Н. А. Зиновьева

– С –

СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЬ

Для понимания образа священнослужителя, циркулировавшего в визуальных материалах периода Гражданской войны в России, важно отметить тенденцию секуляризации массового сознания, характерную для общества модерна, набиравшую силу в России в конце XIX — начале ХХ в. Нарастание процессов дехристианизации отмечалось современниками на разных уровнях, в том числе в отчете за 1911–1912 гг. обер-прокурора Синода620. Среди причин уменьшения религиозности российского населения и общего религиозного кризиса исследователи называют модернизацию российского общества со всеми её специфическими национальными особенностями. Духовенство в большинстве своём не являлось носителем модернизационных ценностей, поэтому и не было готово к исторической миссии переформатирования массового сознания. Как отмечают исследователи, в условиях ускоренных общественных изменений, «демографического взрыва», аграрного перенаселения, информационного перенасыщения и последующего революционного кризиса начала века более или менее стабильные взаимоотношения духовенства и основной массы населения подвергались коррозии621. Традиционно выполняемая православием функция интеграции общества была поставлена под удар социальной трансформацией. Большевикам в определённом смысле удалось «оседлать» общественные тенденции и «легализовать» процесс дехристианизации. Их проект антирелигиозной пропаганды был последовательным и вполне успешным: религиозные символы вытеснялись и замещались на советские. Даже само название православных священников — «поп» — претерпело деноминацию смысла. До революции это слово не имело негативного оттенка, словарь В. Даля определяет его как «священник... человек, поставленный, посвящённый, помазанный, рукоположенный в духовный чин или сан пастыря душ». В результате работы «красной» пропаганды всех священников стали именовать «попами», и слово приобрело пренебрежительный оттенок. «Белая» пропаганда, напротив, взывала к религиозным чувствам, говорила о необходимости возрождения святой Руси.

620 См. подробнее: Андреева Л. А. Процесс дехристианизации в России и возникновение квазирелигиозности в ХХ веке // Общественные науки и современность. 2003. № 1. С. 90–100.

621 Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс: православное сельское духовенство России во второй половине XIX — начале XX в. М., 2002. С. 10.

Образ священнослужителя был сконструирован задолго до революционных событий и Гражданской войны в русской живописи. Он отличался двойственностью622: наряду с картинами, где священники и монахи — образцы духовности и святости, существуют «обличающие» картины художников-передвижников конца XIX — начала ХХ в., изображающие чёрствость, жадность, чревоугодие и пьянство священнослужителей. Как отмечает Т. Г. Леонтьева, духовенство было сословием-изгоем уже в дореволюционной России623.

622 Белоусова Ю. В. Репрезентация образа и медиаобраза религии в российской культуре в XIX — начале ХХI в. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2017. № 1 (75). С. 46.

623 Леонтьева Т. Г. Вера и прогресс... С. 8.

Анализ использования образа священника в визуальной пропаганде изучаемого нами периода можно начать с отсылки к плакату «Пирамида капитализма» (Н. Лохов. Женева, 1901), изображающему социальную пирамиду российского общества. Священники на ней заполняют «второй ярус» и являются в прямом смысле опорой самодержавия. Позже эта идея была повторена в плакате «Самодержавный строй» (А. А. Радаков. Пг. (?), 1917). В революционном 1917 г. и в начале 1918-го образ священника часто фигурировал в периодической печати. Либеральные издания демонстрировали «контрреволюционные» связи священников с анархистами624, издания «красной» пропаганды — с меньшевиками и эсерами625, те и другие — взаимодействие с «врагами России»626. В. Б. Аксёнов пишет, что «весной 1917 г. в журнальной сатире за духовенством прочно закрепилась контрреволюционная ипостась. В вину вменялась жадность, обогащение церкви за счёт простых людей, поддержка самодержавия»627. Побороть эти стереотипы не могли и те священники, которые искренне поддержали революцию. В этом отношении показательна карикатура А. Хвостова, на которой монахи красят друг друга красной краской: «Гуще крась, гражданин, чтобы от прежней черноты ни одного пятнышка не осталось!»628 Образ священнослужителя становился и зловещим: в Петербурге ходили слухи, что священники «с крыш колоколен, соборов из пулемётов расстреливали мирных обывателей»629. В этом контексте не удивительна карикатура, изображающая стреляющего из пулемёта священника с крестом в руке630.

