– А?

– Эйприл, только представь. Девушка создает обалденный фан-арт для любимой группы и получает письмо с просьбой разработать официальный мерч. Но девушка не отвечает и вообще перестает слушать эту группу. А теперь вспомни, что все это было с тобой.

– Да я просто их переросла, стыдно подумать, что я вообще такую специфическую музыку слушала.

– Ну да. Дело в том, что ты ненавидишь, когда что-то приходится делать ради денег, даже если речь о чем-то интересном. Я понимаю, это отстой, когда исходишь из материальных соображений, и, может, ты привыкла оглядываться на них меньше, чем обычный человек.

– Неправда, – немного обиженно ответила я. – Энди фрилансит, потому что не может просто сидеть на шее у отца, пока создает себе портфолио.

Майя рассмеялась:

– Ну разумеется, есть люди богаче тебя. Черт, да я обеспеченнее. Но ты все равно имеешь куда больше, чем большинство людей. Не важно. Ты – это ты, тебе не нравится придерживаться правил. А по правилам, если хочешь получить десять тысяч долларов за услугу, то надо ее сделать. Даже если это раздражает и пугает.

– Не боюсь я телевизора.

– Боишься!

Я подумала и обнаружила, что она права.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что это действительно страшновато. Это не «твое», а пресловутая норма. Но ты не должна делать это ради денег или из страха. Сходи туда, потому что это необычно. Ты увидишь то, что простые люди не видят, узнаешь, как там все работает, расскажешь мне, я буду в восторге, мы вместе посмеемся над странными телевизионщиками, а потом займемся этой свихнувшейся Википедией. А еще за неделю ты заработаешь пятьдесят тысяч долларов, это круто, и я правда за тебя рада. Ты сделаешь то, что должна, в том порядке, в котором надо.

Майя обладает таким самообладанием, которое для меня – лес темный. Я вижу, как она им пользуется, знаю, что оно настоящее, но для моего мозга это бессмыслица.

– И мы не займемся свихнувшейся Википедией сейчас, – уточнила я.

– Нет. Я подумаю, что с ней не так, и мы вернемся к ней, как только ты придешь домой. – Она встала и оглядела мои волосы.

– Нормально получилось?

– Дерзкой девицы из тебя не выйдет. Но есть и хорошие новости: не важно, что у тебя здесь, – указала она на мою шевелюру, – все остальное – чистый природный соблазн.

Ее взгляд был мягким, и не в первый раз у меня возникло ощущение, что мы с ней сошлись на взаимном уважении; это одновременно удивительным образом успокаивало и до чертиков пугало.

Той ночью я выяснила, что телеинтервью – ужасный способ провести время, но прекрасный способ заработать двадцать тысяч. Я быстро уяснила, что краситься дома не нужно, потому что львиную долю времени съемки новостей уходит на то, чтобы эти самые новости выглядели впечатляюще. Процесс включал в себя рисование совершенно нового лица на моем лице, как только я вошла в здание. Интересно, что, пока мне проводили «лицевую реконструкцию», Энди поедал бесплатные пончики, сидя на кожаных кушетках.

Сказать, что я не смотрела новости по телевизору, – ничего не сказать. Я старательно избегала не только передач, но даже упоминаний в соцсетях. Я верила (или хотела верить), что живу в эдаком пузыре и все эти происшествия меня никоим образом не касаются.

Мне пришлось пройти срочный курс молодого бойца. Первое, что я узнала – телевизионные новости тратят много времени и денег, чтобы выглядеть внушительно, потому что на самом деле внушительными не являются. После того как я увидела процесс изнутри, все очарование тут же исчезло. Телевизионные новостные студии – это просто комнаты с людьми. Одни классные и милые; другие нервные и громкие. По сути, это как любая другая комната, где полно людей, за исключением того, что половина из этих помещений выглядит очень необычно и впечатляюще, а другая половина – просто бетон и строительные леса.

Будто склад врезался в вестибюль трехзвездочного отеля, а потом никто не прибрался.

