— Скоро ли кончится эта тайга?
— Когда же выйдем к своим?
Первый населенный пункт, куда мы должны были выйти, — поселок Акима, в верховьях реки Нерчи.
— А что, если наши отступили на Амур и в Акиме белые? — часто задавали мы себе вопрос.
С каждым днем все более сказывался недостаток провианта. Консервы, колбаса, хлеб уже давно были съедены. Осталась крупа. Варили кашу и заправляли… солью. Ни сала, ни масла не было: хлеб заменяли сухари, галеты, но и тех было очень немного. А ехать еще далеко.
Солнце пригревало все сильнее. Все глубже протаивала таежная почва. Все труднее становилось переходить таежные болота. В местах, защищенных от солнца, земля протаяла на полметра, и наши лошади, увязая по колено, встречали ногами твердую мерзлую почву. Хуже было в таежных болотах, расположенных на солнцепеке. И как часто такие болота были обманчивы. Казалось, — высокая елань без всяких признаков болотной растительности, можно свободно ехать прямо. Но первые же лошади, пройдя несколько метров, начинали вязнуть все глубже по колено, по живот. Лошадь делала еще несколько судорожных попыток вытянуть ноги из липкой грязи, а потом беспомощно ложилась на живот или сваливалась на бок. Всаднику ничего не оставалось делать, как слезать с лошади и вести ее на поводу, благо сверху почва была достаточно крепка, чтобы выдержать человека. Освободившись от всадника, низкорослые, но крепкие забайкалки часто сами вылезали из такого болота. Но более высокие, породистые кони, обессиленные от зеленого подножного корма, без овса, не в состоянии были самостоятельно выбраться из болота. Их приходилось расседлывать и тащить из грязи руками за хвост и гриву, как дохлых.
Такие болота не были трясинами, а представляли собой жидкую глину, покрытую сверху травой и мелким кустарником. Нам они встречались несколько раз. Некоторые из них можно было обойти, а в двух-трех случаях мы затрачивали по нескольку часов, чтобы перебраться через такое болото, так как обойти его стороной было нельзя. Через несколько дней после выхода с заимки рыбака мы подошли к реке Емурчен, правому берегу Витима.
Разлив реки после дождей был в полном разгаре. Река вышла из берегов и затопила низины неширокой долины. Даже проводник растерялся, увидев такую массу воды, преграждавшей нам путь. Давно ли он проходил здесь и свободно переправлялся через реку вброд. Сейчас же об этом нечего было и думать. Лодки у нас не было. Что же делать? Оставалось только вооружиться терпением, подтянуть покрепче пояса, чтобы поменьше есть, и ждать, пока спадет вода.
С трудом пробрались мы на несколько километров вверх по долине, к броду. К счастью, высокий берег здесь не был затоплен водой, и мы расположились на нем в ожидании спада воды. Но сидеть у моря и ждать погоды без дела было невыносимо. Учитывая наши продовольственные затруднения, все рвались вперед. Строились всевозможные планы. Высказывались самые разнообразные предположения, чтобы перебраться через реку. А горная река катила с шумом свои мутные воды, как бы предупреждая об опасности каждого смельчака, пытающегося переправиться на другой берег, до которого было всего 50–60 метров. Но смельчак нашелся. По течению реки было видно, что гребень переката идет наискось, и поэтому нужно было ехать против течения. Партизан достиг почти середины реки. Дальше нельзя было ехать, и он повернул лошадь обратно. Но лошадь не могла справиться с быстрым течением, ее сорвало с гребня переката и понесло вниз. Партизан растерялся и, вместо того, чтобы слезть с лошади и плыть возле нее, держась за гриву и направляя ее к берегу, он сидел на лошади, крепко уцепившись обеими руками за гриву. Бурное течение быстро несло всадника вниз. Задавленная всадником лошадь все глубже погружалась в воду, а обезумевший от страха партизан лез на ее голову. Оставалось несколько десятков метров до слияние этой реки с другой, такой же большой и бурной. Гибель партизана и лошади были бы неизбежна. Я сел на лошадь, чтобы плыть на помощь, но в это время тонущая лошадь поймала ногами землю и медленно пошла к берегу. Партизан, не выпуская гривы, дико озирался по сторонам, не веря своему спасению.
