Внешний вид белогвардейца на «родных» плакатах предполагал униформу — фуражку с козырьком или папаху, гимнастёрку или шинель, форменные брюки (с лампасами и без); поясные или заплечные сумки, фляги, вещевые мешки, а также знаки отличия — погоны и нарукавные шевроны. Из представленного на плакатах оружия мы чаще всего видим винтовку, возможна шашка на портупее. В большинстве рассмотренных нами визуальных артефактов репрезентация белогвардейца осуществляется посредством образа рядового — добровольца, человека «из народа», — не наделённого высоким военным статусом13.

13 См. плакат неизвестного автора «Отчего вы не в армии?» (1918–1919?), работу В. П. Загороднюка «Дружно за общее дело!» (Харьков, 1919; илл. 47) и пр.

Часть рассмотренных нами антибольшевистских пропагандистских плакатных материалов посвящена участию в Белом движении казачества. Образ умудрённого опытом добровольца-старца, конного казака использован на плакате неизвестного автора «Мы, сибирские казаки, поголовно встаём все на борьбу с врагами народа за воссоздание великого, единого, свободного государства Российского» (1920). В работе «Ох ты, яблочко» неизвестного художника (Р. н/Д, 1920) создаётся образ белогвардейца-казака, белогвардейца-защитника. Мы видим, как удалой казак в военной форме, на бравом коне охраняет от большевика наливное яблоко с надписью «Донской край». Белогвардеец в черкеске и папахе шашкой защищает Отечество и рубит монструозного размера голову большевика на плакате неизвестного художника «Мои русские друзья!» (Харьков, 1919), а на другом изображении неизвестного автора «Изгнание Троцкого из Кубани» (Р. н/Д, 1919) пинком прогоняет Л. Д. Троцкого. «Белые» казаки спасают селение от налета красноармейцев на плакате неизвестного художника «Казаки изгоняют Красную гвардию из станицы» (Новочеркасск, 1919).

Образ белогвардейца-защитника — «последней надежды» — ключевая тема антибольшевистской пропаганды. Так, в работе художника Н. И. «Сын мой! Иди и спасай Родину!» (1918–1919?) мать благословляет солдата, уходящего на фронт под флагами Добровольческого движения (илл. 4). В иллюстрации-карте «Вооружённые силы Юга России» (1920) на страже государственных границ России стоят представители разных формирований Белой армии и их помощники. Сравнение нравственных ориентиров большевика и белогвардейца предлагает плакат М. Г. Ровицкого «Я [—] большевик / Я [—] доброволец» (Харьков, 1919), подчёркивающий беззаветную самоотверженность последнего. А на изображении В. П. Загороднюка «Дружно за общее дело!» (Харьков, 1919; илл. 47) солдат Белой армии призывает к объединению и выступает в союзе с рабочим и крестьянином, столь привычном для красноармейца большевистской пропаганды. Оплотом единой и Святой России предстает белогвардеец на плакатах былинно-сказочной стилизации: работа неизвестного художника «За единую Россию» (Р. н/Д, 1919) представляет белого рыцаря на коне и его победу над Змеем-большевизмом, который «кольцом охватил сердце России». Заметим, что эпическая стилистика была в ходу и в большевистской пропаганде: ярким примером является плакат Б. В. Зворыкина «Борьба красного рыцаря с тёмной силою» (М., 1919), представляющий зрителю схватку трех всадников: рабочий в одежде красных тонов, вооружённый молотом и щитом, сражается с белым и чёрным воинами, олицетворяющими вражескую сторону. Вообще, как мы видим, образ «своего» бойца строился во многом одинаково у художников двух противоборствующих лагерей14.

14 На этот момент уже обращали внимание составители каталога и выставки «Брат на брата. Правда на правду» и использовали при организации своего визуального материала. См.: Брат на брата. Правда на правду. Раритеты Гражданской войны, 1918–1922 [Из коллекции Государственного центрального музея современной истории России, каталог выставки] / сост.: В. П. Панфилова, А. П. Слесарев, А. Г. Шерстнева. М.: ГЦМСИР, 2015.

