Итак, мы приступили к работе. Среди больных меня привлек какой-то парень, про которого шепотом говорили, что он уже не жилец. Замкнутый, в шапочке и с тощими руками, исколотыми шприцем. Он казался смутно знакомым. Может, когда-то учились вместе? Что ж, в любом случае, жаль его видеть таким. Ухаживая за ним, я старалась его развлечь как могла, но он оставался угрюмым. Когда я развлекала других подростков, он оставался безучастным.

У него была тёплая кожа, учащенное дыхание и знакомый страх уколов. А ещё знакомая манера иронично изгибать бровь, знакомый какой-то северный акцент и нелюбовь к лазанье. В конце практики я наконец вспомнила: это был Дилан!

Догадка повергла меня в глубочайший шок. Он всегда был бодрым, бойким и наглым, один из первых на физре, быстро бегал и бил тоже очень сильно. Так что то, что он заболел, было немыслимым, а его вид казался сюрреалистичным и совершенно ему не подходящим. Нет, этого не может быть. Это невозможно. Но это было так. В его медкарте указано: «Дилан Лангрейв». И это было его лицо, только исхудавшее и без этой наглой ухмылки. И я не знала, как на это реагировать. Он основательно испортил мне жизнь, но всё-таки он человек. Пусть и нехороший, но всё-таки. Жизнь его уже покарала, а я медсестра и не могу радоваться чужой болезни. Интересно, он узнал меня?

В последний день я всё-таки спросила, помнит ли он девочку, которую дразнил в школе.

— Я много кого дразнил, — сварливо ответил он, — Я че, каждого помнить должен? У меня итак память совсем никакая.

Вот так. Для меня он герой моих ночных кошмаров, а для него я одна из многих, без лица и имени.

Потом началась зимняя сессия, я ночи напролет проводила в колледжской и городской библиотеке и больше не могла так беззаботно гулять до рассвета. Я смотрела на пустынный пляж и мне становилось грустно. Каждый вечер смотрела перед тем, как вернуться домой.

В один из таких вечеров позади меня послышалось шуршание. Я резко обернулась. Дилан бежал по пляжу, его расстегнутый бежевый плащ развевался. Там не носили больничных пижам, так что нельзя было догадаться, что он сбежавший пациент.

— Дилан? Куда ты?

Я побежала за ним. Он сбросил кеды и босиком зашел в море. Вода едва заметно окрасилась в красный.

— У тебя кровь?

— Да просто мозоли натер.

Я встала рядом с ним. Мои туфли были рядом с его кроссовками, как и носки. Он задрал джинсы и зашел дальше, глядя вперед сощуренными и покрасневшими глазами.

— Я сбежал, — повернулся он ко мне, улыбнувшись.

Лучи заходящего солнца окрашивали его кожу и торчащие из-под шапки пряди волос в цвет граната.

— Почему?

— Не знаю, захотелось.

Он затрясся от смеха.

— Ты, наверное, думаешь: «что за дебил». Но я ведь и впрямь дебил. И останусь им даже на пороге смерти.

Я не нашлась с ответом.

— Я, блин, умираю. Я хочу кататься на торговых тележках, нырять в поисках жемчуга и дельфинов, жрать осьминогов и гонять на машине с открытой крышей, а не сидеть в больнице в окружении медсестер, которые тебе разве что еду не разжевывают.

— Давай это сделаем, — неожиданно для самой себя сказала я.

— Ныряем! — обрадовался Дилан, — Прямо в одежде. Избавь меня от необходимости созерцать твои телеса.

И мы нырнули. Проплыли под катамараном, едва не угодив под катер. Вынырнули и рассмеялись: кому приспичило покататься этой ночью? А потом обнаружили, что заплыли далеко за буйки и быстро поплыли обратно.

Болтаясь в воде, мы встречали рассвет. Поднимающееся из-за моря солнце слепило глаза и грело мокрые загорелые плечи. Это был первый день весны.

Нам стало холодно и мы вылезли из воды, мелко дрожа. Отряхнулись, отжали одежду и объявились в кафе моей семьи, прямо в помещение. Сидя возле кухни, из которой шло тепло, мы наблюдали, как к нам подошел отец и поставил по стакану горячего кленового сиропа и бутерброд с клубничным вареньем.

— Вкус, как в детстве, — мечтательно сказал Дилан.

