Заходящее солнце отражалось в его черных глазах. В этом оранжевом свете его кожа была почти что бронзовой. Волосы были зачесаны назад. Невыносимо красивый. И такой же недосягаемый, как этот закат.
Губы мои приоткрылись. Слова вылетали из меня быстрее, чем я успевала их подумать.
— Я люблю тебя…
Он странно на меня посмотрел. Оглядел меня с ног до головы. Теперь-то я знаю, что он смотрел на меня всё это время и видел другую. И когда он нежно трепал мои волосы, то трепал её косички. И когда он вытирал мои слёзы, он вытирал её слёзы.
— Забавно, потому что я тебя тоже.
Что же тут забавного, Фабрицио? Мне лично не смешно. Ни капельки.
— Нет, ты любишь не меня, а её. Её призрачный образ во мне.
— Что ты такое говоришь, Риз? Конечно я люблю тебя, и люблю давно.
— Я НЕ РИЗ!!! — истерически закричала я, — Хватит меня так называть! Я не твоя подруга, заменившая тебе маму! И никогда ей не буду!!! Я Вивьен, и я люблю тебя, я!!!
— Ты так на неё похожа, — прошептал он, — Невероятно похожа. Иногда мне кажется, будто ты и впрямь Риз. То же лицо, та же сгорающая на солнце кожа, та же манера смеяться и стиль в одежде. Даже любовь к животным. Она ведь тоже хотела стать ветеринаром.
— Моника говорила, что ты не любил её, потому что она была слишком взрослой для тебя. А мне кажется, что именно из-за этого ты её любил.
— Ты, когда была маленькой, когда-нибудь влюблялась в старшеклассника? Он тебе казался таким взрослым и недосягиемым. Призрачной мечтой. Миражом.
Значит, и Риз была миражом. Он любил не её, а тот образ, что себе придумал. Образ непостижимости и недостижимости. Любил, глядя ей вслед. А когда она умерла, то превратилась в квинтессенцию бесплотной и бесстрастной идеи.
— Когда она умерла, я думал, что время остановилась, и 15:30 19 июня 2015 года растянутся в вечность. И всю жизнь в моих ушах будет звучать голос, сообщающий: «Риз Уизерли утонула во время шторма. Её не успели спасти». И я искал её везде и во всём. В окружающих людях, в море, в дельфинах. Мне казалось, что я вижу её в толпе. А потомя увидел тебя. Когда я вытащил тебя из воды, я будто снова пережил это. Будто снова вижу её бездыханное тело. А когда ты закашлялась, я подумал, что судьба дала мне второй шанс.
— Значит, для тебя я была отголоском прошлого? Второй Ризой?
— Да. Только поэтому я с тобой и общался.
Слёзы градом закапали из моих глаз. В глубине души я знала правду и хотела её услышать из его уст. Но когда это случилось, я подумала, что лучше бы я и дальше обманывалась.
— Знаешь… А это больно. Ты даже не представляешь, как.
— Не больнее, чем держать на руках бездыханное тело своей возлюбленной.
— Она ведь была старше тебя, так? Где гарантия, что твоя любовь была бы взаимной, будь она жива? О, не смотри на меня так. Что, хорошо устроился? Вторая Риз-то тебя любит.
Я отвернулась и зашагала прочь. Мне хотелось, чтобы он схватил меня, обнял, и сказал, что я не Риз, и никогда ей не буду, да и не надо, потому что она в прошлом, а я живая девушка, из плоти и крови. Но этого не произошло. Он так и остался стоять позади. А может, ушел в другую сторону.
Я занавесила окно спальни шторами, старалась избегать его всеми способами. Особо изловчаться не приходилось, он мне не попадался. Зато попадалась Моника. Я встретила её на пляже вечером. Она заканчивала смену и уже собиралась уходить домой.
Я стояла на валунах, погрузив ноги в воду. Чайки держались на расстоянии от меня, оно и неудивительно. Удивительно то, что они вообще не улетели.
Может, я тоже чайка. Одинокая белая и бескрылая чайка. Я своя, они и не улетели. Я бескрылая, а значит, неправильная, потому они держатся на расстоянии.
— Чего грустишь? — спросила подошедшая Моника.
Тут-то чайки и встрепенулись. Улетели, гогоча и хлопая крыльями.
— Почему мне хочется здесь утопиться? — спросила я скорее себя, чем её и вообще кого-либо.
— Вы с Фабрицио поссорились, что ли? То-то он такой дурной ходит.