Опытному глазу сразу было видно, что вода идет на убыль. Были поставлены особые знаки, чтобы определить, насколько быстро она спадает. Но нам не сиделось. Решили строить плот. Поднявшись немного выше по течению реки, мы принялись рубить деревья. Топоров было мало. Рубили шашками. Работа трудная, но продвигалась быстро. Хуже, что у нас не было опытных сплотчиков и нечем было вязать плот, не было веревок. Вязали скрученными ивовыми прутьями, но это было медленно и не прочно.
Взяв с собой несколько человек, я пошел вверх по течению искать брода. Километрах в двух выше мы нашли широкий и ровный перекат. По характеру течения можно было видеть, что здесь неглубоко, но оно было настолько быстрое, что при метровой глубине сносило человека с ног. Кроме того, сюда невозможно пройти с лошадьми, так как вода била в высокую скалу, и мы сами с трудом пробрались по тайге горой.
Наступил вечер. Плот еще не был готов. Проснувшись на другой день, мы увидели, что вода сильно упала. Теперь можно было попытаться переправиться через реку вброд. Попытка удалась. Мы отделались потерей лишь одного ящика патронов.
Опять тайга, тайга дикая, глухая, однообразная в своем разнообразии. Казалось, что ей нет ни края, ни конца. Она действовала угнетающе на нервны, подавляла волю, портила настроение, чему немало способствовал и пустой желудок. Я любил и люблю лес, всегда чувствовал себя в лесу прекрасно. Я вспоминал описания леса нашими писателями, поэтами. Но здесь я чувствовал себя нехорошо. Здесь был не лес, а тайга, глухая тайга, которую я никак не мог опоэтизировать. Стройные сосны были чисты от сучьев и высоко вздымали кроны, сплетаясь между собой ветвями, а внизу земля была покрыта толстым слоем сосновой хвои и под деревьями не видно ни травки, ни кустика.
Снова горы, болота, речки. Опять горный бурный поток преградил нам путь. И всего-то в нем было 10–45 метров ширины, но быстрота течения и крутизна обрывистых берегов лишали всякой возможности переправы вброд. Поиски брода не дали положительных результатов. Нужно было искать другой выход. И он был найден.
Мы нашли место, где посреди потока из воды на метр-два торчали два огромных камня. Вода с шумом разбивалась об них. На берегу росли высокие, стройные лиственницы. Мы срубили два дерева и уронили их вершинами в реку, выше камней. Течением их поднесло к камням. По этим деревьям перебрались на камни, подняли вершины, связали их, и мост наполовину был готов. Срубили еще несколько деревьев, опустили их по течению к камням, а концы их уперлись в противоположный берег реки. С риском свалиться в бурный поток наши смельчаки перебрались по деревьям на другой берег, подняли их на камни посреди реки, а на противоположном берегу над водой связали, обрубили лишние сучья и ветки, и мост был готов. Седла и вьюки перенесли по мосту, а лошадей гоном переправили вплавь, пониже моста.
Наши продовольственные запасы истощались. Доедали остатки сухарей. Провиантские вьюки и сумы опустели. Лошади шли налегке. Патроны были распределены по освободившимся из-под продовольствия лошадям.
Люди ослабели. Голод давал себя чувствовать.
Реже слышались шутки и смех. Среди нас было немало охотников, но все поиски какой-нибудь дичи ни к чему не привели. Тайга была мертва. Ее не оживляло щебетанье птиц. На земле не видно было ни одного звериного следа. Пугливая косуля ни разу не перебежала нам дорогу. Тяжелый сохатый не шумел по чаще, уходя от охотника. И хозяин тайги бурый медведь не пугал своим запахом наших лошадей. Угрюмо шумела тайга вершинами вековых сосен и лиственниц, словно ворча на непрошеных гостей.
Все чаще слышались разговоры о конине. Если нет коровы, барана, зверя, то почему нельзя съесть лошадь?
Мне не хотелось прибегать к этому последнему средству, но положение вынуждало, и однажды, после утомительного дневного перехода через болота, пришлось зарезать лошадь. Мяса было достаточно, но, будучи предупреждены об опасности чрезмерной еды после полуголодной диеты, люди ели осторожно. А некоторые впечатлительные натуры и совсем воздержались от конины. У нас в Забайкалье не принято есть конину: здесь всегда было достаточно коров и овец. И действительно, было как-то тяжело от мысли, что лошадь, которая везла нас через горы, болота и тайгу, разделяла все опасности нашего трудного пути, лошадь- друг должна быть убита и съедена.