Пожалуй, это неплохая метафора для описания того, что же собой представляют телевизионщики – наполовину скучные и нормальные, наполовину своеобразные карикатуры на самих себя. Они настолько «в профессии», что, кажется, смеются над профессией. У них очень специфическая речь, которая совсем не похожа на способ общения нормальных людей. По телевизору она звучит естественно, но в реальной жизни в основном хочется сказать: «Подождите, остановитесь… почему вы так говорите?»

Не буду останавливаться и вдаваться в подробности, но я так много дала интервью, что у меня возникли определенные Мысли.

Поначалу я ходила сниматься в новостях по той самой причине, что обозначила Майя: это странно и ново, и, когда кто-то предлагает тебе десять тысяч за двадцать минут разговора, ты идешь и говоришь с ним. Мне не нравится, что всем назначают цену, но в итоге так оно и есть, и получается, моя – не выше тридцати тысяч в час.

Еще «до Карла» я размышляла, что сказала бы, если бы мне предоставили платформу для публичных выступлений. В этом ведь и заключается смысл искусства, верно? В смысле не глупых приложений, а настоящего искусства.

Многие из признанных шедевров – это баланс между отражением культуры, одновременным удалением от нее и комментированием. В лучшем случае художник может сказать о культуре что-то, что еще не было сказано и должно быть сказано. Это высокая цель, но неплохая. Я провела четыре года в колледже, разрываясь между верой в то, что я способна это сделать (или даже что мне нужно это сделать), и чувством, что мне стоит оценить себя более трезво и оставить искусство настоящим художникам.

Но в те безумные моменты, когда я думала, будто могу стать своего рода сосудом для истины, я фантазировала, что скажу, если когда-нибудь получу возможность выступить. Что неравенство в доходах вышло из-под контроля. Что все люди чертовски похожи и было бы здорово, если бы мы перестали ненавидеть друг друга. Что тюремные сроки за ненасильственные преступления – глупость и что наркомания – это болезнь, а не преступление.

Но когда наконец мне выпал заветный шанс, в основном я промямлила:

– Нет, гм… может, это способ сказать, способ показать, что мы не понимаем, сколько на самом деле не видим? Ну, как в новостях: происходит так много важных вещей, что уже ничто не кажется важным. Почему люди вообще смотрят новости?

Это настоящая цитата из моего интервью на кабельном телевидении. Дословная цитата. Отлично сработано, Эйприл. Я действительно знала, о чем говорила.

После этого интервью мне позвонил отец Энди, чтобы дать несколько советов по общению со СМИ. Он буквально хотел отправить меня на спецкурсы, но я довольно быстро разобралась. Трюк заключается в том, чтобы точно знать мысль, которую вам необходимо донести, а также уметь вовремя закрыть рот. Второй пункт был для меня самой большой проблемой. Я всегда заканчивала речь по-настоящему сильным предложением, а потом тянула «э-э», будто хочу сказать больше, затем замолкала. Просматривая те записи, я прямо бешусь, слушая свое бесконечное «эканье». Просто по шее себе дать хочется.

Во всяком случае, я снялась в пяти или шести обсуждениях, и к шестому уже держалась довольно неплохо. Четыре дня подряд мне приходилось просыпаться в четыре часа утра, чтобы подготовиться к интервью в «Доброе утро, Америка» или тому подобном. Иногда меня сопровождала Майя, если могла уйти с работы. Энди неизменно был рядом (это входило в контракт его отца). Было утомительно и увлекательно. А еще отвлекало и не давало любому из нас уделять тайнам Карла и Википедии то внимание, которого они заслуживали. Не то чтобы размышления о них нам чем-то помогли бы.

Проверьте сами и найдете множество этих интервью на ютьюбе. Там полная чушь, и все потому, что мы глубоко заблуждались абсолютно во всем. Люди спорили со мной, мол, дело не в искусстве, а в том, что государственные расходы идут не туда. Самая распространенная теория (с которой я не могла спорить) заключалась в том, что «Карлы» были пиар-трюком для нового фильма, или видеоигры, или, возможно, запуска потерянного альбома Queen. Серьезно. Так легко забыть, что ты был неправ.