Я хочу, чтобы Эмилия была в безопасности. Я хочу это каждой частью моего существа. И единственное безопасное место — за нашими стенами.

Конечно, теперь я ее. Но кажется справедливым, чтобы каждый соплеменник чувствовал то же самое блаженство, что и я, в обществе с женщиной. Я хочу, чтобы они это почувствовали. С другими женщинами, а не с Эмилией. Со своими собственными женщинами. Женщинами, которые вернуться со звезд.

— Это имеет смысл, — наконец я заявляю. — Мы будем держать ее в безопасности, пока она не поймет, что мы достойны. Затем она даст Дар жизни и приведет других женщин.

Хенэкс сияет.

— Точно! Ты будешь держать ее в своей пещере и убедишься, что она не покинет деревню снова, как сегодня утром. Она всегда проверяет нас! Имей это в виду! Во-первых, она заставила тебя купаться в священных источниках Мерка. Затем она покинула деревню и принесла в ее стены Серого Призрака. Затем она попросила его сорвать священный сален, а потом отдала его всем соплеменникам, чтобы они попробовали. Это были испытания, Aрокс. И мы провалили их.

Я делаю еще один глоток и умудряюсь не скорчиться от кислого варева.

Хенэкс наливает в свою чашку еще дымящегося ниба.

— К счастью, она все еще здесь. Мы должны убедиться, что не провалим еще одно испытание! Она должна быть в безопасности в деревне. Она хочет только этого! Она хочет убедиться, что у нас есть сила и воля сохранить ее в безопасности. У нас есть это, Арокс?

— Мы должны, — заявляю я, полностью понимая его точку зрения. — У нас это есть, и мы обязаны позволить ей это увидеть.

Он серьезно кивает.

— Большинство соплеменников не поймут. Но ты, Арокс, ты — да. Я думаю о будущем. Когда другие женщины вернутся в наше племя, нам понадобится сильный вождь. Гурэкс — достойный человек во многих отношениях, но он уже стар. Нам нужна энергия! Когда его время закончится, нужно найти нового вождя. У меня есть кое-кто на примете. Кое-кто молодой и сильный.

Он пьет и смотрит на меня поверх чашки.

Я понимаю, о чем он говорит. Следующим вождем племени буду я. Часто шаман определяет это вместе со старейшими воинами. Раньше я этого не хотел. Я бы предпочел остаться наедине с моей охотой и ковкой лезвий. Но Эмилия заставила меня увидеть все, что должно быть исправлено в деревне, и мне не терпится начать и сделать все лучше. Лучше для нее. Для нее и для других женщин, которые придут сюда.

И, конечно же, она не будет возражать против того, чтобы стать спутницей вождя.

Я выхожу из пещеры Хенэкса, замечая, что солнце село и стало темно.

Моя голова наполнена радостными мыслями. Несмотря на его детские попытки казаться таинственными и возвышенными, Хенэкс знает, о чем он говорит. Да, действительно, я оставлю ее в деревне. Я буду поклоняться ей, а она мне, и мы будем спариваться. Много-много раз.

На самом деле я готов сделать это снова прямо сейчас.

Глава 21

Эмилия

— Я создала монстра, — стону я, восстанавливая дыхание, когда последние волны еще одного сокрушительного оргазма медленно утихают. Это первый раз за сегодня, но я все еще чувствительна после четырех или пяти раундов секса, которые были у нас вчера.

Я вижу удовлетворение на инопланетном лице Арокса, когда он встает, чтобы начать день.

— Эмилия много говорит на своем тайном языке.

— Только хорошие вещи.

Я оглядываю пещеру, ожидая увидеть Алису, сидящую где-то рядом. Но, конечно, у нее есть другие дела. Она дикое животное, а не домашнее, и есть большая вероятность, что я больше ее не увижу. Тем не менее, я скучаю по ней.

Я встаю и потягиваюсь, просто потому, что могу. Со вчерашнего дня я отложила немного сален-фруктов, и они, похоже, пережили ночь. Если Алиса не вернется, я больше никогда не смогу заполучить их, и это полностью разобьет мое сердце. Поэтому я ценю каждое мгновение, когда калейдоскоп ароматов наполняет мой рот.

Я протягиваю один Ароксу, но он просто смотрит на него с некоторой тоской и жует сухой кусок терота.

