Вечность решил ей помочь. Он видел то же, что и я, даже намного больше. Если Лицедей смотрит сквозь время, то Вечность смотрит сквозь материю. И только он услышал тихий смех её покорного слуги. И только он разглядел правду среди её истерик, плача и ненависти. Заставил её выпалить правду, выплюнуть, как горькую пилюлю.

— Когда-то я тоже такое испытывал, — как-то шепнул он мне, — Когда потерял Травницу. Невыносимо больно было оживать, но было бы хуже, если бы я стал таким, как она. И ей будет хуже, если она не отпустит его.

— Что будет? — спросила я.

— Много чего, — пожал он плечами, — Но то, что это будет хуже смерти, это точно. Поверь, лучше не думать о таких вещах. Не смотри в бездну слишком пристально, иначе возникнет глупая идея найти её дно. И в поисках этого дна ты сама не заметишь, как свалишься вниз.

И больше мы к этой теме не возвращались.

На одной из ночных прогулок мы встретили того самого парня, с которым я когда-то жарила сосиски. Мальчики опять уплетали такос, а я под шумок ускользнула с таинственным незнакомцем.

— Как романтично, прям не могу, — фыркнул он, — Че тут делаешь в таком виде?

— Из психушки сбежала, а что? — невинно спросила я, — Кстати, я так и не узнала твоё имя.

— Дилан, — ответил он, — Я Дилан.

— Зои, — кивнула я, — «Тарантул» ты написал?

— Очень смешно, — фыркнул он, — Понимаю, почему ты загремела в психбольницу. Я бы тебя в палате с мягкими стенами запер.

— Злой ты, — обиделась я, — Навестишь хоть?

Я написала ему адрес на бумажке. И телефон больницы. И упросила его принести подарки. А потом прибежали мальчики и заставили меня познакомить с ним. Дилан свалил при первом удобном случае, напоследок выдавив из себя мило-угрожающую улыбку.

Грег гулял среди старых исписанных стен и казался таким… подходящим, что ли. Весь светился в лучах заката, темнел на фоне белого снега.

— Смотри, — сказал он и протянул мне песочные часы.

Песок падал вверх. Именно так.

— Антиподы, — засмеялась я.

— Похоже на то, — сказал он, — Тут даже новые часы покрываются пылью. И электроника выключается.

— Может, это просто ты гасишь неоновые огни?

Он в удивлении посмотрелся на меня.

— Может, это Дом Восходящего Солнца, — задумчиво протянул он, — А может, это я Восходящее Солнце. А ты как думаешь?

— Я ничего не думаю… Я просто ощущаю.

Он с размаху швырнул разбитые часы об стену. Песок разлетелся вокруг нас. Как буран или песчаная буря.

—  Как будто мы феньки, — сказал он, — Очень… странно.

— Кто тебе подарил эти бусины?

— Та, которой больше нет… Пожалуйста, не заставляй меня вспоминать об этом. Я просто хочу ходить по замерзшим листьям и хрустеть ими.

— Ты приходишь сюда, когда тебе грустно?

— И после очередного выкрутаса Эрика.

— Что он опять натворил?

— Помог сбежать очередному буйному. Тот чуть не убил санитара.

— Где он?

— На чердаке. Прячется.

Я побежала за этим бедолагой. Старалась не попадаться на глаза санитарам. На лестнице столкнулась с Ромео.

— Убегаю от Зака, — пояснил он.

— Кто такой Зак?

— Очкарик. Че, запомнить никак не можешь? И ты туда же? Ладно, не суть. С утра выслушиваю его стенания из-за температуры. Ещё и моду от других взял сморкаться каждую секунду и вонять ингалятором. Бесит.

Свой монолог он завершил изящным шмыганьем покрасневшего носа.

— А что там за история с санитаром?

— Оу, там такая шумиха была. Хорошо, что хоть всё обошлось. Не хватало ещё одного разбирательства, мне истории с Нелли хватило. Ты иди, поговори с Эриком, объясни, что так дела не делаются. Он ведь даже не из сострадания помог.

Мы разбежались. Я подошла к двери. Закрыто. попыталась взломать замок, после десяти минут непрерывных ругательств у меня всё-таки удалось. В тёмном углу, за дюнами пепла и горой игрушек сидел, свернувшись в клубочек, Эрик. Сейчас он был не страшен. Скорее, подавлен и невероятно уязвим.

— Что ты сделал? — осторожно спросила я.

