма,—одними губами шипит Даня, потому что мы проходим мимо группки мирно беседующих фигуристов.

—Ладно…—миролюбиво сдаюсь я.—Пошли в кабинет, я тебе спину чем-нибудь обработаю.

Закрываю дверь на ключ, нахожу перекись водорода и смотрю, как мой хореограф снимает с себя рубашку. От него пахнет тем самым парфюмом и…сексом. Я подхожу к нему ближе и незаметно вдыхаю этот запах, невесомо прикасаясь к коже. И начинаю смеятся.

—Что?—Даня оглядывается.—Что ты все ржешь?

—Тебя будто кинули в мешок с дикими кошками и хорошенько потрясли,—Я еле сдерживаюсь,чтобы не смеяться в голос и как можно аккуратнее обрабатываю данину спину.

Глейхенгауз сидит молча и тяжело дышит. Я тоже больше не говорю ни слова, пока его телефон не звонит какой-то заводной молодежной мелодией.

—О, Вероника,—заглядываю в экран.—Наверное, хочет повторить.

В глазах Дани ужас смешанный с истерикой. Я беру с его рук телефон. Поднимаю трубку и уверенно говорю:

—Даниил не может сейчас говорить. Он без рубашки. Как кто я? Я его невеста,—протягиваю телефон обратно. –Она бросила трубку. Не благодари.

—Ведьма,—с улыбкой отвечает Даня.

—Ну, мы можем ей перезвонить и сказать, что я пошутила. У тебя даже появится шанс на вторую серию программы “Из мира диких кошачьих”.

Я все также аккуратно провожу ватным диском по даниной спине и замечаю, как она подрагивает от беззвучного смеха.

Он называет меня ведьмой по несколько раз на день, а я никогда не сопротивляюсь. Только ему это позволено, так как только Даня может сказать это с интонацией, способной меня рассмешить. И только он из всех друзей знает, что мишки с колой способны вернуть меня в состояние покоя. Мне кажется, он ограбил магазин, потому что не было ни дня, чтобы Даня не приносил мне их на работу. А ведь я всего лишь однажды рассказала ему о том, какие конфеты люблю больше всего.

С Даней на самом деле все просто, хотя я сама однажды все чуть не запутала. После произвольной программы в Корее я почти все испортила. Это было странное и сложное время, в которое мне не хотелось оставаться одной.

И после барных пьяных посиделок я поцеловала Даню. Теперь, когда я думаю, что произошло, то мне очень стыдно. Но тогда я просто сходила с ума.

—Неужели я настолько хуже всех твоих шлюх?—только и говорю ему, и целую.—Неужели ты меня совсем не хочешь?

Бедный Даня. В его глазах я вижу отчаянье, но мне уже все равно. Это такой вечер, когда мне нужно другое. Мне нужно,чтобы меня вылюбили. Я говорю ему “полюби меня”, но на самом деле почти кричу “вылюби”, возьми, как всех своих одноразовых девочек, молоденьких и юных.

Неужели я противна тебе, как женщина?

Неужели я этого не стою?

Неужели я никто для тебя?

Я хочу почувствовать его огонь внутри, хочу видеть эту юношескую страсть в глазах. Не преклонение Эдуарда и усталость от семейных отношений. А этот молодой пыл и безумие, доступное таким беззаботным парням, как Даня. Мне это нужно. Нужно,чтобы он посмотрел на меня и не заметил тела, которое покрыто шрамами и первыми морщинами. Чтобы я была для него молодой и красивой, чтобы он не видел во мне своего главного тренера, чтобы просто трахнул, как самую незнакомую девчонку в баре. Не задавая вопросов, не пытаясь вести себя благоразумно. Чтобы он просто забыл, кто я, и сделал то, что у него получается чуть ли не лучше всего—занялся со мной сексом. Мне это нужно. Мне нужно сделать что-то такое, что вытряхнет меня из этого кокона боли и отчаянья. Что-то непривычное, сумасшедшее, безумное.

Я прошу его сделать это со мной, понимая, что если это будет не он, то я все равно пойду к Аксенову и отдам ему свое тело, как всегда. Он не будет задавать вопросов, а просто сделает свое дело. Как обычно. С привычным восхищением в глазах. Но сегодня мне нужен Даня. Молодой, юный, непознанный. Мне нужно,чтобы его жажда жизни заполнила во мне пустоту от самого главного поражения . Как электрошок, который должен запустить сердце.

И Даня сдается. Он снимает с себя одежду и раздевает меня. В его глазах я не вижу немого обожания. Он делает то, что я прошу его, а мне уже все равно. Я никогда не представляла, какой Даня в постели, да и сейчас это тоже не совсем имеет значения. Поэтому, когда он гладит мое тело, а потом входит в меня, кажется, что я разрываюсь изнутри. Во мне смесь удовольствия, вины и отчаянья. И чтобы заглушить все, я просто отпускаю себя и кричу. Даня двигается внутри меня, впечатывая в кровать, убыстряется, словно действительно просто делает то, что обещал. Я не смотрю в его глаза, чтобы не видеть там презрение, чтобы так до конца и не понять, зачем он согласился. Потому что, если пойму, наверное, просто сгорю от стыда. Потому что скорее всего, он просто пожалел меня. А нет ничего хуже, чем жалость.

Я пьяна, и сейчас просто двигаюсь навстречу, ощущая его тело так близко, как никогда больше не смогу почувствовать. Когда я наконец достигаю оргазма, то обхватываю Даню ногами и вскрикиваю, стараясь сдержать дрожь. Словно дождавшись этого, он тоже достигает пика наслаждения и стонет мне в шею.

И все.

Я получила то, что, как мне казалось, хотела.

Но это не помогло.

Все стало только хуже. Потому что к пустоте внутри от возможного ухода Жени примешался страх, что с Даней у нас тоже все закончится. Нет, он останется работать, но друзьями, как раньше, нам уже не остаться. Что мне не стать для него той, кем я была до этого. А кем я, собственно, была?

Начальником?

Другом?

Ведьмой?

Кто я для него?

И только тогда наконец чувствую, на сколько я пьяна. Даня не уходит, он прячет меня у себя в объятьях и укрывает одеялом. Я же все еще не могу посмотреть ему в глаза. Мне тепло, но страшно. Обхватываю Даню ногами и прижимаюсь к нему всем телом,чтобы почувствовать, что я не одна. Но сон не идет. Несмотря на усталость, я не могу спать, но и говорить тоже не могу. Напряжение нарастает и пытается вырваться наружу. Но я молчу. Какая же я дура.

Даня гладит меня по волосам, осторожно зовет по имени и убедившись, что я очевидно сплю, встает. Он делает это аккуратно. Стараясь не разбудить, так и не понимая, что я все равно не сплю. Ведь признаться в этом сейчас, значит начать разговор.

Но я не готова.

Мысленно я прошу его не уходить, остаться на ночь и согреть меня среди этой безумной зимы. Но я продолжаю молчать.

Даня медленно одевается и не смотрит в мою сторону. Наверное, я просто ему противна. Я лежу с открытыми глазами. И если бы он обернулся, то увидел бы это. Но Даня не оборачивается. Он уходит, не оглядываясь, плотно прикрыв дверь, оставляя меня один на один со своими мыслями и этим нечеловеческим холодом внутри.

Мне больно.

Когда его шаги стихают в глубине коридора, я просто рыдаю, не в силах больше держать все в себе.