404 Новый Сатирикон. 1917. № 37; 1918. № 13.
Как уже было сказано, следование новой моде могло восприниматься как положительный признак, имеющий отношение к свободе, в данном случае — к свободе от жёстких дореволюционных требований военно-морской формы. У матроса с расписанной А. В. Щекотихиной-Потоцкой в 1921 г. тарелки «Прогулка матроса» (илл. 34) в вырезе форменки, там, где зритель ожидает увидеть полоски тельняшки, изображены серп и молот. В противоположность этому восставший против советской власти кронштадтский матрос В. И. Козлинского одет в тельняшку, тогда как изображённые тем же художником «красные» матросы тельняшек не носят: возможно, автор плаката таким образом подчёркивает конформность своего персонажа, подчиняющегося белому генералу (фигура матроса находится под фигурой белогвардейца, и расположение двух героев на плакате передаёт отношения господства и подчинения).
Помимо стереотипа матроса-модника или щёголя, ещё одна стереотипная черта образа матроса в общественном сознании того времени, — то, что он кавалер, то есть изображается с дамой. А. Блок писал в работе «О репертуаре коммунальных и государственных театров» 1918 г.: «Матрос и проститутка были, есть и будут неразрывной классической парой, вроде Арлекина и Коломбины, пока существуют на свете флот и проституция»405. Эта пара стала одним из символов революции и в рассказе «Защитный цвет» Н. Тэффи 1920 г.: «Революция — рёв и свист. Выскочило подполье. Сбило с ног. Пляшет. Матрос с голой грудью и чёлкой-бабочкой обнялся с уличной девкой»406.
405 Блок А. А. Собрание сочинений: В 8 т. М.; Л.: Гос. изд-во художественной литературы, 1962. Т. 6. С. 279.
406 Тэффи Н. А. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 3: Всё о любви; Городок; Рысь; Сборники рассказов. М.: Книжный Клуб Книговек, 2011. С. 401.
Характеристика матроса как кавалера отразилась и в большевистской, и в добровольческой визуальной пропаганде, но по-разному. На вышеупомянутом антибольшевистском плакате «Через кровь и через трупов груды, / Лобызая в бледные уста, / Посылает снова внук Иуды / На Голгофу распинать Христа...» матрос — один из тех, кто посылает Христа на распятие — одной рукой обнимает за плечи женщину с распущенными волосами и бутылкой в руке. Неудивительно, что художник охарактеризовал отрицательных персонажей плаката не только как гонителей Бога, но и как распутников, но симптоматично, что на эту роль из всех присутствующих был выбран именно матрос.
В советской пропаганде матрос-кавалер появляется и на плакатах, и в агитационном фарфоре. На плакате неизвестного автора «1 Мая [—] праздник всех трудящихся», изданном в Петрограде в 1920 г. (илл. 35), один из трёх матросов, идущих в толпе демонстрантов, у которого в вырезе его форменки нет тельняшки, обнимает за талию единственную изображённую среди участников демонстрации женщину. Расписанная А. В. Щекотихиной-Потоцкой в 1921 г. тарелка «Прогулка матроса» с надписью: «1 мая 1921 г. Петроград» представляет зрителю матроса Балтийского флота на набережной под руку с дамой в яркой одежде и высоких жёлтых бурках, которая держит в руке цветок. У этого образа мог быть живописный источник. Матрос под руку с дамой появляется в центре картины художника Б. М. Кустодиева «Праздник на площади Урицкого в честь открытия конгресса III Коммунистического Интернационала» 1921 г. Дама разодета в розовое платье, розовую шляпку и с чёрным бантом на шее. «Эту пару, изображённую с лёгким, чисто кустодиевским юмором, художник считал своей удачей, неоднократно воспроизводил в акварелях и гравировал»407: матрос с дамой становятся самостоятельным сюжетом акварелей и гравюр этого автора (1920, 1921, 1926) и появляются на его картине «Ночной праздник на Неве» (1923), причём картина «Матрос и милая» рисовалась им в нескольких вариантах408. Сравнивая пару с картины Б. М. Кустодиева с парой с фарфоровой тарелки А. В. Щекотихиной-Потоцкой, Л. В. Андреева пишет: «У Кустодиева „народные типы“ моряк и девица шаржированы шутливо-иронически настроенным художником и изображены слегка гротескно и жанрово. У Щекотихиной, напротив, хотя изображение детализировано и занимательно в частностях, — образ в целом „героичен“ и „монументален“. <...> Их значительность вызывает улыбку, но сочувственную и добрую, подобную той, которой награждают трогательно наивных и старательно важных людей, усердно позирующих „для будущего“. Моряк-герой при полном параде: он в белом, бескозырка с лентами заломлена ухарски, на руке перстень и золотые часы, на груди в просвете тельняшки (sic!) татуировка — золотые серп и молот»409.
