На пляже в Солнечном Лелику торжественно доверили нести мои сандали. Он остановился надеть свои, и мои забыл. Хватились лишь минут через десять. Пришлось возвращаться. В итоге мы прошли мимо нудистского пляжа три раза, и Тельма с Луизой еще долго обсуждали х-и.

Религиозный мужчина без явных признаков душевного расстройства, болезни или преклонного возраста – всегда подозрителен. Кажется, он за этим что-то скрывает, что-нибудь нехорошее. Особенно подозрителен в церкви мужик с бородой (если, конечно, это не священнослужитель, и борода – необходимый атрибут). И если он при этом еще совершает показательно-религиозные действия: крестится, кланяется и вообще мельтешит… Ну, думаешь, ты или вор, или того хуже.

Все более-менее странные люди рано или поздно окажутся в церкви, понемногу вытесняя оттуда «нормальных». Но в духовенство таких не берут.

Человек за время жизни встречает множество людей, многих по многу раз. И он их как правило забывает, и при новой встрече не узнает. А случайно кого-то узнав, удивляется сам себе.

В церкви чувство бренности всего земного должно еще усиливаться. И от вида вот этого человека в шлепках, трениках и с татуировкой на плече. От вида любого человека, пришедшего сюда с любой целью, и от безлюдья. Оттого как человек несовершенен, и от тщеты его усилий. И в каждого как будто немного вляпываешься, будто это и у тебя шлепки, и татуировка.

Церковь – не чтобы глазеть вокруг, а заглянуть в себя.

За обедом Ольга дала мне посмотреть китайскую траву, китаец батюшке подарил: что за трава?

Я всматривался в траву. Саша Говоров говорит: у меня в хоре кореец пел, он меня некоторым иероглифам научил. Смотрит на траву: во всяком случае, иероглифы корейские, и Саша даже нашел иероглиф, что Корея северная.

А в заваренном виде попробовать дали Юре. Юра сказал: это зеленый чай. А листья на чай ну совсем не похожи, хотя и у китайцев они всегда такие видоизмененные.

Заходит батюшка: да нет, это для салата.

Две бабушки встретились, одна другой: милость ты моя… Другая: два месяца не была, еле пришла.

Две овчарки: одна тащит в пасти здоровую ветку березы, другая грызет банку из-под джина.

Среди мокрой скошенной травы деловито расхаживают две вороны.

Две девушки с негром прогуливаются в окрестностях церкви: одна покрупнее, другая помельче, одна в совершенстве говорит по-английски, другая все время молчит.

Неужели из такой вот пушинки вырастет кустик, а то и деревце?

На елках семена в шишках, а у тополей пушок (и у одуванчиков). Они относятся к пушковым, размножаются пушком (а елки – шишком).

Лопушки и кашка. Вышло солнышко, и вот я пытаюсь ему улыбнуться.

Раньше я писал в тетрадках. Теперь я пишу на листках. Может быть, со временем я буду писать на стенах: мелом, углем, кирпичом.

Иногда все люди кого-то напоминают, кого давно не видел и плохо помнишь.

Как траву подстригли, тут воронам раздолье.

Иногда сухие старушки бывают похожи на девушек. И на девушек глядя, подумаешь: вдруг, присмотришься, это старушка.

Нужна тоска – чтобы не умереть. А смерть нужна – чтобы не тосковать.

Безумная Фекла ощупывает свечи на подлинность.

Знакомый старик с морщинистой кожей и причудливо выгнутой лакированной палкой.

Низкое осеннее солнце. От солнца томление, и все кажется бренным.

Нужно заново себя отыскать, нужно ощутить свой возраст.

Думал, грустно от осеннего солнца, но вот оно скрылось, а веселее не стало.

До чего нереальна смерть. Умерли многие люди, кого я хорошо знал. И все же их смерть не реальна. Только и остается воображать их себе живыми.

Сколькие к этому возрасту уже умерли, и ничего не записывали, а что, если записывание возможно и там? Как со мной бывало, как будто читаешь во сне.

Человек в красной куртке хотел освятить крестик. Его сориентировали на отпевание, а он боится покойников.

На подоконнике мне встретился странный жук. Я его переворачиваю на живот, а он тут же переворачивается обратно на спину и сучит лапками.

Семеновна показала фотографии, где она девочка, и говорит: мужа убили в молодости, зарезали. Он в тюрьме сидел, но я всю жизнь его любила, и он перед смертью меня вспомнил.

Вспахали клочок земли, наверное, посадят кусты.

Семеновна ездила к старцу молиться за сына, чтобы не пошел по стопам отца.

Алена объяснила про ектенью: это читается вовсеуслышанье.

В стороне кладбища туман, как в «Вампире» Дрейера, и между елок лысый мужик делает движенья «ушу».

Мокрая трава под осенним солнцем. Трава подрагивает и поблескивает.

Семеновна целуется на прощанье: ты такой горяченький.

Отец Сергий столько масла помазал, что стекает на брови. Бабушка всю службу знает, дублирует тихим шепотом каждое слово.

Из дворца студенты кидали камни в машины. Приходила милиция, смотрела запись с камер видеонаблюдения. Видны лишь летящие камни: хитрые студенты.

Семеновну ударило по затылку откидной крышкой. Приходит с обеда, подставляет мне голову: понюхай, водкой не пахнет? Прикладывала водочный компресс и целителя Пантелеймона с мощами.

Может, и были всходы, но их задушили.

– Сколько прошел за день? – подсмеиваются бабушки.

Чирикает невидимая птичка.

Папа с больным мальчиком. Папа присел у святой воды. Мальчик с зажженной свечкой то подойдет к канону, то отойдет от него.

Теперь они уже в окошке, где щебетала птичка. Мальчик, как в церкви, ходит теперь кругами вокруг лужи, разрывает травинку и бросает в нее.

Вдруг солнце блеснуло на алтарь. На юге солнце садится быстро, а у нас медленно, под острым углом к земле, и оттого много сумерек.

Женщина прижималась к иконе, я подошел, попятилась будто в испуге.

За обедом Володя с дьяконом говорили про вертолеты, а от них перешли на ворон, и с тем же азартом обсуждали их манеру вить гнезда, дразнить собак.

Пророк принес в клюве новое слово пагинсон. Я спросил, что это? Он объяснил, но все равно было непонятно. Я дремал от звука его голоса. А как пишется? Па-гин-сон! но можно и по-гин-сон! Дальше он пошел уже к бабушкам: клепать им про «пагинсона».

Елка почти не раскачивается. Небо выше. Лужи дрожат чуть заметной дрожью.

Бабушка смешно крестится: накладывает крестик совсем маленький, величиной с нательный.

Вчера заходили Лелик с Мариной. Лелик спросил: Дима, скажи, ты рад своим сыном? А когда я пожаловался на хандру, Марина посоветовала пить чай лежа.

Стемнело, и ветра не видно, пошла служба, и ветра не слышно.