—Спи давай,—только и говорю, прижимаясь еще сильнее.

Эта чертова узкая кровать похожа на пытку. Больше всего я хочу оказаться дома на своем матрасе и не чувствовать все бугры под спиной. Но если выбирать между одинокой домашней кроватью и этой, но вместе с Даней, я, пожалуй, согласна и потерпеть. С такими мыслями я почти засыпаю, но Даня вдруг предлагает нам взять совместный отпуск, словно слышит мои мечты.

—Это невозможно. Но давай.—только и говорю ему, закидывая ногу прямо на Даню.

Я безумно хочу спать, а еще больше хочу, чтобы он просто обнял меня и тоже заснул.

Утром Даня, конечно же, похож на зомби и я не могу разбудить его ни нежностью, ни едой. Он такой смешной, когда борется со сном. Поэтому я целую его и глажу по волосам. С одной стороны я чувствую вину за то, что мешала ему спать, но с другой понимаю—Даня тоже счастлив, хоть и не подает виду.

—Вечером мы уезжаем в Москву. Вдвоем,—говорю я Дане и выхожу из комнаты, прихватив пару конфет из его шкафчика.

Если это не станет лучшим мотиватором для него, то, пожалуй, я ошиблась. Но Даня приходит на тренировку, зевает, украдкой заглядывает мне в глаза и улыбается. От его улыбки мне тоже хорошо.

Мы просто сбегаем из Новогорска, как дети. Я говорю Дише, что у нас есть парочка нерешенных вопросов и мы вернемся послезавтра рано утром. Диана не спрашивает больше ничего, ведь ей и так хорошо.

Даня ждет возле машины и открывает мне дверь. Мы смеемся.

—О чем ты сейчас мечтаешь?—ехидно спрашивает Даня, смотря мне в глаза.

Я улыбаюсь. Я могла бы рассказать, что сейчас хочу поцеловать его и стереть такую ехидную ухмылку с лица, но я только театрально поджимаю губы и говорю:

—Я хочу мороженое.

Даня удивленно смотрит на меня и сворачивает в сторону заправки.

—Какое мороженое?

Я задумываюсь и отвечаю:

—Шоколадный рожок.

Я не знаю, есть ли на этой забытой заправке шоколадный рожок, но Даня обреченно идет туда в магазин, оставляя меня в машине.

Через десять минут он возвращается и почему-то старается не смеяться. Я серьезно смотрю на него и протягиваю руки:

—Где мой рожок?

Даня отдает мне мороженое. Это рожок, да. Но на нем большими буквами написано “ванильный”.

—Я хочу шоколадный,—капризно спорю с Даней, испытывая его терпение.

—Ты внутрь посмотри,—невозмутимо отвечает он.

Я вижу, что мороженое открыто, и сверху в нем торчат дольки шоколада.

—Он уже шоколадный,—смеется Даня.—По крайней мере сверху.

Я начинаю тоже смеяться. Так и вижу, как Даня выискивает морженое, потом покупает шоколад и запихивает дольки туда под взглядом продавщиц.

—И что тебе сказали после твоих изысканий?

—Ничего,— Даня грызет свое фисташковое мороженное и смотрит на дорогу.—Я сразу предупредил, что у меня в машине ведьма, которая не терпит пререканий.

В этот момент я понимаю, что хочу уже фисташковое мороженное, а Даня без слов протягивает мне свое.

—Я же знаю, что у меня все всегда вкуснее,—ехидно улыбается он.

Я держу два рожка в своих руках и поочередно кусаю каждый. На светофоре протягиваю Дане откусить кусочек и стираю поцелуем шоколад с его губ.

Мы приезжаем к дому уже в темноте и поздно.

—А что мы будем делать?—спрашиваю у Дани.

И тут он невозмутимо произносит.

—Не знаю. Сейчас вот оставлю тебя под подъездом и поеду в бар.

При одном упоминании о баре я теряю контроль. Мне кажется, что все слова Эдуарда обрушиваются на меня, как лавина. Словно это какой-то якорь, который тянет из меня страхи и сомнения. И это на столько сильнее меня, что я не могу говорить.

Даня смотрит мне в глаза и понимает, что со мной что-то не то. Но он даже представить не может, почему.

—Я пошутил.

—Я знаю.

Конечно, черт возьми, я знаю, что это шутка. Глупая, ненужная шутка. Но я не могу объяснить ему, почему мне сейчас больно. Почему, когда он озвучивает самый страшный мой кошмар, я не могу дышать.

—Что происходит в твоей голове?—не выдерживает Даня.

Он уже сам не рад, что пошутил и готов крушить все подряд.

