— Помнишь? — спросила она в полный голос. — В молодости ты очень часто любил ходить в такие вот питейные заведения. Ну, гораздо, гораздо чаще, чем сейчас, я имею в виду. Мне так хотелось думать, что пока ты там, я хоть немного передохну, — грустно вздохнула Смерть, посмотрев на свои ладони. — Но ты делал их посещение таким небезопасным для здоровья окружающих, что мне нередко приходилось работать сверхурочно. Кому нравится ходить в питейные не затем, чтобы пить, а по долгу службы? И не смотри, что я Смерть, — упредила она привычное ворчание по поводу ее сущности. — Смерти тоже, между прочим, иногда хочется выпить чего-нибудь.

Эйнар шумно засопел, настойчиво шикая сквозь прижатый к губам палец. Он понимал, что кроме него Смерть никто не слышит, но ему хотелось настойчиво шикать, чтобы он не слышал ее тоже. Девушка вытянулась, приподнимаясь на лавке, безошибочно угадала причину этих требований, изучила ее печальным взглядом и опустилась обратно, потеряв к причине всякий интерес. Она нашла себе новый в лице появившейся из кухни хозяйки, несущей в одной руке блюдо с исходящей паром печеной бараниной, а в другой — две деревянные кружки, полные свежей браги. Эйнар потрясенно открыл рот. Эйнар закрыл рот. Подозрительно покосился на Смерть, печаль которой, однако, выглядела несколько удивленной. Хозяйка тихо приблизилась к их столу, ловко поставила между Эйнаром и Смертью кружки, потом опустила перед Сыном Войны блюдо с бараниной, как бы невзначай наклонившись перед ним так, что контакт его глаз и выреза ее платья стал практически неизбежен. В общем-то, трудно его избежать, когда такой необъятный, величественно колышущийся бюст едва не касается кончика носа. У Эйнара перехватило дух, глаза намертво приковались к напирающим на его лицо тяжелым, пышным белоснежным, пышущим женским теплом грудям, в ложбинке между которыми покоились несколько священных амулетов. Эйнар успел различить только амулеты Дочерей Матери Рода — Аусты и Фьёрсы, Матери женской Плодовитости, прежде чем хозяйка скосила флегматичные глаза вниз, поймала взгляд Эйнара и широко, с пониманием улыбнулась, не размыкая привлекательных губ. Сын Войны смущенно кашлянул и нехотя отвернулся. Хозяйка медленно разогнулась, молча кивнула, прикрыв веки. Эйнар огладил бороду, подозрительно косясь на кружки с брагой. Женщина всплеснула руками, закатывая глаза и подавляя ехидную усмешку, чуть наклонилась, передвинула одну кружку к Эйнару, другую — к Смерти так, словно показывала неразумным детям, как нужно обращаться с посудой. Смерть удивленно уставилась на хозяйку. Та в ответ посмотрела сквозь нее, совершенно точно не видя, снова кивнула Эйнару, широко улыбаясь, плавно повернулась и неторопливо направилась в кухню. Эйнар посмотрел ей вслед, неприкрыто изучая колыхания ее юбки. Определенно, с этой бабой что-то не так, подумал он, слепо нашаривая ручку кружки, поднес ее к губам и отхлебнул. Смерть помахала ладонью перед его глазами, возвращая его на землю. Сын Войны смерил ее недовольным взглядом, покивав на удалившуюся хозяйку. Смерть в ответ легкомысленно хмыкнула и пожала плечами, обхватывая и притягивая к себе кружку, кажущуюся несуразно огромной в ее маленьких ладошках. Девушка придирчиво принюхалась, культурно отпила, подержала брагу во рту, проглотила и причмокнула губами, прислушиваясь к своим ощущениям. Грусть на ее лице выразила умеренную удовлетворенность.

Эйнар задумчиво погладил бороду, но решил не забивать себе голову загадками мироздания в лице всяких там таинственных хозяек корчмы, снова отхлебнул браги, поставил кружку на стол и уже готовился взяться за баранину, как вдруг случайно обратил внимание на скальда. Сердце у него на миг замерло, голова упала на подставленную ладонь.

