Альен хмыкнул и подтянул упряжь на лошади.

– Я уже не твой постоялец, так что можешь оставить любезности. Поехали.

– Значит, к-корабль нас уже ждёт? – осведомился Ривэн, тяжело взбираясь в седло. Он наклонился вниз, протянув руки, и Бадвагур с достоинством принял человечью помощь. – С-с к-капитаном и… всем таким?

Улыбка боуги стала хитрой. Юркая фигурка взобралась в седло так быстро, что Альен не отследил ни одного движения – лишь зелёно-золотой вихрь.

– Увидишь.

***

К ночи чуть потеплело, кое-где попадалась не тронутая снегом земля. Они приближались к Северному морю – только с непривычной Альену стороны. В небе, однако, по-прежнему не было чаек, одни чёрные штрихи ворон. Потом белесую муть затянуло мглой, и даже они исчезли.

«Что ж, – отстранённо подумал Альен, погоняя лошадь в холодной темноте. – Воронам теперь есть чем поживиться над Ти’аргом».

Болела голова.

– Здесь! – крикнул Зелёная Шляпа, объезжая груду камней – видимо, развалины маленькой крепости или сторожевой башни. Развалины были свежими; Альен прикусил изнутри щёку. Интересно, тут прошлась катапульта или тоже поработал морской монстр Хелт, о котором все судачат?..

«Как же ты сделала это, женщина? Тауриллиан поделились с тобой чарами или у самой хватило ума?»

Уже слышалось, как шумят волны. За развалинами лесок кончался, открывая каменистый берег. На востоке, как и на западе, в стороне Хаэдрана, чернели, вдаваясь в воду, скалы; море с журчащими воплями разбивалось о них, чтобы расколоться в пену. А здесь была низина, и оттого волны набегали на гальку с негромким, лишённым угрозы шипением. Ветер разогнал тучи, и в призрачном свете месяца галька мерцала не хуже камней в сокровищницах Гха’а. Тихо вздохнув, Бадвагур стал нащупывать трубку – у него это было знаком высшего восторга. Альен вспомнил, что агх никогда не видел моря; что ж, пусть налюбуется всласть перед войной, на которую они отправляются…

– Какая удобная бухта, – заметил Альен, оценив плавный, округлый изгиб берега. Если тут ещё и достаточно мелко – просто клад, а не место. Почему король Тоальв и его непрактичные предки его не использовали? – Странно, что здесь так пусто. Даже ни одной рыбацкой деревни поблизости.

– Не так уж странно, милорд, – с насмешливым придыханием ответил боуги – он явно передразнивал манеру Ривэна обращаться к Альену. Мальчишка, однако, не расслышал: он как раз был занят тем, чтобы как можно незаметнее отодвинуться от замершего Бадвагура. – Негоже забывать историю родного королевства.

Вот этот упрёк уже попал в цель: Альен ненавидел себя за глупое самолюбие, но чужое сомнение в его знаниях часто уязвляло. Это, помнится, изрядно смешило Фиенни и Ниамор: оба то и дело пытались подловить его на пробелах в истории, поэзии, даже математике… И, разумеется, дразнили ходячей энциклопедией. Разница заключалась в том, что эксперименты Фиенни были беззлобны и учили Альена смеяться над собой.

«Зато после этого я смогу наконец сварить зелье памяти», – сквозь смех пообещал он когда-то – после того, как перепутал миншийское трёхстишие с фрагментом из древней ритмической притчи Отражений.

И ведь сварил.

– Ну конечно, – протянул он, подставляя лицо солёному ветру. – Ниэтлин Великий.

– Первый король Дорелии? – встрепенулся Ривэн.

– Точно, – кивнул боуги, спрыгивая с седла и с прищуром всматриваясь в горизонт. Жёлтые глаза в темноте светились, точно у трёх кошек сразу; Ривэну от этого явно было неуютно. – Ниэтлин Великий, Ниэтлин Завоеватель… Когда он захватил большую часть Ти’арга, то остановился именно здесь – воткнул свой знаменитый меч в землю у Северного моря, чтобы показать, что теперь это владения Дорелии.

– Но после смерти Ниэтлина ти’аргцы отбились, – вздохнув, закончил Альен. Это немного напоминало экзамены в Академии – те, что в основном казались ему скучным и бессмысленным перевариванием чужих знаний. – Не в первый и не в последний раз.

