Матросы на плакатах «В жертву Интернационалу» (Р. н/Д. (?), 1918–1919?) и «Через кровь и через трупов груды, / Лобызая в бледные уста, / Посылает снова внук Иуды / На Голгофу распинать Христа...» (В. Н. Масютин (?). 1918–1919?) также ухмыляются, их всклокоченные волосы торчат из-под бескозырок, усы топорщатся. У матроса с плаката «Угон скота из станиц большевиками» — пулемётная лента через плечо, сабля и нагайка, а матрос на плакате «Большевики на Дону. Кощунства в церкви» «обвешан» оружием и курит папиросу. Матрос на плакате «Хлебная монополия в Совдепии» (Р. н/Д, 1919) — полный, вальяжно сидит в автомобиле («А те [„товарищи“] в автомобилях только знай себе катаются», — гласит плакат).

Образ матроса-большевика на плакатах Добровольческой армии отчасти происходит из сатирической печати 1917–1918 гг., которая карикатурно изображала солдат и матросов — сторонников левых партий. Опубликованный в журнале «Бич» рисунок Sinus’а «Краса и гордость русской революции»390 по мотивам июльских событий 1917 г. наделил матросов всклокоченными волосами, оскаленными зубами и топорщащимися усами. В журнале «Трепач» был изображён бюст матроса с подписью «Наши, симбирские!!» в сдвинутой набекрень бескозырке с надписью «Аврора»; матрос кривит губы, а во рту — папироса391. В сатирических журналах 1917 г. изображение дымящейся папиросы наряду с бутылкой спиртного и кульком семечек используется для высмеивания плохой дисциплины в армии и низкого культурного уровня персонажей (илл. 32). В России до марта 1917 г. солдатам и матросам было запрещено курить на улице. Папироса или трубка у солдата или матроса фигурирует в визуальной культуре после Февральской революции как деталь, которая обращает на себя внимание, но необязательно с негативным значением, ср. трубку у красноармейца на советском плакате неизвестного художника «Все на борьбу с топливным голодом» (1919–1920). После отмены запрета в 1917 г. вид курящих на улице солдат и матросов мог шокировать и восприниматься как признак некультурности. И. А. Бунин писал в дневниковой записи 1919 г.: «А в красноармейцах главное — распущенность. В зубах папироска, глаза мутные, наглые, картуз на затылок, на лоб падает „шевелюр“»392. Гаральд Граф в изданных в эмиграции воспоминаниях о 1917 г., характеризуя Центробалт как «каких-то дегенератов с невероятными причёсками, одетых, как придётся: кто — просто в тельниках, кто — в синих фланелевых рубахах навыпуск и так далее», замечает: «Часть из них сидела, развалясь, вокруг стола и нещадно дымила папиросами»393. Эта деталь, неслучайно введенная мемуаристом, добавляет образу членов Центробалта коннотации низкой культуры поведения. В либеральной сатирической печати 1917 г. курение подаётся как негативный признак, усиливающий отрицательную характеристику персонажа, одетого в военную или военно-морскую форму, и в качестве такового оно перенимается и пропагандой Добровольческой армии.

390 Бич. 1917. № 31. С. 14.

391 Трепач. 1917. № 7. С. 4.

392 Бунин И. А. Окаянные дни. Дневник писателя 1918-1919 гг. Л.: Творческое объединение «Ленинградский литератор»; Издательство «Азъ», 1991. С. 48.

393 Граф Г. На «Новике»... С. 313.

Как и на карикатурах 1917 г., высмеивающих левых моряков, на белогвардейских плакатах периода Гражданской войны бескозырки на головах у матросов лихо заломлены, из-под них видны всклокоченные волосы. Впрочем, и на советских плакатах, а также в произведениях агитационного фарфора многие матросы щеголяют чёлкой из-под сдвинутой набок или на затылок бескозырки. Матросская бескозырка, надетая набекрень, и выбивающиеся из-под неё волосы имеют отношение к революционной моде. «Когда появились деньги [после Февральской революции], то матросы, прежде всего, начали франтить... фуражка набекрень, а летом — даже соломенная шляпа... Особое внимание уделялось волосам, стричь которые считалось положительно неприличным. Шик был в наибольшем „коке“ и лихо закрученных усах»394. Следование революционной моде в сознании самих матросов становится положительным признаком, означающим свободу. Именно к свободе апеллирует лирический герой написанного матросом сатирического стихотворения, опубликованного в 1917 г. и отстаивающего революционную моду: «Что же мы-то, каторжане? / Иль „свобода“ — сон? / Чай свободные граждане... / Так держи фасон. / И назло я Центробалту, / Чёрт с ним — наплевать, / В форме мной изобретенной / Буду щеголять»395.