624 Напр., карикатура К. Груса «Последний оплот». Будильник. 1917. № 16. С. 14.

625 Напр., карикатуры «Библейская история в лицах». Красная газета. 1918. 13 мая; «Хор небольшой, но теплой компании». Красная газета. 1918. 20 мая.

626 См., напр.: «Как ни старались надуть и раздуть, всё же лопнул мыльный пузырь». Барабан. 1917. № 3; карикатура «Тайная вечеря». Правда. 1917. 21 ноября.

627 Аксёнов В. Б. Журнальная карикатура как зеркало общественных настроений в 1917 году // Вестник ТвГУ. Серия: История. 2017. № 1. С. 9–10.

628 Будильник. 1917. № 11–12.

629 Аксёнов В. «Чёрное авто» как символ революционного насилия в 1917 г.: фобия, мифологема, эмоциональный стимул // Антропологический форум. № 32. С. 127.

630 Карикатура Б. Антоновского «Один из „батюшек“». Новый Сатирикон. 1917. № 14. С. 7.

Образ священнослужителя в пропаганде Белого движения

Белое движение провозглашало себя преемником «России православной и верующей», поэтому поддерживалось Русской православной церковью. П. Кенез пишет, что «священники участвовали в комиссии, созданной Белой гвардией, для расследования большевистского террора, и благодаря их присутствию повышался престиж и доверие [к белому] делу; они отмечали победы белых специальной службой; они подписали призывы к западноевропейским священнослужителям, в которых описывали зверства, совершённые революционерами, и обращались за помощью»631. При этом со священниками, сочувствующими большевикам, и их семьями белогвардейцы жестоко расправлялись632.

631 Kenez P. The Birth of the Propaganda State. Soviet Methods of Mass Mobilization 1917–1929. Cambridge: Cambridge University Press, 1985. P. 48.

632 См. напр.: Федоров А. Ф. Октябрьские зори. М.: Воениздат, 1962. С. 236; Ефимов А. Г. Ижевцы и воткинцы. Борьба с большевиками. М.: Айрис-Пресс, 2008. С. 180; Шавельский Г. И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1954. С. 390; Балмасов С. С. Красный террор на востоке России в 1918–1922 гг. М.: «Посев», 2006. С. 102.

«Белая» пропаганда использовала идею православной веры большей части населения России. Выпускались плакаты с воззваниями одновременно к религиозным и патриотическим чувствам633, плакаты, акцентирующие антицерковные бесчинства красноармейцев634. Использовались библейские образы рая и ада635, Иисуса Христа в окружении «иуд»-красноармейцев636. Верующие на плакатах «белой» пропаганды молятся у иконостаса — крестятся, бьют поклоны или идут в храм. На плакатах изображается церковная атрибутика (кресты, купола церквей, иконостасы и пр.), используются религиозные культурные коды.

633 Напр., плакат М. Г. Ровицкого «Я [—] большевик / Я [—] доброволец» (Харьков, 1919).

634 Плакаты: «Бесчинства большевиков в церкви» (1919); «Большевики на Дону. Кощунства в церкви» (Новочеркасск, 1919); «Зловредный паук или Рай коммунистов» (Новочеркасск, 1918–1919?).

635 Плакаты «Два мира, две системы» (1919?); «Возмездие» (1919).

636 Напр., плакат В. Н. Масютина (?) «Через кровь и через трупов груды, / Лобызая в бледные уста, / Посылает снова внук Иуды / На Голгофу распинать Христа...» (1918–1919?).

Среди плакатов, изображающих священнослужителей, стоит упомянуть плакат неизвестного автора «Даже матросы, эти отчаянные хулиганы и разбойники, испугались честного и животворящего Креста Господня...» (Новочеркасск (?), 1919), апеллирующий к религиозным чувствам людей. Он снабжён поясняющим текстом: «...тогда комиссары вызвали китайцев, и те спокойно, не дрогнув, расстреляли священника. Это случилось в Москве». Священник изображён высоким, стройным и благообразным, он стоит на ступенях храма, жест его раскинутых рук обращён к убийцам, в руке зажат крест. Этот плакат представляет священничество в качестве невинно страдающего от рук иноверцев, противопоставляет жизнь смерти, веру — бездуховности.