Певун сидел, возмущенно хлопая на мир заспанными глазами, но с каждым хлопком в них становилось все меньше возмущения, таяли сомнения и крепла восхищенная уверенность. На физиономии растягивалась кретинская улыбочка. Эйнар выглянул одним глазом сквозь щель между указательным и средним пальцем, увидел, как скальд медленно и неуклюже, словно пьяный, поднимается с лавки, подхватывает кантеле и, прижав их к груди, нетвердым шагом направляется к столу Эйнара. Сын Войны наклонил голову еще ниже, отняв руку от лица в надежде, что раз она так закрывает всего скальда, то, соответственно, скрывает и его самого. Смерть отставила кружку в сторону, подперла ладонями белое личико, переводя заинтересованный взгляд то на прячущегося брата, то на приближающегося певца.

— Ты! — дрожащим от возбуждения голосом пролепетал тот, встав с другой стороны стола. — Это действительно ты?

— Не-а, — буркнул Эйнар и, смущенный тишиной, несмело выглянул из-за ладони. Преждевременно.

Скальд никуда не делся. Это был молодой парень, казалось, еще вчера с веселым гоготом гонявший овец по пастбищу. На вид ему не было еще и семнадцати. Он был худ, но не тощ, невысок (Эйнар смотрел на него почти вровень, хотя сидел на лавке), строен, хорошо скроен, но отнюдь не для войны или тяжелой работы — одним словом, выглядел как типичный скальд, которому всю жизнь суждено провести в ярком, цветущем мире вечной весны и нестареющих дев. Лицо у него было свежее, чистое и слишком красивое для мужского. Волосы — светлыми, глаза — серыми, теми самыми, которых стыдливо избегает любая девчонка, но добровольно сдается в их плен, когда уже приперта к стенке и бежать некуда. В общем, скальд производил впечатление смазливого, слащавого мальчишки, которого поцеловала сама Ауста и обласкала ее Доченька, Мать Красота. Одет он был по-простому, но не походил на бедняка, плечи покрывал зеленый шерстяной плащ, прихваченный медной фибулой, на поясе болтался нож. Судя по ухоженным рукам с тонкими, длинными подвижными пальцами, применять его парень умел только для нарезки хлеба и то не факт.

— Ну конечно же, это ты! — просиял скальд. — О, Отцы и Матери! Я ехал из самого Виттхайда и наконец-то догнал тебя! Это такая честь встретить самого Сына Войны! И тебя, госпожа, — поклонился он Смерти, — кем бы ты ни была.

Девушка, отпившая из кружки, вытянулась за столом с раздувшимися щеками и только с большим трудом умудрилась не выплюнуть содержимое рта. Она тяжело проглотила брагу и уставилась на мальчишку с подозрительностью.

— Ты ее видишь? — спросил Эйнар, чувствуя обидный укол по самолюбию.

— Конечно, вижу, — растерянно признался скальд. — Почему бы мне не видеть ее?

Эйнар покосился на Смерть.

— Ты здесь из-за него? Он что, сейчас того, что ли, на радостях?

Девушка неуверенно покрутила головой.

— Вы все рано или поздно умрете, но его время еще не настало.

— Значит, ты — Смерть, госпожа? — обрадовался мальчишка и удивительно, что не запрыгал. — Ха! Я знал, строки «И смерть у него всегда за плечом, но не щадит лишь его врагов» из песни о битве под Бледиг-Ходом — чистая правда, а не просто красивые слова!

Эйнар посмурнел.

— Она не смерть, — машинально возразил он, — но все равно видеть ее ты не должен.

— Но я вижу, — упрямо повторил певец. — Я — скальд, сын скальда! А скальд должен замечать больше остальных, иначе он не сложит ни одной песни.

— Похоже, ты постоянно замечаешь больше остальных, мальчик, — грустно улыбнулась Смерть, — раз мое присутствие не удивляет тебя и не пугает.

Скальд повел плечом, как бы извиняясь, что не смог отреагировать должным образом. Эйнар мрачно вздохнул, прячась за кружкой, будто она могла его защитить. Он осторожно поднял глаза — скальд по-прежнему стоял, глупо, счастливо улыбался и не собирался уходить. Эйнар снова вздохнул, неразборчиво бормоча себе под нос, а потом сказал то, чего никогда не говорил:

— Ну садись, скальд, сын скальда, чего столбом стоишь? Раз гнался за мной аж из самого Виттхайда… Тебя как хоть звать-то?

— Гизур, господин, — поспешно представился скальд, подскакивая со скамьи напротив и пытаясь одновременно неловко поклониться. — Гизур, сын Хлодвира.

Эйнар понял, что от него чего-то ждут, но только недовольно пошевелил усами.