– Не в последний, – многозначительно хихикнул боуги, дрогнув ушами, и засеменил к берегу. – Будем надеяться… Так вот, после истории с мечом это место назвали бухтой Лезвия. Местные до сих пор считают её проклятой, и даже торговые корабли сюда не заходят.

Бухта Лезвия… Что ж, довольно метко. Берег изгибался плавно, словно странные клинки миншийской ковки. Альен спешился и подошёл к Бадвагуру, который сквозь дым от трубки смотрел на лунную дорожку и пляшущие блики на воде. Ветер забавно колыхал его бороду. Тёмное тело моря, вопреки обыкновению, не казалось опасным – оно лежало, как громадный шёлковый свёрток, спокойное и безучастное.

Наверное, таким рисуют время – или, что уж там, вечность. Последнюю, страшную правду.

Я скоро умру. «Я ничего не чувствую».

Ничего?..

– Он так хорошо знает вашу историю, – с уважением заметил Бадвагур. Он сказал это совсем тихо, но боуги сразу обернулся и поклонился, мазнув зелёной шляпой по гальке. В темноте его точные, нечеловечески быстрые движения казались звериными.

– Я приплыл в Обетованное, когда твой прадед ещё не родился, о агх, – весело крикнул он. Потом трижды хлопнул в ладоши, и воздух над его головой будто дал трещину; оттуда со звоном посыпались золотые монеты – будто вывернули туго набитый кошель. Альен услышал, как пресеклось дыхание Ривэна у него за плечом.

– К чему здесь эти фокусы? – спросил он, подходя. – Я хочу увидеть корабль.

– Всему своё время, волшебник, – подмигнул боуги и протянул одну из монет ему. А потом указал на небо. – Видишь вон ту красную звезду?

– Звезда Дракона? – хмыкнул Альен. – Крестьяне верят, что она загорается к несчастью.

– Ну, иногда в крестьянах больше здравого смысла, чем в признанных мудрецах, – загадочно сказал боуги. – Я ориентируюсь по ней. Сейчас луна войдёт в нужное положение, и мы сможем оплатить твоё плавание…

– Оплатить? – повторил Альен, вертя в пальцах монетку. Она была крупной, холодной и совершенно гладкой – никаких нарушений, свойственных иллюзиям.

– Конечно, – боуги прищурил левый глаз, размахнулся – и швырнул в море целую горсть золота. Со стороны Ривэна донёсся новый тоскливый вздох. – За всё положено платить, ты разве не знал?.. Милорд.

– Прекрати, – велел Альен – неожиданно жёстко, даже для себя; боуги, как ни странно, подчинился. Он дождался, пока золото с плеском скроется под водой, и кивнул Альену. Тот тоже бросил свою плату – и сразу почувствовал, как что-то изменилось.

Это не походило на привычную ему магию – но и на ритуалы Хаоса, к счастью, тоже. Внутри не было ни страха, ни тяги к разрушениям, ни нездорового возбуждения – только ровное, дрожащее напряжение. Такое же напряжение разлилось и вовне – по воде, гальке, воздуху словно пробежала невидимая волна, лёгкая и приятная. Заботливое касание древних и могущественных сил. Сил, полных приятия жизни, а не ненависти. Альен закрыл глаза: его словно уносила куда-то далёкая надрывная мелодия…

– Альен, – Бадвагур хрипло позвал его по имени. – Что это?

Лошади всхрапывали и с испуганным ржанием возвращались к холму. Ривэн, судя по тихим проклятиям, пытался их удержать.

– Они знают дорогу к гостинице, отпусти их! – махнув тонкой ручкой, Зелёная Шляпа снова повернулся к Альену: – Ну, смотри.

И он смотрел.

Вода неподалёку от берега вспенилась и забурлила. Сначала показалось что-то длинное и острое – небольшой штырь, который всё рос, протягиваясь к небесам… Мачта. Медленно, очень плавно, из тёмной воды выросли абсолютно сухие, надутые полотнища парусов, палуба, длинный узкий нос с резной фигурой русалки… Вода искристо стекала с бортов и кормы корабля, который шёл к берегу, бесшумно разрезая волны. Он был серебристо-белым, этот корабль – из какой-то невиданной древесины – и сиял в лунном свете, словно далёкий маяк. Линии его лёгкого тела были без преувеличения совершенны: крутобокие суда Минши, альсунгские ладьи, даже изящные кезоррианские корабли казались уродливыми, неуклюжими птенцами по сравнению с этим лебедем.