—Зачем я тебе?—наконец озвучиваю я.

Я же знаю, что ничего не могу ему дать: ни семью, ни ребенка…ничего. Одни проблемы. Зачем ему это все? Сейчас я стою под подъездом и просто готова уйти домой и проспать весь отпуск. Одна. А Даня пусть едет в свой чертов бар. Но он не хочет, а просто шепчет мне прямо в губы:

-Я не устану доказывать тебе, что люблю тебя.И ни на кого не променяю. И никому тебя не отдам. Никогда.

Даня поднимает меня на руки и просто кружит, прижимая к себе. И все это напряжение последних дней, все эти глупые слова прорываются непонятными слезами. Я не могу объяснить, почему сейчас плачу. Словно все, что мешало внутри, лопнуло, а я не могу больше сдержаться.

Даня целует меня и никуда не отпускает, а я обещаю говорить с ним о своих страхах. И поэтому наконец произношу:

—Не шути больше про бар. Мне страшно, что это когда-нибудь станет правдой. Что в один прекрасный день ты поймёшь, что я хуже самой плохой из твоих шлюх.

Для меня так странно произносить это вслух, но Даня не смеется. Дома он подводит меня к зеркалу и говорит, что я самая прекрасная женщина мира, а я начинаю ему верить.

Сегодня мне больше не хочется бояться. Мне нужно, чтобы Даня вытеснил этот страх нежностью и любовью. И он тоже это понимает.

На кровати Даня целует меня так, что я просто теряю рассудок.

—Этери…какая же ты красивая.

Я закрываю глаза, чувствуя данины пальцы у себя на коже. Он снимает с меня кофту, целует ключицы, проводит губами в ложбинке между грудей, расстегивая бюстгалтер второй рукой. Даня видел меня обнаженной, но теперь мне все кажется совсем другим и поэтому, когда он покусывает поочередно соски, я не могу молчать.

—Даня…—выгибаюсь под его губами и царапаю спину под майкой.

Он шипит, но не останавливается, спускается ниже, проводит языком по животу, а потом медленно стягивает брюки вместе с бельем. Я лежу перед ним обнаженная и беззащитная, понимая, как сильно хочу почувствовать его в себе. Но Даня не спешит. Он медленно раздвигает мне ноги и проникает языком внутрь, не давая отстраниться. Это так неожиданно приятно, что я дергаюсь, но не могу отодвинуться дальше. Даня держит меня крепко и поглаживает пальцами бедра. Я запускаю пальцы в его волосы и прижимаю к себе. Мое тело отвечает на его движения и открывается полностью.

—Даня…пожалуйста…—не выдерживаю, мечтая почувствовать его в себе.—Пожалуйста…

Он отстраняется и быстро избавляется от спортивных брюк, а потом переворачивает меня на бок и устраивается сзади, кусая за ухо.

—Расслабься и отпусти себя,—шепчет он своим хриплым голосом, сгибая мою ногу и становясь еще ближе.

Я помогаю ему, чувствуя, как Даня наконец проникает внутрь меня и прижимается на мгновение. Он стонет мне в ухо и обнимает, гладя кончиками пальцев живот и бедра.

—Этери…солнце ты невероятное,—в этих словах столько нежности, что я перехватываю его ладонь и прижимаю одну к груди, а вторую между ногами.

Даня все понимает и начинает двигаться во мне так нежно, что я плавлюсь под его руками. С каждым движением я чувствую, как наслаждение захватывает меня с головой и не могу больше молчать. К моим стонам примешиваются и данины, когда он понимает, что это все сильнее нас обоих. Даня не перестает покрывать поцелуями мою шею и плечи, а я зову его по имени, не веря, что это происходит с нами. Мне кажется, что я сейчас взорвусь и резко прижимаю данины руки к себе, а он выдыхает мне прямо в ухо:

—Этери…— и дрожит.

От его дрожи я чувствую, как сама начинаю дрожать и наконец взрываюсь таким наслаждением, которого, казалось , не чувствовала никогда в жизни.

Мы спим так близко, словно боимся отодвинуться дальше прикосновения руки. Но во сне меня мучают кошмары. Мне снится, что Даня уходит от меня на утро, а я остаюсь одна в пустой кровати. Наверное, я слишком этого боюсь и поэтому даже вижу во сне. Я просыпаюсь в каком-то поту и не могу понять, где реальность. Мне нужен Даня, чтобы развеять все эти страхи. Я оборачиваюсь и понимаю, что в кровати никого нет. Я не вижу его вещей и вообще никаких знаков, что он был тут. И тем более—остался. И я просто не могу поверить в то, что ошибалась.