Вскоре колчаковцы под прикрытием пулеметного огня сомкнутым строем двинулись к окопам. Под ногами атакующих на озерах затрещал тонкий, запорошенный снегом лед, и они повернули обратно. Остальные же продолжали наступление по суше. Артиллерия перенесла огонь на село. В окопах партизан по-прежнему было тихо, но напряжение среди партизан нарастало.

— Приготовиться. Без команды не стрелять, — раздалась команда по окопам. Уже близок рубеж атаки. Вот-вот колчаковцы с громким «ура!» бросятся вперед. И тут лопнула тишина. Ружейный и пулеметный огонь из окопов хлестнул по врагу. Колчаковцы дрогнули, смешались и побежали назад, оставляя убитых и раненых. Партизаны замолчали, а артиллерия белых опять замолотила по окопам. После этого противник стал атаковать нас не сомкнутым строем, а развернутыми цепями, В течение 15 ноября колчаковцы не раз атаковали партизан, но неизменно откатывались назад с большими потерями.

Мамонтов и Громов больше находились не в штабе, а на передовой линии, в окопах. Там они подбадривали партизан, давали указания о смене частей, о питании партизан.

Мне же приходилось все время находиться в штабе, принимать донесения, отдавать распоряжения, а иногда самому решать важные оперативные вопросы. К ночи атаки прекратились. Стал затихать артиллерийский огонь. Изредка раздавались короткие пулеметные очереди.

Памятна мне ночь на 16 ноября. С неудачного встречного боя под Мельниковым 14 ноября я не спал. От напряжения и усталости мысли путались, глаза слипались и голова клонилась на стол. Я выходил на двор, чтобы освежиться, но меня обратно звали в штаб. Но как только я опять попадал в накуренную и набитую людьми комнату, меня снова неудержимо клонило ко сну. Вошедший Мамонтов приказал кому-то отвести меня на нашу квартиру, в соседний дом. Я повалился на кровать и моментально заснул.

Сколько проспал, не знаю, но проснулся от страшного грохота. Вскочив с кровати, я не мог понять, что происходит. Люди в комнате суетились, и никто не мог сказать, в чем дело. Мне почему- то показалось, что враги ворвались в Солоновку и окружили нас. «Значит, остается подороже продать свою жизнь», — подумал я.

Выхватив револьвер, я бросился на улицу, но там не оказалось врага. По-прежнему методически ухали пушки и рвались снаряды, слышались короткие пулеметные очереди и беспорядочная трескотня винтовочных выстрелов. На небе ярко сияли звезды. Сон отлетел от меня. Я вернулся в дом. Осмотревшись, понял, что вражеский снаряд попал в наш дом, но угодил в верхний венец стены из толстых бревен и разорвался. От взрыва раскололись потолочные доски и щепой ранило спавшего на полу партизана. Распорядившись отнести раненого на перевязочный пункт, я побежал в штаб и опять включился в водоворот боевых событий.

Утром 16 ноября колчаковцы возобновили атаку. Ночной мороз крепко сковал озера, и они уже не могли служить преградой для атакующих. В связи с этим нам пришлось сделать некоторую перегруппировку частей.

В расчете на то, что на участках, прилегающих к озерам, у партизан нет окопов, колчаковцы бросили сюда значительные силы. «Обработав» передний край обороны села артиллерийским огнем, они пошли в очередную атаку. Одна волна за другой катили на наши позиции, но в 100–150 шагах наталкивались на убийственный ружейный и пулеметный огонь партизан. Особенно упорные атаки колчаковцы вели на участке Соленого озера. Здесь у партизан не было сплошных окопов, но в наспех оборудованных пулеметных гнездах лучшие стрелки-мадьяры кинжальным огнем встречали атакующих на близком расстоянии. Лед на озере покрылся трупами вражеских солдат. При общем недостатке патронов Мамонтов приказал их подбросить сюда в достаточном количестве.

От наступления по всему фронту колчаковцы переходили к атакам на отдельных участках. Небольшой группе солдат 46-го полка удалось пробиться к самым окопам партизан. Тогда из окопов с криками «ура!» выскочили партизаны 3-го полка и пиками отбили атаку. Лишь немногие колчаковцы вернулись в бор.