— Этим славится наше кафе, — с гордостью сказала я, — Только оригинальные рецепты бабушек и классический стиль приготовления.

— Да нет, я просто ел здесь.

Мы прыснули. И я готова была забыть, что Дилан был моим врагом.

— Я пойду, — потянулся Дилан, взглянув на часы, — А то сейчас мисс Розен придет, а меня нет.

Он повернулся ко мне и вдруг тепло улыбнулся.

— Спасибо, эээ…

— Нора.

— Да. Нора. Честно, спасибо. Я давно так не веселился. Знаешь, твоё имя звучит как-то знакомо. Но это неважно.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб. И ушел, растаяв в лучах утреннего солнца.

На следующую ночь он снова сбежал. И я снова увидела его на берегу пляжа.

— Нора! — обрадованно закричал он и помахал рукой, подбегая ко мне, — Я целый день думал о тебе. По-моему, мы учились в одной школе.

У меня в груди ёкнуло. В какой-то степени я не хотела, чтобы он вспоминал.

— Я надеюсь, я не издевался над тобой, нет? — со смехом спросил он, нахлобучив на меня сомбреро, — Хей, пошли на мексиканскую вечеринку?

Он помахал двумя пригласительными билетами.

— Где ты их достал? — изумилась я.

— У знакомой, — подмигнул он, — Ну что, идёшь?

— Арриба! — закричала я.

И мы побежали в сторону доносящихся латиноамериканских ритмов, перед этим закупившись пончо. Сама вечеринка проходила на закрытом участке пляжа и была наполнена кем угодно, но не мексиканцами. Мы как раз успели к соревнованию с начосом и водой. Побеждает тот, кто быстрее съест всё и выпьет, но с привязанными к туловищу руками. Я тоже решила поучаствовать и победила, выиграв маракасы.

— Нифига ты обжора, — заходился Дилан, — Я аж зауважал тебя.

В голове тут же всплыли его слова 7 лет назад: «Нифига ты обжора, скоро совсем жирной станешь!». Нет-нет, не время думать об этом.

Потом началось караоке, и мы, объевшись такосом и начосом, быстро остыли.

— Скука, — сказал Дилан.

— Точняк, — подтвердила я.

— Валим?

— Куда?

— На крышу.

И мы свалили, забравшись на крышу одного из самых высоких зданий. Отсюда очень хорошо просматривался ночной город, наполненный шумом моторов, свистом ветра, криками чаек, шелестом деревьев и шумом далекого прибоя. И порт был виден. Какой-то теплоход отчалил и отплыл в сторону светлого горизонта, подсвечивая огнями.

— Как же мне хочется уплыть на нём, — сказал он, — Даже не ради того, чтобы уплыть куда-то. А ради самого процесса.

— Давай арендуем катер или моторную лодку.

Он нервно рассмеялся.

— Послушай, Нора. Для начала, где мы возьмем деньги? Ты студентка, я пациент. Кроме того… У меня морская болезнь. Тошнить начинает на корабле практически сразу.

Он вдруг заговорщически на меня посмотрел.

— Хотя… Знаешь, у моей бывшей одногруппницы отец владеет парусной яхтой, которую сдает в аренду. Можем попросить.

— А как же морская болезнь?

— У них есть таблетки.

— Так чего же мы ждём?!

Мы спустились вниз и пошли к порту. Он нашел одногруппницу, кормящую лебедей на пристани. Смуглая, кудрявая и в тельняшке. Простая. Мне она сразу понравилась. Как и её отец. Мы вчетвером подняли парус и погнали прямо в открытое море навстречу восходящему солнцу, сверкающей ряби воды и белым чайкам в небе. Волны качали нас, и Дилан уже позеленел, несмотря на принятые таблетки.

— Всё нормально. Оно того стоит, — сказав он, поймав мой встревоженный взгляд.

Мы мчали прочь от города, сверкающего огнями, прочь в морские просторы, присоединившись к веренице кораблей, стае рыб и плескающихся дельфинов. И я без конца фотографировала всё, что видела.

— Так, а теперь я хочу полететь на дельтаплане.

— Я не ослышалась? — скептически приподняла я бровь.

Дилану удалось отпроситься на выходной. Теперь мы стояли на пляже в окружении немного численных туристов.

— Не знаю, но если у тебя проблемы со слухом, то повторю: я хочу полететь на дельтаплане.

— Сдурел?

— Если ты не пойдёшь, то я пойду без тебя.