События имели место,

герои созданы из прототипов.

– Ну все, – сказала жена. – Твою Анталью объявили. Иди, поднимайся на границу, а я поехала домой.

Я взглянул на часы, висящие над расписанием рейсов.

Они показывали двадцать минут шестого, регистрация началась в срок. До вылета оставалось черт знает сколько времени, можно было не спешить. Но жене, измученной ранним подъемом, не имело смысла оставаться тут лишних полчаса.

– Поезжай! – ответил я. – Пока!

И поцеловал ее – в нос, чтобы не размазать помаду.

Перед выходом из дома жена красилась долго, словно собиралась не в сонный утренний аэропорт, а на светскую вечеринку, каких в нашем огромном неуютном городе никогда не бывало.

– Не устраивай в квартире сквозняки, не бегай голышом при открытых балконах.

Расставаясь с женой, я всегда давал ей указания, словно девочке-младшекласснице, которая со всем согласится, но ничего не выполнит.

– Надену халат. Обещаю.

– И не сиди под кондиционером.

– Не буду. А ты не перекупывайся в море.

– Обещаю. Ешь как следует, не сиди без меня голодом.

– Обещаю.

– Не включай перед сном «Пуаро». Оно убаюкивает, а под телевизор спать вредно.

– Хорошо. Буду брать в постель четвертый том «Войны и мира», – жена была сама покладистость. – От этой нудятины сразу усну.

– И не порись в «скитлз» ночи напролет.

– А ты не забывай мазаться кремом, а то за первые два дня превратишься в головешку. Я тебе купила с самым большим фактором. Лучше всего – найди какую-нибудь тетку, которая тебя станет натирать каждое утро на пляже.

Жена говорила со смехом.

Она прекрасно знала, что мне не нужен никто, кроме нее. И это было так.

Я то и дело перехватывал чужие взгляды.

Топик, подобранный под цвет машины, имел тонкие лямки; бюстгальтер с ним не надевался. Грудь жены оставалась почти девичьей, хотя осенью ей предстоял юбилей, который было не принято отмечать. Плечи не успели загореть из-за дождей, тянущихся с начала лета, и сияли белизной. Недавно сделанная стрижка делала ее совсем молодой. Да и вообще жена была несказанно хороша.

Наш совместный стаж составлял пятнадцать лет, но моя любимая женщина оставалась единственной желанной.

Сейчас я смотрел на нее и не представлял, как проведу две недели на Средиземном берегу.

На самом деле я ни за что бы не полетел отдыхать один, но пришла эпоха двадцатилетних. Людям нашего возраста не осталось возможности согласовать отпуска, стоило радоваться возможности отдохнуть по-человечески хотя бы порознь.

– Я тебя люблю, – сказал я, ни капельки не греша против истины.

– И я тебя тоже люблю, – ответила жена.

Приникнув ко мне, она аккуратно, стараясь не испачкать мне рубашку, потерлась носом.

– Постараюсь без тебя ничего не разрушить.

– Постарайся.

Я кивнул без улыбки.

Перспектива была реальной. Я не сомневался, что за время моего отсутствия жена что-нибудь сломает, устроит дома бедлам, разобьет машину или потеряет какую-нибудь нужную вещь. В командировки мне приходилось ездить нередко и каждый раз меня встречал какой-нибудь сюрприз.

– Отдыхай как следует, – сказала она. – Ешь, пей, спи, купайся. И снова ешь и спи побольше, когда никто тебя не дергает каждую секунду. Ни о чем не волнуйся, все будет хорошо, возвращайся скорее, я буду по тебе скучать.

– Я уже по тебе скучаю.

Это тоже было правдой.

Минута, проведенная без жены, порой казалась вычеркнутой из жизни.

Вздохнув, я поцеловал ее душистую макушку.

– Не пей кофе сейчас в баре. Поспишь в самолете, прилетишь свежий, примешь душ, переоденешься, пообедаешь и пойдешь к морю, не потеряешь эти полдня.

– Хорошо, пить кофе не стану, сяду и буду спать.

У двери, ведущей в зону отправления, скопилась очередь.

Взяв жену за прохладные плечи, я нехотя отстранил ее от себя.

– Поезжай. Я тут буду стоять еще не знаю сколько.

