Пытаясь осознать, что он сотворил, Тураншо спускался по лестнице, забыв про лифт. “Срочно в представительство, - рассчитывал он варианты. - Или сразу на вокзал?” На улице его ослепило солнце, и он не сразу поверил своим глазам, когда увидел у подъезда двух огромных телохранителей Эль Ассада. Они мрачно смотрели на него и, казалось, уже все знали. “Вот не везет так не везет, - в отчаянии подумал он. - А я надеялся, что он этих кретинов не взял”. Его подмывало кинуться прочь и как можно быстрее но, преодолев панику, Марк не спеша свернул за угол, насвистывая и прищелкивая пальцами.
На стоянке он долго пытался завести свою серебристую “Рено”. “Нет, сегодня не мой день”, - Марк в отчаянии хлопнул дверцей и оглянулся. Из-за угла показались две шкафообразные фигуры. Не раздумывая он бросился бежать в сторону вокзала. Это далеко, не меньше трех кварталов. Он мчался как заяц, надеясь, что эти массивные туши не смогут сравниться с ним в быстроте и выносливости. И оказался прав - перед входом в подземный переход он оглянулся и увидел, что погони больше нет.
Марк вышел на платформы, уже полностью придя в себя, и направился к поезду, когда два невысоких брюнета в черных кожаных куртках приставили к спине что-то твердое и предложили поехать с ними.
“Черт возьми, - лихорадочно соображал он, приближаясь к одиноко стоявшему у обочины джипу, - вот сейчас я подойду, меня затолкают внутрь, и все, песенка спета. Может, броситься бежать? Закричать, позвать милицию? Нет, на милицию надежды нет, а сделаю резкое движение - и все, пристрелят, запросто укокошат, в этой бандитской стране просто никто внимания не обратит. Что говорит на этот счет инструкция? Уходить от конфликтной ситуации. Значит, так - не обострять, не раздражать, во всем соглашаться. Как-нибудь выкручусь…”
В машине ему налепили на глаза повязку, обмотали руки и долго везли в неизвестном направлении. Когда вывели из машины, он услышал странный звук, и ему представилось, что это пыхтит огромный русский самовар - он видел такую сцену в мультфильме - затем он с трудом, спотыкаясь и падая, спускался по лестнице. Оказавшись, судя по неприятному сырому запаху, в подвале, он слегка воспрял, решив, что сейчас ему развяжут руки и откроют глаза, но похитители просто ушли наверх, заперев и бросив его в полной темноте, без возможности полноценного движения.
“Что делать? - думал француз. - Неужели это конец? Что же, они убьют своего? Ведь я же свой, и всегда им сочувствовал, и много сделал ради свободы и справедливости. А они поступят так неблагородно, и все из-за нелепой случайности, из-за какого-то истеричного наркомана, который решил поиграть в политику. Эль Ассад был случайной фигурой, такие как он только приносят неприятности… И вообще - кто сказал, что это я его убил? Ну да, чем они докажут? Они что, экспертизу провели? Нет, друзья, мы еще поборемся…”
Он подполз к торчащему из доски гвоздю и начал энергично перерывать изоленту на руках. Это удалось без особого труда, и Тураншо попенял себе, что не сделал этого раньше. Пошарив по полу, он нашел осколок стекла, немного поработал им и вскоре смог встать на ноги. Теперь надо было выбраться наружу.
Снаружи раздались шаги. Тураншо поднял с пола доску, встал у двери и замахнулся. Загрохотала щеколда, и в глаза ударил сноп света. Тураншо неловко ткнул своим оружием в пустоту, кто-то вырвал у него доску и грубо выругался. Тураншо обуял ужас, и он потерял сознание.
Он очнулся, когда спецназовец уже долго тряс его за плечи. Ничего не понимающего француза положили на носилки и повезли в больницу.