— Да, — говорю я с набитым ртом, — мы попытаемся сохранить немного сален-плодов на потом.

Он идет, чтобы поджечь кузницу, а я надеваю свое довольно грязное платье.

— Арокс, как думаешь, Гурэкс делает одежду?

Арокс разжигает огонь, который использует для нагрева железа, чтобы сделать лезвия.

— Да. Уже много лет. Но воины не используют много предметов одежды.

— Здорово. Я пойду поговорю с ним.

Aрокс изучает грубый кусок металла.

— Отлично. Не покидай деревню. Сегодня ворота закрыты. Кто-то видел охотников из другого племени неподалеку.

Я поднимаюсь на цыпочки и целую его в щеку, отчего Арокс посылает мне хитрую ухмылку. Он наслаждался нашей ночью, так же как и я.

Гурэкс сидит за ткацким станком, и сегодня ткань темнее, чем та, которую я видела вчера.

— Доброе утро, — говорю я. — Ранний подъем.

— Да, именно так, — говорит старик. — Женщина с улыбкой, подобно солнцу, должна встать с солнцем, чтобы солнце завидовало.

Я имела в виду его, но не вижу причин объяснять.

— Спасибо.

Я сажусь без приглашения. Эти парни никогда не видели женщин, поэтому их манеры, вероятно, заржавели, и мне придется быть немного активнее.

Пещера Гурэкса еще более пустая, чем у Арокса. Все стены в пещере голые, кроме одной, на которой висит ржавый меч. На полу лежат шкуры, и есть закупоренный кран, откуда выходит вода из саленных деревьев. Рядом с одной из стен стоит грубая ваза с сухой веткой в ​​ней.

Вот и все. Это все, что он накопил за всю жизнь в деревне, даже будучи вождем. Никто не может обвинить его в том, что он жадный.

— Благородный воин Гурэкс создает прекрасную ткань.

Он пожимает плечами и продолжает работать, отправляя деревянный челнок туда и обратно и управляя примитивным механизмом корявой, морщинистой рукой.

— Иногда прекрасную, иногда нет. Чаще всего нет, по правде говоря. В моей юности материал был лучше, и я мог делать очень хорошие вещи, которые были похожи на воду. Теперь нити стали намного грубее.

Вождь прав. Материал, который он сейчас ткет, больше похож на мешковину.

— Почему нити стали грубее?

— Облачный цветок больше не растет рядом с деревней. Мы использовали слишком много, потому что нам нравились рубашки из мягкой ткани. Приходилось продвигаться дальше и дальше в джунгли, чтобы найти цветы. А потом их уже не стало.

Он указывает на вазу с сухой веточкой, и я встаю и подхожу к ней. Это не ветка, а старый цветок. Стебель и листья сухие и красноватые, но у него есть маленький шарик наверху. Он мерцает серым, и я не могу понять, из чего он состоит. Но вижу, что из него можно изготовить тонкую нить.

Мне становится любопытно.

— У Гурэкса есть облачная ткань?

Вождь перестает работать и смотрит на меня. Он стар, но у него все еще есть тлеющий огонь в глазах.

— Несмотря на это, я сохранил последний кусок, который соткал. Не знаю, почему я это сделал. Полагаю, я чувствовал, что нам нужно помнить, что мы могли делать. Но теперь я понимаю, что он много лет лежал без пользы.

Он с трудом поднимается на ноги. У меня возникает порыв встать и помочь ему, но я понимаю, что это было бы неправильно. У каждого из нас есть гордость.

Я смотрю, как Гурэкс роется в деревянном ящике в задней части пещеры, а затем возвращается ко мне и медленно садится.

— Это последний кусочек облачной ткани в деревне.

Он разворачивает маленький сверток. Ткань внутри ослепительно белая и настолько прекрасная, что я не вижу даже отдельных нитей.

Он протягивает мне уголок ткани.

Я не могу поверить своим ощущениям. Кажется, что ткань течет. Сатин казался бы грубым по сравнению с ней.

— Как вода!

Гурэкс улыбается.

— В старые времена мне нравились ткани. Они охлаждали в дневное время и обеспечивали тепло ночью. Многие воины носили белые одежды во время охоты, и их часто убивали. Это не естественный цвет, и они были очень заметны в джунглях. Но им нравилось, как они выглядели, — он хихикает.