– Сейчас поеду.

– Черт, надо было все-таки тебе меня послушать. Приехал бы сюда сам на «Ауди», оставил ее на стоянке, а ты бы сейчас спала…

– Еще чего. В кои-то веки ты улетаешь отдыхать без меня, и я тебя не провожу? Или ты не рад, что я тебя сюда привезла?

– Не говори глупостей. Конечно, рад. Просто от недосыпания портится цвет лица, а ты у меня – самая красивая на свете.

Жена благодарно молчала.

– А теперь поезжай, не томись понапрасну. Помахать тебе я все равно не смогу.

Я смотрел поверх ее рыжей головы.

За стеклянной стеной аэровокзала висела сетка серого дождя.

– Ты еще успеешь не до конца проснуться, дома ляжешь и уснешь. Проспишь до обеда, сегодня воскресенье, все уехали в сады, не будет ни собак, ни детей, ни рэпа. Ты взяла куртку?

– Взяла палантин. Не в «О’Кей» же собрались.

– И оставила в машине.

– Ну да. Бросила назад. Когда приехали, здесь дождя еще не было. Не хотелось тащить.

– Зато сейчас есть. А я за тобой не проследил. Детский сад, старшая группа…

Не говоря ни слова, жена одарила меня ласковым взглядом.

– Беги скорее, пока не припустил сильнее.

– Да, уже бегу. Сейчас поеду. Только заведу машину.

Брелок «Шер-Хана» качался на ее тонком пальце.

– Вот.

Жена нажала кнопку, через несколько секунд раздался тройной писк.

– Все, как ты велишь. Чтобы не ехать с места на холодном двигателе. Хотя сейчас он не успел остыть.

– Молодец.

– Доеду за три секунды и сразу лягу спать. Даже чай пить не стану, только сотру глаза.

– Не гони, как сумасшедшая.

– Не буду. На самом деле я еще сплю, с утра так и не проснулась.

Зеленая модель биплана «По-2», криво подвешенная у потолка в память о том, что местный аэропорт начинался с такого самолета, уже отчаялась куда-то лететь.

Но меня ждали иные места, высокие небеса и другая погода.

– Дорога мокрая, в зеркала ничего не видно. Как сядешь, сразу включи обогрев. У выезда на трассу стой, пока не откроется окно.

Я давал указания, прекрасно зная, что без меня она погонит, как бешеная, двумя руками держась за руль и не оглядываясь по сторонам.

– Буду стоять хоть целый час. И поеду по среднему ряду.

– И не забудь, за кафе «Отдых» поставили камеры. Там «восемьдесят», притормози заранее.

– Приторможу, приторможу.

Я опять обнял жену.

Плохо кормленная в детстве родителями, ростом она не вышла. Но черные туфли на шпильках слегка компенсировали нашу разницу.

– Ну ладно, все, поезжай.

– Поеду.

Она еще раз прижалась ко мне.

– Пока!

– Пока, – ответил я, еще раз ее отпуская.

Жена процокала к выходу, прекрасная даже в джинсах, надетых по утренней прохладе. Во всем холле не нашлось бы другой женщины, способной сравниться с нею.

Меня кто-то толкнул. Кругом все спешили, пора было двигаться и мне.

Посмотрев вслед жене, я взялся за ручку своего серого чемодана.

Он казался неподъемным.

Я вполголоса выругался: пограничный пункт находился на втором этаже, эскалаторов здесь не имелось, туда вела обычная лестница, причем довольно крутая.

«Боинг-737» авиакомпании «Татарстан» – белый, расцвеченный красной и зеленой полосами, бегущими с киля на фюзеляж – вероятно, был выпущен в тысяча семьсот тридцать седьмом году.

Слой свежей краски не мог скрыть бесчисленных неровностей обшивки, металл которой устал до изнеможения. Планер был измучен тряской турбулентности, ударами водяных струй и облачных клочьев, шквальной вибрацией на взлетах и толчками при посадке, к тому же разъеден антиобледенителем, протекшим во все стыки. Старомодно круглое сечение мотогондол, в которых виднелись вентиляторы новых двигателей «Пратт энд Уитни», говорило, что этот самолет лишь лет на десять моложе меня.