Следствию Марк Тураншо представил свою версию, как Эль Ассад заманил его под предлогом ознакомления с коллекцией антиквариата, а потом, угрожая оружием, требовал, чтобы он, гражданин свободной демократической страны, вступил в исламистскую террористическую организацию. Но, пользуясь тем, что араб находился в почти невменяемом состоянии, он, Марк Тураншо, вырвал пистолет у него из рук и, защищаясь, случайно нажал спусковой крючок. Что было дальше, он помнит смутно. Разве что как побежал прочь, чтобы сообщить о происшедшем в милицию, но телохранители эмира догнали его и увезли в незнакомое место. Там он пытался бежать, освободившись от пут, но не смог справиться с охранником, и его опять заперли в подвале.
Версия всех устроила. Один высокопоставленный военный лично пожал Тураншо руку и высказал мнение, что его необходимо представить к награде за проявленное мужество.
- Ну что, отпуск, как говорится, удался? - иронизировал Титов.
- Да уж, - только и нашелся ответить Ермолаев.
- Ну, а насчет Тураншо, так я тебе скажу - мутная личность, есть на него кое-что у нас …
- У меня тоже.
- Он тут банкет дает по случаю чудесного спасения, так не хочешь поприсутствовать?
“Кто ты, брат мусью, - думал Ермолаев, изучая непривлекательный облик заезжего искателя приключений. - глупая пешка или хитрый враг?”
- Конечно, и у нас есть недостатки, но у вас вообще нет никакой свободы, - вконец разошелся Тураншо. - Что вам ни скажет правительство, вы все готовы проглотить. И уж очень грязно во дворах и в подъездах. Честно скажу - мне здесь не нравится.
“Пойми этих иностранцев… То деликатничают, мед источают, а то режут, как им кажется, правду-матку и на личности переходят. А ведь это признак глубокого провинциального бескультурья, когда переходят на личности. Ну, критикуй убеждения - кто же запрещает - ну, не принимай вкусы, но говорить другому “сам дурак” и тыкать ногтями… Прежде всего сам себя унижаешь и выставляешь в глупом виде. Не надо путать честность и бесчувственность. Можно только обозлиться от такой ненужной честности, вот и все. И променяешь дружбу на чувство глубокого удовлетворения и довольства собой, в котором будешь пребывать лишь непродолжительное время”.
- Запад разочарован в России. Она так и не смогла стать на путь демократии, - заученно продолжал Тураншо.
- Это как? - поднял брови Ермолаев.
- То есть как… В смысле, что так и не стала демократической страной.
- Демократической?
- Ну да. В парламент не пропустили представителей демократических сил.
- В смысле, проамериканских?
- Да. То есть нет, - поправил себя Тураншо. - Почему обязательно проамериканских? Вообще, придерживающихся в своей программе западных стандартов.
- Но ведь жить по стандарту скучно, - возразил Ермолаев. - Где же тут свобода, о которой столько говорят?
- Если стандарты правильные, то и надо жить по ним. Потом, речь идет не о свободе как таковой. Что такое свобода? Это можно понимать по-разному. Речь идет прежде всего о демократии. Народ большинством выбирает правила, по которым надо жить. Собственно, их и выбирать не надо - за столетия демократических традиций на Западе они уже определены. Главное - порядок, а при нем человек чувствует себя защищенным и поэтому свободным, в рамках правил поведения, удобных для большинства.
- То есть свобода - это осознанная необходимость?
- Как?.. Да, пожалуй. Хорошее определение, - отметил Тураншо.
- А если появляется меньшинство со своим собственным взглядом на вещи, отличным от общепринятого?
- Пожалуйста - у них есть возможность высказаться. К их услугам телевидение и пресса.
- А если большинство решит, что их идеи разрушительны для существующего порядка и угрожают стабильности - тогда будут приняты меры?
- Маловероятно, что такое появится, но меры могут быть приняты - очень деликатные, конечно. Методы воздействия на всяческие отклонения уже давно отработаны. А вообще статистика показывает, что проблем почти нет. Наша экономика растет, и все большее количество стран выбирает правильный путь, то есть путь западной демократии. Так откуда же взяться недовольным? Разве что это будут люди с психическими отклонениями - так к их услугам медицина и фармацевтика.