Мы летим в Дубаи рядом, а я стараюсь как можно меньше говорить с Даней. Его голос все еще действует на меня успокаивающе, но теперь в нем нет ни мягкости, ни нежности. Там холод и злость. У Дани есть право злиться на меня, поэтому я просто молчу, пока он не заказывает апельсиновый сок. А он просто ненавидит апельсиновый сок.
—Ты же его не любишь,—говорю я.
Даня смотрит на меня с насмешкой:
—У меня новая философия, — отвечает он.— Я больше не использую термины “люблю” и “не люблю” в отношении людей и вещей.
Я внутренне вздрагиваю и кусаю губы. В этой фразе я так и читаю “я больше никогда никому не скажу о любви. И тебя я тоже не люблю”.
Да и за что ему любить меня? Я ведь этого в принципе и хотела—чтобы он перестал любить меня. Почему же тогда сейчас от этого больно?
Мы селимся в номера рядом. И мне так хочется верить, что здесь нормальные стены, потому что когда я открываю балкон,чтобы видеть море, то слышу, что говорит маме Даня из своего номера при открытом балконе.
—Да, мам , все хорошо. И со мной, и со всеми остальными. Не переживай, со мной все будет нормально. Со мной всегда и все нормально.
Я отхожу дальше от окна, чтобы не слушать дальше, потому что просто не выдержу, если услышу что-то, что не станет в мою картину счастливого Дани, избавленного от меня.
Мы ходим на море, а Лера постоянно крутится рядом с Даней. А я даже не могу сказать, в его ли она типе, потому что те многочисленные девочки в баре на нее похожи, но кто по-настоящему ему нужен, я не знаю.
Диша помогает мне завести инстаграмм и я вывешиваю там сделанные фотографии, отмечая и Даню, и Дишу. Ведь именно так поступают друзья. А еще я долго думаю, как подписать эти фото и выбираю правду :“ Ужин в красивом месте с родными и близкими”. Потому что несмотря ни на что, Даня действительно близкий мне человек. Когда я отмечаю его на фото, то получаю первые лайки от него и Диши, но при этом Даня не улыбается. В нем появляется что-то отчаянное и странное, но он так и не говорит мне ни слова. Словно реальность и инстаграмм—действительно разные вещи. Потому что в интернете между нами все хорошо. В инстаграмме мы дружим, чего абсолютно нельзя сказать про жизнь.
Лера не отходит от Дани, а он не против, ведь что его теперь останавливает? В Новогоднюю ночь мы делаем фото, смотрим салют, а я притворяюсь, что мне ужасно весело и асболютно плевать на то, что Лера сидит на коленях у Дани и почти в открытую его целует. Я не могу на это смотреть, хотя прекрасно понимаю, что мы ничего друг друг не должны. Но это ведь не значит, что внутри не больно. Потому что внутри у меня ад, который хочет вырваться наружу. Я незаметно встаю и выхожу, стараясь не оглядываться на Леру и Даню на диване. Я не хочу думать, как он целует ее и касается ее кожи, как смотрит прямо в глаза.
Но эти мысли все равно здесь. Также как и Даня за стенкой. Спустя время я слышу, как они врываются в номер и смеются. Данин смех вызывает во мне тепло на уровне груди, но то, что рядом смеется Лера, меня убивает. Я сижу у балконной двери и не могу пошевелиться, как будто меня загипнотизировали, а тело абсолютно не слушается.
Но я слышу все. И то, как срипит кровать, и как безумно громко кричит Лера. Я закрываю глаза и вижу эту картину слишко ярко, словно она происходит прямо передо мной. А потом стоны становятся все громче и среди этих звуков на волне наслаждения данин голос кричит “Солнце”.
А потом наступает тишина. И я не могу понять,то ли там действительно все закончилось, то ли я просто оглохла. Негнущимися руками наконец закрываю балконную дверь, отрезая себя от всех звуков и в довесок затыкаю уши. Темнота и тишина охватывают меня еще крепче, и безумно хочется разрушить их резким звуком. Поэтому я встаю, бесшумно иду в ванную, чтобы не разбудить Дишу в соседней комнате, включаю воду, беру со стола пустой графин и кричу в него пока не срываю голос.
