— Теперь без глупостей, — предупредила она. — Я знаю, что должно произойти. Малейший сбой — и ты труп. Заодно и твой дружок.

Сервер утробно загудел, но вскоре гул сменился вибрацией: даже пальцы дрожали. Микросервер попискивал, загружая все новый и новый дистрибутив, а иногда звенел, извещая, что наткнулся на поврежденный сектор. Сек, который сидел, поджав ноги, на полу, корректировал программу, и звон стихал. Казалось, его ничего не беспокоило — ни пистолеты, нацеленные на него, ни вся ситуация, в которую они попали — надо сказать, почти безвыходная, — ничего вообще, кроме сервера и операционной системы.

— Где еще один? — спросила Пепперминт, повернувшись к Мортимусу. — Тут только трое, должно быть четверо. Где этот трусливый болван, который боялся людоедов?

— Упал в шахту, — ответил Мортимус.

— Какая жалость. Ладно, обойдемся тремя. Хотя лучше бы четверо… База данных цела? — резко спросила она, обращаясь к Секу. Тот не ответил, и Семерка толкнул его ботинком.

— Не знаю, — глухо ответил Сек. — Здесь все перемешано. Компьютер почти готов к работе, мне осталось только…

Пеппи широко улыбнулась.

— Хватит. Забери его от машины, Семерка. Фогелер, пойдешь со мной. Надо проверить контакт.

Она быстрым шагом вышла из серверной. Марилу, оглянувшись напоследок, последовала за ней. Семерка оттащил Сека в сторону и снова навел на него пистолет. Омерзительное существо.

— Ты что, до смерти будешь ему мстить за тот выстрел? — сказал Мортимус громко. — Тупая, безмозглая обезьяна. Мозги в рекурсии.

— Заткнись, — отозвался один из техников. — Он тебя пристрелит, а отвечать будем мы.

Семерка медленно развернулся и подошел к Мортимусу вплотную. Дуло его пистолета казалось непропорционально огромным, ткнулось прямо в лицо.

— Что ты сказал, крыса? — спросил он негромко.

— Что ты тупая, безмозглая обезьяна, и у тебя мозги в рекурсии, — повторил Мортимус. Тавтология и оксюморон, ну и плевать. Только бы все случилось именно сейчас. Только бы правильный момент… Звуковая команда должна сработать.

Семерка замахнулся, и в этот момент из зала послышался вопль. Мортимус вскочил, будто его подбросило, выбил у громилы пистолет, перемахнул через ограду и побежал к лифтам. Крики не стихали.

Программа вошла в рекурсию.

Он прыгнул в шахту, ухватился за трос и заскользил вниз. Сверху кто-то стрелял, выстрелы мелодично пели ему вслед, мигая оранжевыми вспышками, но вскоре стихли. Поливинил противно вонял, нагреваясь, стираясь о трос, обжигая ладони. Потом Мортимус сжал зубы, стараясь перетерпеть боль. Еще немного. Еще чуть-чуть.

Он притормозил, подлетая к этажу, на котором экспедиция останавливалась до этого, оттолкнулся от стенки шахты и выпрыгнул наружу, покатившись по полу. Потом отполз в сторону. Руки немилосердно горели. Ноги тоже. Любое прикосновение обжигало. Ничего, пройдет.

Мортимус лег на спину и тихо засмеялся. Получилось. Все-таки получилось. Он закрыл глаза. Надо было немного отдохнуть и прикинуть, что и как. Вряд ли люди отправятся за ним в погоню — слишком уж их мало, — но ничего нельзя исключать. Отверткой придется пожертвовать. Жаль, конечно. И…

Мортимус перевернулся на бок и задумчиво провел пальцем по пыльному полу, рисуя линию. Реальность не менялась — ощутимо по крайней мере, а значит… Значит, ему не нужен далек для того, чтобы вернуть все как было. Объективно не нужен.

Он добавил еще одну линию, потом еще. Пальцы действовали сами по себе, с ладоней капала кровь, раскрашивая рисунок кирпично-красным. Вероятности сплетались в тугую, упругую паутину. Достаточно взять в руки нить, чтобы узнать. И немного посчитать. Ничего сложного. Элементарный школьный четырехмерный теорвер.

