Я смеюсь и откусываю первую конфету:
—Ты прощен.
Даня нежно держит меня за руку и тоже кусает одну бусинку, прикасаясь губами к запястью. Я вырываюсь и прячу ладони в карманы:
—Это мои кофеты и мой браслет. Брысь.
И он уезжает подальше. Почему-то это украшение в тот момент казалось невесомым и правильным.
Дома поднимаюсь по лестнице, открываю дверь, понимая, что Диша еще гуляет и обещала быть поздно. Снимаю обувь и наконец переодеваюсь. Готовить ужин мне лень, поэтому просто заказываю суши. Но съесть их не успеваю. Я просто не могу понять, как эта чертова сумка оказывается под моими ногами. И с грохотом падаю, чувствуя, как нога пронзается резкой болью в районе щиколотки.
—Офигеть,—только и проносится в голове.—Если я поломаю ногу в собственной квартире перед отпуском, это явно заявка на звание неудачницы года.
Спустя минуту понимаю, что перелома нет, но есть сильный ушиб или растяжение. Прыгаю на кухню за чем-то холодным, прикладывая замороженные грибы к ноге. В конце концов так и остаюсь сидеть, вспоминая, что и эластичный бинт, и мазь от ушибов остались в Хрустальном.
—Вот дерьмо!—ругаюсь, но беру в руки телефон.
Я звоню Дане. Ведь он всегда знает, как спасти любого из самых сложным ситуаций. Тем более меня.
Он поднимает трубку не сразу и словно не хотя. На заднем фоне гремит музыка.
—Да. Слушаю.
Я молчу, борясь с желанием повесить трубку и самой ковылять до аптеки.
—Этери? Что случилось?—Даня кажется немного обеспокоенным.—Не молчи.
И тут я понимаю, что то последнее, что он видел, это как Аксенов садится ко мне в машину. И все. Я не знаю, с чего начать, но потом понимаю, что это же Даня и просто говорю ему:
—Я упала…
—Где ты?—я слышу, как он выходит из шумной комнаты и звуки становятся тише.—Куда мне ехать?
Я опираюсь головой о шкафчик и жалобно говорю, чтобы он понял, что я шучу:
—Я дома. С грибами вместо льда на ноге и абсолютно одна. Без бинтов и мазей.
Я пытаюсь и дальше шутить о несчастной доле ведьм, которые так потом и превращаются в бабу-ягу костяную ногу, как понимаю, что Даня не видит в этом ничего смешного.
—Я заеду в аптеку и скоро буду,—просто говорит он и кладет трубку.
Я сижу на полу и глупо улыбаюсь, представляя лицо его несостоявшейся новой знакомой.
Даня приезжает через полчаса с пакетом лекарств и открывает дверь своим ключом, который есть у него на всякий случай. Он влетает в кухню, где я все так же лежу по его совету на полу и жую медведей. Нога закинута на стул, потому так она почти не болит.
Даня оценивает масштаб трагедии и немного выдыхает.
—Ты пришел меня спасать?—шучу я.
—И лечить,—Даня садится рядом и отбирает у меня грибы.
Он аккуратно приподнимает штанину, оглядывая щиколотку и нежно снимает носок, проводя кончиками пальцев по ноге. Я чувствую неясную дрожь от его прикосновений. Мне даже почти небольно, пока он не снимает ногу со стула. Закусываю губу, стараясь не закричать. Его руки холодные, и я чувствую, как они немного трясутся, когда втирают мазь.
—Это растяжение,—констатирует Даня и потом плотно бинтует ногу.—Но завтра тебе надо показаться врачу на работе. На перелом, вроде, непохоже.
Я киваю, чувствуя, как боль немного отступает. Прежде чем успеваю опомниться, Даня подхватывает меня на руки и несет из кухни в спальню. Я прижимаюсь крепче и держусь за шею его, слыша, как стучит данино сердце. Это успокаивает меня даже без слов . Потом он аккуратно укладывает меня на кровать и прикрывает одеялом прямо до подбородка.
—Я испортила тебе вечер,—наконец виновато говорю я.
Даня улыбается и качает головой.
—Это неважно.
Он замечает суши и тянет их на кровать.
—Сейчас буду тебя кормить,—произносит Даня и дает мне первый рол.
И я ем, заставляя и его тоже пробовать эти новые ролы. Мне просто хорошо и спокойно. А Даня не останавливается, пока не скармливает мне все, что было в коробке, и уносит ее на кухню.
—Посиди со мной,—вдруг прошу я сквозь дрему.