394 Там же.

395 Колоницкий Б. И. Погоны и борьба за власть в 1917 году. СПб.: Остров, 2001. С. 41.

Б. И. Колоницкий приводит воспоминания начальника штаба Черноморского флота: «В начале июня в Севастополь прибыло несколько матросов Балтийского флота с „мандатами“ от Центрального комитета Балтийского флота. Вид у них был разбойничий — с лохматыми волосами, фуражками набекрень, — все они почему-то носили тёмные очки. Было ясно, что это большевистские агенты»396. Очки как принадлежность матроса-модника фигурируют на юмористической открытке «Создатель „стильной“ формы» художника А. П., автора серии открыток «Типы революции», но в пропаганде периода Гражданской войны они не встречаются, в отличие от других признаков революционной моды, среди которых прежде всего следует упомянуть клёши. В широченных клёшах щеголяют матросы на плакате В. В. Лебедева, рисунках В. И. Козлинского, в произведениях агитационного фарфора С. В. Чехонина и Н. Я. Данько.

396 Колоницкий Б. И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб.: Лики России, 2012. С. 193.

Б. И. Колоницкий называет клеши «„завоеванием“ революции на флоте»397. И. А. Бунин в дневниковой записи от 7 июня 1919 г. отмечал: «И правда, матросов стало в городе больше и вида они нового, раструбы их штанов чудовищные»398. Ср. частушку того времени: «Матрос идёт, / Клёш болтается. / На свой клёш наступил, / На Бога лается»399. Для обозначения матроса-модника появляется слово «клёшник». Этого слова нет у С. И. Карцевского и А. М. Селищева, но его употребляет, например, В. А. Каверин в повести «Конец хазы» 1924 г.; ср. также частушку: «Эх, клёшнички. / Что наделали: / Бабьи юбки на клёш / Переделали»400. В другой частушке, тоже на мотив «Яблочка», клёши становятся метонимическим обозначением кронштадтских матросов: «Ах, клёшики, / Что вы сделали: / Были красными, / Стали белыми»401.

397 Колоницкий Б. И. Погоны... С. 40.

398 Бунин И. А. Окаянные дни... С. 72.

399 Русский политический фольклор. Исследования и публикации. М.: Новое издательство, 2013. С. 300.

400 Там же. С. 299.

401 Синдаловский Н. Карл Маркс и эллинский сатир: Октябрьская революция в зеркале петербургского городского фольклора // Нева. 1997. № 11. С. 187.

Матросы в клёшах с вышеупомянутых плакатов В. И. Козлинского и В. В. Лебедева, с плаката «Капитал» неизвестного автора, как и фарфоровый «Матрос со знаменем» (модель Н. Я. Данько 1919 г.), не носят тельняшек под форменкой или бушлатом. У матроса с бакинского плаката «РСФСР» не только нет тельняшки, но и закатаны рукава. Это — тоже отражение революционной моды: «форменки же моряки носили с засученными рукавами и без тельняшек, современники вспоминали „декольтированных“ матросов»402. В романе С. Буданцева «Мятеж» (1919–1920) упоминаются «в клёш разряженные гологрудые матросы», ср. частушку того времени про матроса: «Грудь открыта, / Брюки — клёш, / Говорит: / „Даёшь — берёшь!“»403. Новую моду матросов высмеял карикатурист Ре-Ми рисунками «Конкуренция» и «Моды времён русской революции. Выходной туалет русского матроса» в журнале «Новый Сатирикон»404. Изображённый Ре-Ми матрос, помимо декольтированной шеи, щеголяет приталенным бушлатом, брюками клёш и густой чёлкой из-под сдвинутой на затылок бескозырки, а на втором рисунке держит сигару.

402 Колоницкий Б. И. Погоны... С. 38.

403 Зеленин Д. К. Современная русская частушка [1925] // Заветные частушки из собрания А. Д. Волкова. Ч. 2: Политические частушки. М.: Ладомир, 1999. С. 459–482.