Рисунок в пыли становился все сложнее и ярче. Секунды превращались в минуты, а те неспешно и неостановимо текли дальше. Если оставить все как есть, вернуться в ТАРДИС и отправиться в Германию тридцать восьмого одному, вероятность успеха составит восемьдесят один процент. Великолепный результат, двадцать процентов неудачи — нормальный, осознанный риск. Мортимус облизнул палец. Ладони постепенно заживали и теперь неприятно чесались — пополам с болью. Если вернуться и забрать Сека, вероятность успеха составит восемьдесят два и четыре сотых.

Мортимус снова лег на спину и закрыл глаза. Внешний мир перестал существовать, он затаился где-то рядом, не напоминая о себе ни малейшим звуком, словно кошка, следящая за птицей. Сердца стучали все медленнее. Было очень трудно решить, что выбрать. Почти невозможно. Разница между вариантами — по сути, статистическая погрешность. Ерунда.

Но из таких мелочей и строится будущее. Из невозможно малых величин, из случая, основанного, правда, на тонких и далеко идущих расчетах… Но не всегда.

А еще не хотелось думать, что потом станется с Секом там, на пятисотом этаже. Может быть, его даже оставят в живых, но…

Мортимус поморщился. Мысль докучала утренней мухой, из тех, которые так и норовят сесть на нос и пощекотать его лапками, не давала расслабиться и обо всем забыть.

— Ладно, ладно, ладно! — сказал он вслух и сел, морщась от боли. Ладони стерлись до мяса, но можно впасть в транс и зарастить их, понадобится от силы полчаса.

Рисунок, вернее, портрет, смотрел на него темными провалами глаз. А Мортимус-то надеялся, что сумел все забыть, вытеснить из памяти, в которой и так едва хватало места для всего, что он пережил. Стыд и раздражение плеснули горячей волной в лицо.

— Ладно, Тэмсин, — сказал он, обращаясь к портрету. — Хватит. Его я спасу, так и быть.

И стер рисунок рукавом.

Все равно вероятности говорили в пользу Сека. Грех не воспользоваться.

Когда раны полностью зажили, а свет почти погас, перейдя в ночной режим, Мортимус распотрошил один из терминалов, зажал в зубах фонарик и начал собирать что-то вроде звукового копья. На импульсное не хватило бы времени, а ему только и нужно прорезать проход на лестницу. Он сам же заварил его в прошлый раз, но не подниматься же пятьдесят этажей по тросу? Бессмысленно. Когда копье, хоть и откровенно, на его взгляд, кустарное, было готово, Мортимус собрал из остатков деталей простой часовой механизм. Его неотрывно преследовала одна мысль — о ружье, которое обязательно должно выстрелить, если речь идет о хорошей, годной пьесе.

Лестницу не патрулировали ни Патриоты, ни кто либо еще. Мортимус не стал зажигать фонарик и, стараясь ступать неслышно, отправился наверх в полной темноте. Изношенный металл ступеней постанывал под ногами. Этажи сменялись этажами.

Может, не стоит туда идти? Может, вернуться?

Но Мортимус шел, не останавливаясь, пока лестница не закончилась. Потом сел на ступеньки, достал из кармана давно забытую пачку сигарет и вытащил одну. Раньше ему это очень нравилось, а сейчас? Нет, пожалуй, не хотелось. Он бросил сигарету вниз. Она будет долго лететь, а может, упадет на площадку и так и останется там лежать на веки вечные. Пока не превратится в пыль.

Впрочем, некогда было думать о ерунде. Он зажег фонарик и рассмеялся. Здесь тоже была дверь, как и на четыреста тридцать третьем, и рядом был выбит потускневший от времени номер 299. Одного этажа не хватало, лестница не вела прямо на пятисотый, но можно подняться и по тросам. Если, конечно, их не сняли.

Дверь отказалась открываться — замок заклинило, и пришлось применить копье. Ручка в конце концов повернулась, но с таким скрипом, что Мортимус даже заволновался — вдруг услышат с пятисотого. Впрочем, ему еще придется открывать шахту. Тоже шум, от которого никуда не деться.

Но, когда Мортимус вышел к лифтам, понял, что нет. Не услышат. Потому что сервер, введенный в рекурсию, гудел так, что было слышно даже здесь. И замечательно. Y-образные двери лифта разъехались в стороны, в лицо ударил ветер, и Мортимус, щурясь, осторожно взялся за протянутые по стене шахты веревки. Всего несколько метров вверх, он справится. Руки, правда, еще немного болели, но можно и потерпеть. Хотя бы назло тем людишкам наверху.