Чудище обло, огромно, озорно, с тризевной и лаей,

из челюстей же своих кровь блюет

ядовиту и смольну.

В.К. Тредиаковский “Тилемахида”.

Любой тиран может заставить своих рабов

петь хвалебные гимны свободе.

М. Морено “Гасетт де Буэнос-Айрес”.

Пролог.

Глава первая. Пыльное солнце Каира.

Глава вторая. Жил-был человек кривой на мосту.

Глава третья. Лекарство против скорби.

Глава четвертая. Книга Черного Джентльмена.

Глава пятая. Страх стучится в дверь.

Глава шестая. В компании горных духов.

Глава седьмая. Париж, Париж - сон наяву.

Глава восьмая. Семринский душитель.

Глава девятая. Черный плащ.

Глава десятая. Стучись в любую дверь.

Глава одиннадцатая. Слово и сволочи.

Глава двенадцатая. В вороньем гнезде.

Глава тринадцатая. Тень Мастера.

Глава четырнадцатая. В аду.

Глава пятнадцатая. Сделать город пустыней.

Глава шестнадцатая. Награда нашла героя.

Глава семнадцатая. Кадавр Курбатова.

Глава восемнадцатая. Сквозь топи и болота.

Глава девятнадцатая. Смерть без лица.

Эпилог.

Пролог.

В голове и сердце Назаретова происходило беспокойное брожение. После смерти постылой супруги явилось ощущение новизны, которое удивило и устыдило. Мир покинула алкоголичка, находившаяся не в ладах со своей совестью и семейными обязанностями - а значит, у трагедий бывает две стороны. Может, вторая половина жизни будет радостнее, или?..

Конечно, нет.

Осталась дочь, молча презирающая его с каждым днем все больше и больше. Бездельница, любительница свободы и острых ощущений.

Назаретов не знал, как реагировать на появление незнакомых мужчин в ее комнате по утрам, и вскоре стал просто плевать на это дело с высокого дерева.

Развязка наступила однажды, когда они вдвоем молча ужинали на кухне. Могильная тишина вывела Назаретова из себя, он сказал несколько грубых фраз, и дочь наконец отреагировала.

- Господи, - прошептала она. - Как я вас всех ненавижу. Как меня мутит от ваших сытых рож. Только и знают, как жрать супчик, пускать слюни в свое пиво, утром на работу, вечером с работы, думать о будущем… Уроды.

Назаретов налился багровым и отвесил дочери звонкого леща.

Она не заплакала, интуитивно прикоснулась рукой к покрасневшей щеке и тут же отдернула.

- Уроды, - повторила она и медленно ушла к себе.

Утром она ушла и больше не возвращалась. Такого доселе не бывало, несмотря ни на что. Прошла неделя, другая.

Назаретов долго раздумывал, заявлять ли в милицию, а однажды, придя с работы, обнаружил на пороге пакет. Там лежала видеокассета и записка, нацарапанная кривыми печатными буквами.

На экране он не сразу узнал свою дочь, неправдоподобно постаревшую и растрепанную, явно в состоянии наркотического бреда, с которой скучно и жестоко развлекались трое небритых горцев. Он хмыкнул, удивившись скабрезным кадрам, и спокойно отправился на кухню пить пиво. Потом вернулся, внимательно посмотрел все до конца и обстоятельно изучил записку.

А на следующий день, ставший тупо-равнодушным от бессонной ночи, как на автомате вытащил из хранилища и понес через проходную тяжелый цилиндрический предмет. Вахтер недвижимо безмолвствовал за стеклом, а сумка, ловко зацепившись за турникет, напомнила Назаретову о его неверном шаге.

Прошел день, второй. Назаретов ждал ответа. Вечером он по привычке достал из холодильника пиво, примостился за кухонным столом, сделал большой глоток. Накатила страшная слабость. Он пошел в комнату, не дошел, упал. Через час в квартире возник неприметно одетый человек, втащил практически мертвого Назаретова на диван, вылил что-то из склянки и чиркнул спичкой…

Глава первая. Пыльное солнце Каира.

- А, Ермолаев, - шеф устало взглянул на молодого сотрудника. - Вечером летишь…

- В Париж?