407 Кудря А. И. Кустодиев. М.: Молодая гвардия, 2006. С. 181.
408 Так, на картине 1920 г. «Матрос и милая», хранящейся в Музее-квартире И. А. Бродского, нарядная дама, идя под руку с матросом, прикусывает зубами стебель розы. На картине с тем же названием 1921 г. из фондов Санкт-Петербургского государственного музея театрального и музыкального искусства дама просто держит розу в руке, а на одноимённой акварели 1921 г., хранящейся в Музее политической истории Санкт-Петербурга, роза — в руке у идущего с дамой матроса.
409 Андреева Л. В. Советский фарфор. 1920–1930 годы. М.: Советский художник, 1975. С. 93–94.
Отголоски образов матроса-модника и матроса-кавалера присутствуют в созданной на Государственном фарфоровом заводе скульптуре Н. Я. Данько «Матрос с цветком» (модель 1918 г.), которая изображает матроса с букетом в руке и с красным (в росписи Е. Я. Данько) цветком в зубах (илл. 33) 410. Цветок в данном случае занимает во рту матроса место папиросы, которой наделяли отрицательный образ матроса либеральная печать 1917 г. и антибольшевистская визуальная пропаганда, а красный цвет бутона напоминает о красном как символе советской власти. Однако здесь происходит перетолкование красного как цвета уже не знамени или крови, а розы на любовном свидании (ср. цветок в зубах у идущей с матросом дамы на картине Б. М. Кустодиева «Матрос и милая»).
410 Та же самая модель в других вариантах была отлита и расписана как «Матрос с букетом» без цветка во рту. См.: Самецкая Э. Советский фарфор 1920–1930-х годов в частных собраниях Санкт-Петербурга [каталог]. СПб.: [б. и.], 2007. С. 64, № 76–77.
После Кронштадтского мятежа 1921 г. некоторые внешние черты матроса-модника иногда наделяются отрицательным смыслом и в советской визуальной пропаганде. В Окне Главполитпросвета В. В. Маяковского № 295 (М., 1921) в кадре, подписанном «Брось, товарищ, гуляния праздные!», праздно гуляющий с руками в карманах «товарищ» только наполовину закрашен красным цветом, являющимся у В. В. Маяковского признаком «своих». На его красную фигуру надеты фиолетовый пиджак и чёрные клёши: поэт-плакатист даёт «полуотрицательному» персонажу элемент модной матросской одежды. Сравним с делением матросов на хороших и плохих в брошюре 1928 г.: «Эпитет „клешник“ применялся не вообще к матросу, а к матросу, принадлежность к флотской службе которого можно определить только по „клёшу“, ибо в плаваниях он не был, стажа и квалификации не имеет и т. д. Словом, кронштадтский матрос 1917 г. и кронштадтский матрос 1921 г. — это типы различного социально-психологического облика»411.
411 Слепков А. Кронштадтский мятеж. М.; Л.: Московский рабочий, 1928. С. 20.
Таким образом, одним и тем же иконографическим признакам (лихо заломленная бескозырка и торчащие из-под неё волосы, следование революционной моде в одежде, появление в обнимку с женщиной) могло приписываться негативное значение в антибольшевистской визуальной пропаганде и позитивное или нейтральное — в советской до 1921 г. Старомодное ношение тельняшки для «красной» пропаганды до 1921 г. оказывается отрицательным признаком, а её отсутствие — положительным. Другие признаки (зажатый в зубах предмет) при использовании той или другой пропагандой претерпевали внешние изменения в соответствии с изменением значения.
После Кронштадтского восстания матрос уже не однозначно положительный персонаж: отрицательным значением наделяются некоторые черты «матроса-щёголя», например клеши. Неслучайно, что именно в 1921 г. мы встречаемся с матросом — отрицательным героем на фарфоровом блюде А. В. Щекотихиной-Потоцкой «Прогульщики», где один из трёх «прогульщиков», играющих в карты, одет в военно-морскую форму. После событий в Кронштадте иконографические признаки матроса в советской визуальной пропаганде перетолковываются, и некоторые из них, имевшие прежде положительное значение, приобретают негативный смысл.