«Белая» пропаганда активно использовала образ белогвардейца, страдающего и умирающего в борьбе с большевизмом. Офицер, которому выпала мученическая доля, запечатлен в журнальной иллюстрации «Новый головной убор русского офицера» январского выпуска журнала «Новый Сатирикон» за 1918 г. Терновый венец на его голове означает его страдание от рук большевиков. В журнальной агитации Белого движения широко представлена тематика кладбищ, могил и жертв. Часто происходило оплакивание потерь среди военных с помощью изображений мест их погребения15. Рисовались места захоронений не только военачальников, но и рядовых16. Символическим прощанием, иллюстрирующим силу народной скорби, являются изображения у надгробного камня людей, плачущих о погибших офицерах, генералах и духовных вождях Белой армии17.

15 Так, в № 2 «Донской волны» за 1918 г. изображена могила генерала А. М. Каледина на городском кладбище в Новочеркасске, в № 18 за 1918 г. нарисован крест в поле — «место над обрывом Кубани, где испустил дух генерал Корнилов», а в следующем выпуске этого же года помещено изображение партизанского кладбища, где среди прочих расположены могилы генерала С. Л. Маркова, полковника В. М. Чернецова и полковника М. О. Нежинцева. См.: Донская волна. 1918. № 2, 18, 19.

16 Например, в № 4 «Донской волны» за 1918 г. проиллюстрировано сообщение о братской могиле в Батайске — селении, в котором «десятками были расстреляны офицеры, юнкера, партизаны».

17 Донская волна. 1919. № 14. С. 1. Данный номер посвящён редакцией «с благоговением певцу казачества и его духовному вождю М. П. Богаевскому», убитому 1 апреля 1918 г.

Таким образом, мы видим, что советская пропаганда стремилась представить Белую армию наследницей царской армии, при этом акцентировала внимание на генералах, а не на рядовых, что вполне объяснимо в контексте навязываемых ею представлений о классовой сущности врага. Лейтмотивом являлась идея продемонстрировать взаимосвязь белогвардейцев с другими врагами советской власти, особенно с интервентами, подчёркивая антипатриотические, корыстные интересы Белого движения. Напротив, антисоветская пропаганда выстраивала образ белогвардейца-защитника, последней опоры и заступника России. Как мы видели, в общем и целом образ «своего» воина (красноармейца для советской, белогвардейца для антисоветской пропаганды) конструировался обеими сторонами схожим образом: использовались одни и те же темы, визуальные приёмы. Что касается различий, то надо отметить, что распространённая в антибольшевистской пропаганде тема трагической участи и гибели «своих» военнослужащих, а также их оплакивания, умалчивается в большевистской пропаганде по отношению к красноармейцам. Иногда приёмы конструирования образа белогвардейца совпадают и у «белых», и у «красных»: в этом отношении показательны изображения символов смерти и гибели Белого движения (кости и черепа, могилы, надгробия, места погребения и пр.).

М. М. Герасимова

БУРЖУЙ и КАПИТАЛ

Слово «буржуй» в период Великой российской революции 1917 г. использовалось как ругательство и как этическая категория, при этом различные силы приписывали «буржуазность» своим оппонентам18. Часто в этот период принадлежность к «буржуазии» определялась внешними признаками19 — в первую очередь сюда входила «городская» / «господская» одежда. Художники-карикатуристы этого времени обыгрывали определение «буржуазности» как набор конкретных маркеров. Так, на карикатуре «Классовый взгляд» Н. Радлова20 «душа пролетария» в аду говорит про другую душу, которая варится в висящем на цепи котле: «— Ишь ты, буржуй в котле кипит... — А почему думаешь, что буржуй? — А как же — в котелке и при цепочке...», а на карикатуре «Непримиримость взглядов» Б. Антоновского21 про очковую змею говорится: «Осторожнее, ребята: буржуазная змея — очки носит...»

18 Колоницкий Б. И. Антибуржуазная пропаганда и «антибуржуйское» сознание // Анатомия революции: 1917 год в России: массы, партии, власть / отв. ред. В. Ю. Черняев. СПб.: Глаголъ, 1994. С. 195, 201.

19 Там же. С. 195–196.

20 Новый Сатирикон. 1917. № 22. С. 3.