- В Париж… Хм, “летишь-Париж”, - задумчиво повторил шеф. - Да нет, пока в Каир. Надо подсобить Романову, совсем запарился, бедняга. И, если получится, без египетских приключений. Кстати, - он взял со стола несколько картонных папок, - отнеси в отдел, пусть положат в “приостановленные”. Леденец хочешь? Мятный.

- Спасибо, я не курю…

Что на этот раз? У статуи фараона обменяться с резидентом контейнерами, или выстрелить смуглокожему эмиссару в широкую задницу из спецавторучки, или опять с утра до вечера перекладывать бумажки? Ермолаев вышел в коридор, выкрашенный по плечо вечнозеленым, и в голове его пробежали кадры из глупой “Полицейской академии”, где все было весело и беззаботно. А здесь, в этой конторе - сплошная рутина, и шеф со странностями, и тяжеленная пишущая машинка вместо компьютера. И постоянное ощущение собственной непригодности. Тяжелая штука - жизнь.

“Романов - трудолюбивый и исполнительный, старше меня на пяток лет. Ну и что же? А я - поэт своего дела. Каждый служит отечеству как может, и неизвестно, что важнее”, - убедительно констатировал он и попытался перехватить груз, уловив коварное движение в пачке.

Одно из “приостановленных” дел выскользнуло и, зашелестев бумагами, рассеялось по большому радиусу. “Стоп!” - запоздало приказал он папке, но картонная дура не послушалась.

“Трудно было скрепить, что ли? - заворчал Ермолаев, собирая листки. - Видело бы цивилизованное человечество, объятое страхом и трепетом перед нами, какой тут содом и гарем…”

“Семринск…” - промелькнуло на одной из страниц знакомое название. “Это какой Семринск? - удивился Ермолаев. - Уж не моя ли далекая родина, черт побери?” Устроившись на корточках, он стал торопливо читать.

Действительно, в деле говорилось о том самом богом забытом уральском городке: с закрытого предприятия исчез контейнер с металлическим порошком “уран-235”, расследование зашло в тупик, дата хищения не установлена, при пожаре в своем доме погиб ведущий сотрудник лаборатории по фамилии Назаретов. Количество похищенного вещества незначительное и, по заключению экспертов, недостаточное для применения в террористических целях. Вот и все.

Опасаясь, что его застанут за чтением секретных материалов, Ермолаев собрал бумаги и направился к лестнице. “Ну, а почему это оказалось у нас? - подумал он. - Вроде банальная уголовщина…” Он остановился, чтобы еще раз посмотреть дело, но сзади скрипнула дверная ручка. “Шеф идет”, - испугался он и ускорил шаги. Семринск - в прошлом, а теперь - в Африку.

Каирский аэропорт встретил влажной духотой и большим количеством полицейских в нечистых мешковатых штанах. Усатый пограничник пристально изучил документы и небрежно бросил их на стойку. Пробившись сквозь толпу надоедливых таксистов, Ермолаев подошел к двери. Он сразу заметил молодую египтянку с табличкой.

- Мас аль хаир, - поздоровался Ермолаев. - Я - Ермолаев.

- Здравствуйте, - ответила она по-русски, но с небольшим акцентом. - Я от Русского Культурного Центра. Меня зовут Ясмина Жауи.

На улице стояла относительная прохлада. В небе сиял горизонтальный месяц. Девушка сама села за руль и непринужденно начала разговор. Это приятно удивило, при том что выглядела египтянка архаично: длинная и узкая серая юбка, черный жакет из толстой ткани, на голове - темно-синий платок. Все же облегающая одежда не скрывала достоинства ее фигуры, весьма приятные для глаза.

Ермолаев прогнал посторонние мысли и начал спрашивать про мелькающие за окном дворцы и мечети. Пару раз инстинктивно уперся ногами в пол, когда “Фиат” совершил фантастические маневры в хаосе автомобильного потока. “Похоже на компьютерный симулятор гонок”, - отметил он про себя.

По пути Ясмина рассказала, что она - крымская татарка, сама родилась еще в СССР, а сейчас учится в Исламском Университете, одновременно работает в обществе египетско-российской дружбы.