Утром я просто выхожу на балкон,чтобы подышать морем. Я стою в майке и с босыми ногами, подставляя лицо ветру. Слышу, как открывается соседняя дверь и мне хочется верить, что это не Даня. И это не он, а –Лера. Она стоит с довольной улыбкой на лице и в даниной майке на голое тело. В такой же майке, как и я, ведь вторую Даня так и не забрал со своей полки у меня дома.
—Доброе утро,—говорит девушка.
“Лера, какого хера”—проносится у меня в голове.
Я оценивающе оглядываю Леру с ног до головы и понимаю, что она моложе и счастливее, что, может, Даня наконец нашел ту, которая для него красивее, чем я.
И в моей голове снова просыпается голос Дани, который говорит:
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Эти слова стучат в висках,как удары молотка, причиняя резкую боль, а я просто пытаюсь вытолкнуть их из себя. Мы молчим слишком долго и я наконец произношу:
—Доброе утро, Лера.
Девушка кивает мне и что-то хочет сказать, но я уже скрываюсь в комнате, пока она не заметила, что мы стоим в одинаковых майках, и не сделала выводы. Моя майка все еще пахнет Даней, но теперь больше меня волнует другое: он назвал Леру солнцем и позволил остаться до утра. Кто же она для него тогда? Но ответа нет. Он навсегда остался за закрытыми балконными дверьми в комнате, где сейчас спит Даня…живой и настоящий.
А потом мы идем с Дишей на завтрак и я стараюсь делать вид, что все хорошо, что мы все еще друзья. Словно я хочу отмотать нашу память до того момента, как Даня признался в своих чувствах. До того момента, пока все было просто—я спала с Эдом, а Даня—с кучей новых девиц из бара. И никто из нас не прятался друг от друга.
-“Ну и как Лера в постели?”,— пишу привычную смс…как раньше.
Мы ведь ни раз говорили о таких моментах.
“Мы не обсуждаем личную жизнь друг друга.”—приходит ответ от Дани спустя время.
Очевидно,тогда он наконец справляется со своей разбитостью. Да, мы не обсуждаем личную жизнь друг друга, потому что слишком долго были этой самой личной жизнью. Даня приходит смурной и помятый. Я стараюсь не смотреть на него и просто пью коктейль, а потом утыкаюсь взглядом в спину—целую, без одной царапины спину. И почему-то улыбаюсь.
-Выпей. Это поможет,—наконец говорю Дане и даю ему таблетку от головы.
-А кто сказал, что мне нужна помощь? – зло отвечает он.
“Никто, я просто это вижу”—проносится у меня в голове, но я говорю совсем другое:
-Ты мешал вчера виски и пиво. Тебе необходима помощь. Мне плевать, что ты делаешь в свободное от работы время. Но только в том случае, если это не вредит твоему здоровью. Потому что я не собираюсь искать хореографа в середине сезона.
Очень удачно всегда можно прикрыться работой, чтобы не выдать себя. Потому что реально беспокоюсь о Дане сейчас, но только я хочу сказать ему об этом, как слышу:
—А за тебя его Аксёнов найдёт,—но таблетку Даня выпивает.— А теперь отойди, пожалуйста. Ты мне солнце загораживаешь.
И в этой фразе я чувствую нечто большее. Я загораживаю ему солнце, потому что позади меня стоит и смотрит на море Лера? Или я загораживаю ему солнце, потому что он видит во мне тьму, способную забрать свет? Я не знаю. Потому что в глазах Дани я больне не могу прочитать ничего, словно там действительно осталась одна тьма, которую я породила.
Но я молча отхожу и окунаюсь в море, давая волнам смыть все, что мешает двигаться дальше. Я больше не пытаюсь говорить с Даней о его новых пассиях, имена которых я так и не запоминаю. Диша утешает Леру, а я сижу по вечерам на балконе и смотрю на волны.
Когда Даня приходит в свой номер с очередной Джулией или Ванессой, я просто закрываю балконную дверь и включаю музыку, а потом читаю:
“…Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды…”
И эти слова отзываются во мне самым простым знанием: тьма никуда не уходит, если ты ее любишь. Но если ты и есть тьма, то всегда побеждаешь . Даже там, где очень хочешь проиграть.