— Ждёшь смятения с моей стороны? — поднял голову Эрик, — Зря. Я не знаю, что это такое.

— У тебя хоть иногда срабатывают тормоза?

— У меня их нет.

Он встал и подошел к окну. Птицы нахохлились, заслоняя птенцов.

— Мне кажется, будто это происходит не со мной, — тихо сказал он, — Как будто я смотрю фильм или играю в игру. Всё происходящее кажется неважным или малозначительным. Как будто декорации. Как будто, как бы плохо не было, это всё не коснётся меня. Даже если меня начнут убивать, это не коснётся меня. Парадоксально, но это так.

— Если ты играешь в игру, то нажми кнопку «отмена».

Он нахмурился.

— Что, не можешь? — усмехнулась я, — А потому что нет никакой кнопки. Это всё реально. Твои действия отражаются на живых людях. Мы все вокруг так же реальны, как и ты. И если я тебя сейчас ударю, это будет настоящий удар. И потом ты будешь ходить с настоящим синяком.

— Что ты вообще понимаешь? — тихо спросил он, — Дура. Неужели до сих пор не заметила, что я такой же, как Хамелеон?

Мы встретились взглядами. О да, знакомые глаза. Пустые, как будто кукольные. Её.

====== Коричневая буря ======

— Нет, вы не похожи, — твёрдо ответила я, — Потому что ты Оборотень. А она такая и есть.

— Да что ты прицепилась ко мне, как Мать Тереза? — накинулся он на меня.

Швырнул об стену. Моё дыхание перехватило, в глазах на мгновение потемнело.

— Что, думаешь, изменишь меня? — надвигался Лицедей на меня, — Катись ты со своей любовью в Пропасть!

Я испуганно смотрела на то, как он приблизился ко мне, больно сжал мои плечи, впившись в них длинными, давно не стриженными ногтями. Наши лица сблизились. Мой горбатый из-за перелома нос терся об его широкий. Я не отводила взгляд. Я смотрела ему прямо в глаза, хоть и знала, что волки это не любят.

— Знаешь, чем я страшнее Хамелеон? Для неё это более, чем реально. Для неё это не игра. Это нечто большее, чем вражда. Это убогая, тянущаяся к великой. А мы оба величавы, оба вожаки и первооткрыватели. Но для меня это не по-настоящему. Она тебя убивает — и чувствует всю твою боль, весь твой страх, осознает, что это более, чем реально. Тебя убиваю я — и не воспринимаю твои чувства как нечто стоящее моего внимания. Понимаешь? Для меня ты не более, чем наваждение!

Я двинула коленом ему под дых. Он согнулся в три погибели и закашлялся. Поднес руки ко рту. Отнял. Крови на пальцах капельками стекает на пол. Я с ужасом заметила, что она начинает темнеть. Если внимательно приглядеться, то от неё идет пар. А если прислушаться, то она едва слышно шипит.

— Видишь? — хохочет он, — Что, боишься? Да, давай, покажи зверю страх! Дай мне причину растерзать тебя!

Он вытащил вилку. Его лицо было измазано кровью, глаза остекленели и как будто смотрели сквозь меня. Как на экран телевизора. Я хотела попятиться, но сзади была стена. Хотела отбежать в сторону, но он схватил меня за руку и воткнул в неё вилку. Принялся расширять рану.

— Больно? — прошептал он.

Нельзя. Нельза показывать ему свою боль.

— Лицедей, — позвала я.

На мгновение его взгляд прояснился, но лишь на мгновение. Он вынул вилку. Моя кровь была такая же, как у него.

— Что… — ошеломленно спросила я.

Впрочем, не смогла закончить вопрос. Ком встал поперек горла. Я могла лишь загипнотизированно смотреть на тонкую струйку крови. В ушах зашумело. Ноги подкосились. Очень, очень плохой знак.

— Сейчас вылетит птичка, — загоготал он.

Падаю. Он нависает надо мной и заносит вилку.

ПЛОХО

ПЛОХО

ПЛОХО

Я лежу на полу. Тот же чердак. Справа от меня пепел перепачкан кровью. Рука заботливо перевязана. Грег вытирает моё лицо салфеткой. Лицедей лежит на полу и хнычет.

— Что происходит? — хрипло спросила я.

— Ты довела, — кивнул Грег в сторону Лицедея, — И на меня накинулась. Посмотри. Я похож на тигра.

Он продемонстрировал царапины на руках.