—Конечно,—Даня устраивается рядом, стараясь не задеть больную ногу, и обнимает.
А я засыпаю. Поэтому не слышу, как приходит Диша, как Даня рассказывает ей все мои злоключения и как, наконец, сам уходит.
Ночью просыпаюсь одна и шевелю ногой. Она болит, но уже гораздо слабее. А потом снова проваливаюсь в сон.
Утром Даня приезжает за мной на тренировку. Он привозит с собой свежие круассаны на всех и любимый кофе. А потом завязывает шнурки на кроссовках и на руках выносит из квартиры прямо в машину. Я не сопротивляюсь, а просто утыкаюсь носом в его шею, чтобы никто не видел, как это меня смущает.
Даня едет осторожно, а я выбираю музыку. Украдкой подсматриваю на его лицо и понимаю, что он, конечно, не выспался. Пока дождался Дишу, пока приехал домой, а потом встал утром тоже очень рано, чтобы купить завтрак и забрать меня. Даня зевает, а я разглядываю его тайком сквозь приопущенные ресницы и наконец говорю:
—У тебя щетина смешная,—и прикасаюсь к его щеке кончиками пальцев.
Даня немного вздрагивает от неожиданности, а потом улыбается:
—Ну, все по закону жанра. У каждой красавицы должно быть свое чудовище.
И я улыбаюсь ему в ответ. Чудовище мое лохматое.
На работу Даня тоже вносит меня на руках прямо под пристальным взглядом Аксенова.
—Дорогу одноногим тренерам!—кричит он и идет в сторону кабинета врача.
Я пытаюсь сопротивляться, но Даня непреклонен. Он согласен допустить меня к работе только, если врач скажет, что все с большего хорошо.
У меня растяжение связок и новая повязка на ногу. Даня опять несет меня в сторону льда, понимая, что управлять всеми я могу и сидя. Так и проходит целый день. Даня носит меня на руках и кормит едой. Я –тренирую детей, стараясь не обращать внимания ни на чьи сочувственные взгляды.
Вечером Даня идет в мой кабинет и ждет, когда я закончу заполнять бумаги. Эдуард входит без стука и спрашивает, словно не замечая Даню, скоро ли я закончу,чтобы обсудит какие-то важные дела. Он чувствует, что вправе так себя вести, потому что я с ним сплю?
Я вижу, как Даня медленно встает с дивана, и направляется к двери, но я не хочу, чтобы он уходил:
—У меня болит нога,—просто говорю Эдуарду.— И я совсем без машины.—Если ты отвезешь меня после домой, можем поговорить по дороге.
—К 18 мне надо забрать сына на тренировку,—как можно спокойнее говорит Эд.
Я смотрю на часы. Сейчас 17.15.
—Значит, в другой раз. У меня еще отчеты на минут 15 остались.
Эдуарад хочет что-то сказать, но замолкает и прощаясь уходит.
—Я отвезу тебя домой,—просто говорит Даня.—Я никуда не спешу.
Он садится обратно на диван и закрывает глаза. Я дописываю бумаги и, ковыляя, дохожу до дивана, чтобы разбудить Даню. Он просыпается быстро и тут же бурчит:
—Зачем ты встаешь, тебе надо беречь ногу,—и подхватывает меня на руки.
Сегодня я просто не хочу спорить.
По дороге мы заезжаем в магазин за продуктами. Диша пишет, что в нашем доме можно умереть с голода. Даня уверенно несет меня в сторону супермаркета и только возмущается, что я раньше не сказала ему купить еды.
В магазине прошу поставить себя на землю, чтобы не вызывать лишних вопросов, но в глазах Дани чертята. Он хватает громадную тележку и под протестующие вопли сажает меня туда так, что нога лежит на бортике и почти не болит. Я закрываю лицо руками, чтобы никто не узнал, пока Даня со смехом разгоняется и катит меня по магазину. Я тоже смеюсь, понимая, что мы со стороны, очевидно, выглядим очень странно, но мне в кои-то веки хорошо .
Постепенно тележка заполняется продуктами, а я наконец получаю своих медведей и держусь за них крепко-крепко. На стоянке Даня выгружает меня в машину, как самый ценный груз, и увозит в сторону дома. Я жую мишек и чувствую себя…счастливой.
Уже у дома Даня первой заносит меня, а потом возвращается за продуктами. Диша помогает ему распаковываться и предлагает остаться, но я вижу, как Даня устал и отпускаю его. Засыпаю под сообщение о том, что завтра он снова заедет за мной и заберет на работу.