— Он видит во мне Риз. А утром мне приснилось, что я превратилась в неё. Неприятно, когда на тебя примеряют чужую личность.
— Ты и вправду на неё похожа.
— Ну и что? Это делает меня неживым осколком из прошлого? Я не вторая Риза, моё имя Вивьен. Может, я и похожа на неё, но ей я не стану никогда. Я не знала вас в детстве, я познакомилась с вами в начале лета. И люблю его я, я!!!
Я топнула ногой, подняв брызги.
— Я знаю, это ужасно, — сказала Моника, — Если бы Риз была жива, ей бы это не понравилось. Она тоже любила его, но как младшего брата или сына. Она желала ему счастья, но не в качестве её парня. Она вообще была влюблена в одноклассника. А тот был влюблен в неё. Только оба тупили. Это моя вина, что я не рассказала это брату. Скажи я ему, он бы погрустил, позлился на Рональда, но потом забыл бы её. А теперь… Эх.
— Так скажи ему сейчас. Нельзя жить прошлым. Она вам что, вишнёвый сад?
— Чего?..
— Да ничего… Короче, никогда не поздно ему сказать, что она его не любила. Иначе он всю жизнь так проживет.
Она кивнула и ушла. А я легла на песок, свернулась клубочком и заснула.
— Ну и чего разлеглась тут?
Рука меня толкнула. Я открыла глаза. Фабрицио. Это был первый раз, когда я не хотела его видеть.
— Моника мне сказала, что Риз любила другого. Она даже позвала самого Рональда.
— Да?
— Да… Мы поговорили с ним. Я многое понял. Понял, что он хороший человек и с ним она была бы счастлива. А ещё я понял, что прошлое нужно ценить, но не давать ему власть над собой.
— Наконец-то.
— Я подумал, что очень жестоко с тобой обошелся. Ты права, ты сильно похожа на Риз, но ты не она. Ты Вивьен.
— Обещаешь называть меня Вивьен, и никак иначе?
— Обещаю… Ты по-прежнему меня любишь?
— Да, — нехотя ответила я.
— Я думаю, что попробую полюбить тебя. Именно тебя, и не твою схожесть с Риз.
Я улыбнулась. Он тоже. Теперь его взгляд был уже другим. Он действительно смотрел на меня.
====== 10 секунд ======
Мы встретились в зимнем лесу. Мне это казалось сюрреалистичным: белый снег, окутавший деревья, и чернильное мёртвое небо. И он. Такой необычно живой, как будто вышедший из мая, с плащом из красного плюща. Я замерла, боясь вспугнуть очарование застывшего момента. Он играл на флейте, и мелодия обегала лес призрачными копытцами оленей, облетала на крыльях синиц и журавлей, растекалась весенними ручьями.
— Знаешь, сколько минут требуется, чтобы песня обогнула земной пояс? — спросил он тогда.
Я ответила, что не знаю. Он звонко рассмеялся и сказал: 10 секунд.
И я запомнила это число. Как нечто могущественное и в то же время невероятно хрупкое.
Это был мой единственный снег в жизни. Снег в холодной Аляске, первая и единственная поездка с матерью. А потом она ушла в другую семью. Та была тоже в Аляске, и я возненавидела снег. Она просила меня остаться с ней, но я предпочла вернуться к отцу.
Странная это была поездка. Из зимы в лето. Из царства белого и сверкающего — в цветочный город. Забавно, что отец оттаял сразу же, как только погрузился в это царство теплоты, а я так и осталась холодной. Настоящая снежная королева.
10 секунд — столько снежинка опускается на землю, столько цветок молодой сливы падает на пыльный асфальт. 10-ти секунд хватит, чтобы влюбиться и возненавидеть. А мне 10-ти секунд хватает, чтобы запахнуть пончо и отвернуться от назойливых лиц. А ещё — чтобы убежать от скрипки и запаха масляных красок, от лая собак и тепла кошачьей спинки, от хлопанья крыльев журавля и белой пены морской волны.
Я не росла на Маленьком Принце и Муми Троллях. В детстве мне мама рассказывала сказку про то, как сын солнца влюбился в дочь луны и позвал замуж. Он подарил ей туфли, сотканные из лучей солнца, и когда она их надела, то сразу же сгорела. И всё же она предпочла головешкой улететь к матери и вечно смотреть на землю с холодной высоты, чем хоть ещё раз прикоснуться к этой омерзительной теплоте. Мать считала солнце злом и поэтому шторы в её комнате были всегда занавешены. От света лампы на стену падали причудливые тени, и я развлекалась, придумывая им истории.