Из-за недостатка патронов заметно слабел огонь партизан.

Все чаще по окопам передавалась команда: «Беречь патроны!» Падало настроение партизан. Мамонтов и Громов ходили по окопам и говорили г «Вот теперь и пикам придется поработать. Еще Суворов учил, что „пуля дура, а штык молодец“. А пика в рукопашной схватке лучше штыка, дальше достанет врага…»

Ослабевал и наступательный порыв колчаковцев от упорства партизан и сильного мороза. Колчаковские солдаты были одеты в английские шинели и все неохотнее поднимались в новые атаки. Среди них рождался ропот. Антиколчаковская организация, существовавшая в 43-м полку, использовала обстановку для агитации.

Агентурная разведка партизан сообщила, что «дисциплина у белых подорвана. Солдаты ропщут на офицеров: „Убить их, они нас ведут своего брата убивать. Довольно проливать братскую кровь“»[23].

При безуспешности лобовых атак колчаковское командование предприняло охват кавалерией левого фланга партизан. Навстречу ей Громов бросил свой небольшой отряд кавалерии, придав ему тысячную «конницу а-ро-ро». Мамонтов же выставил на левый фланг на крайней избушке пулемет и сам открыл огонь по вражеской кавалерии. При виде большого отряда партизанской конницы колчаковцы под пулеметным огнем смешались и скрылись за спиной 46-го полка. Вскоре 6-й полк обогнул правый фланг противника, пришел в Солоновку и привез достаточное количество патронов. Партизаны воспрянули духом.

1, 6 и 7-й партизанские полки, объединившись в Мельникове под командованием Захарова, пошли вслед за 46-м полком в Селиверстово 15 ноября.

Там Захаров колчаковцев не застал. Они ушли на Солоновку. Посовещавшись с командирами, Захаров решил ударить в тыл врага. Но колчаковцы обнаружили партизан и выставили против них сильный заслон.

На ночь партизаны Захарова отошли в Селиверстово, а утром 16 ноября возобновили атаки, которые причиняли колчаковцам серьезные потери, а главное, — отвлекали их внимание от Солоновки. Получилось так, что колчаковцы сами попали в окружение.

4-й партизанский полк по вызову Мамонтова 15 ноября из Волчихи прибыл в Солоновку и получил боевое задание: обойти бором правый фланг противника и ударить ему в тыл. Без проводника полк долго плутал в бору и поздно вечером все же вышел во фланг 43-го полка. Колчаковцы обстреляли его, и он ночью вернулся в Солоновку, не выполнив задания. Мамонтов крепко выругал командира полка Козыря, и приказал ему 16 ноября снова начать операцию.

10-й Змеиногорский полк в это время сдерживал наступление южной группы колчаковцев и с боями отходил из Усть-Кормихи к Волчихе. Необходимо отметить, что напор противника на этом участке почему-то был недостаточно сильным. Иначе он мог бы легко смять наш 10-й полк. 17 ноября на этом участке колчаковцы без боя отступили в Рубцовку.

Вечером 16 ноября в Солоновке наступило затишье. Мы готовились к продолжению боя, Каково же было наше удивление, когда утром 17-го мы узнали, что ночью противник спешно отступил по направлению Поспелихи, бросая убитых, раненых и обмороженных.

Партизаны выстояли и победили.

Солоновский бой явился генеральным и потребовал от партизан полного напряжения физических и духовных сил, и они с честью выдержали это испытание. Здесь в полной мере выявились полководческие способности главного командования, настойчивость и инициативность среднего командного состава и, самое главное, беспримерный, массовый героизм рядовых партизан.

В Солоновском бою колчаковцы потеряли более 500 человек убитыми, около 300 — пленными. Партизаны захватили несколько сот винтовок, 9 пулеметов и много патронов.

Но и партизаны понесли большие потери — убитых 150, раненых — около 500 человек. Здесь геройски погибли многие партизанские командиры. В их числе легендарный командир 7-го полка Ф. Колядо, комбат 2-го полка Жариков, командир кавдивизиона 6-го полка Петрусенко, член облакома К. Морозов, командир кавалерии 1-го полка Стреляев и другие.