Они шли, совершенно не следя за дорогой, хотя ноги сами привели их к нужному дому. Вечер уже был в самом разгаре, то и дело загорались фонари, а улицы пустели.

— Завтра я зайду за тобой на пробежку. В половину седьмого, верно? — Кацуки погладил его по щеке, пристально смотря в глаза.

— У-угу, — Изуку неуверенно потёрся о ладонь альфы, вызывая у того дрожь, Бакугоу рыкнул, наклоняясь вперёд для поцелуя.

Губы у омеги мягкие, он всё ещё неуверенно и неловко отвечает на поцелуй, несмотря на то, что целовались они довольно часто. Но Кацуки кажется это милым.

«Я буду его первым во всем. Первым и единственным. Никому его не отдам. Только мой омега. Только мой Изуку».

Когда воздуха уже не хватает, приходится немного отстраниться, вот только уходить не хочется совершенно. Парень через силу делает шаг назад.

— Давай домой и спать. Завтра будет длинный день.

— Да. Спасибо, что проводил, — и альфа снова не может сдержаться и не поцеловать это чудо, слегка взъерошивая тёмные вихры.

— Я пойду, иначе, если останусь ещё хотя бы на минуту, не смогу уйти, так и будем стоять здесь.

— Угу. Спокойной ночи, Каччан.

— Спокойной ночи.

Мидория поднимается к своей квартире и запускает руку в карман штанов, но, ничего не найдя, лезет в пакет, где лежали книги, которые ему разрешили взять с собой.

Вот только и там ничего нет. Парень начинает паниковать. Он выкладывает из пакета всё содержимое, ещё раз хлопает себя по карманам, но ничего нет.

«Где же они? Неужели на работе забыл? Только не это!»

Кацуки отошёл уже довольно далеко, когда почувствовал взволнованный запах Изуку. Он остановился, прислушиваясь к своему зверю, тот тоже почувствовал взволнованность пары. Поэтому, ни секунды не думая, он срывается с места.

Он видит омегу перед его квартирой и подбегает к нему, хватая за руку. Мидория поворачивается к нему, в его широко раскрытых глазах стоят слёзы. По телу Бакугоу будто ток пускают.

— Что случилось?! — он не знает, как подступиться, плачущий парень вгоняет его в ступор.

— Каччан… Я… — юноша не договаривает, всхлипывая, вот-вот он разревётся пуще прежнего.

Кацуки смотрит на закрытую дверь. В голове проносятся одна за другой причины, что могли заставить его омегу плакать.

— …чи… рял… — бормочет Изуку, рукавом рубашки утирая слёзы.

— Что ты? — ему приходится навострить уши, чтобы понять, что там бормочет омега.

— Ключи… я… потерял…

И снова альфа в ступоре. Ведь дома есть Мидория-сан, чего тогда он плачет.

— Давай я подожду Мидорию-сан здесь с тобой. Думаю, она скоро придёт, просто нужно подождать, — он гладит его по голове, но от его слов Изуку плачет ещё сильнее.

— Она… не на ра-работе… К-командировка… Несколько дней…

Из его бормотаний Бакугоу кое-как понял, что мама его омеги уехала в командировку на несколько дней, а это недоразумение потерял ключи… проще говоря…

«Ему негде ночевать!»

А теперь, как заставить себя не улыбаться как счастливый идиот?

Мидория, кажется, и не замечает ничего вокруг. Он не знает, что делать. Спать на улице? Не вариант. Злые языки могут подумать не то.

— Не плачь. Всё хорошо, — Кацуки обнимает его, поглаживая по спине, и он очень надеется, что сейчас на его лице нет предвкушающего оскала. — Ты можешь переночевать у меня, родители не будут против, наоборот, они ведь так давно тебя не видели.

— П-правда? — голос альфы такой ласковый, что он не может не поверить ему, доверчиво смотря в алые глаза и расслабляясь всем телом.

Кацуки сжимает его в объятьях, немного покачивая из стороны в сторону.

«Попался, мой хороший. Чёрт, кто-то там наверху любит меня! Даа!»

А вслух говорит только:

— Правда-правда, пойдём скорее, — а то мало ли сейчас эти ключи соизволят найтись, а такого разочарования Бакугоу не вынесет.

— Я дома! — необычно громко говорит Кацуки, заставляя Мицуки удивлённо выглянуть в коридор.

— Ох! — она расплывается в улыбке, стоит увидеть сына подруги. Взъерошенный, с заплаканным лицом, он всхлипывает и бормочет совсем тихо:

— Извините за вторжение…

Женщина, сразу подумав, что её оболтус опять обижал парня, уже готовится наорать на него и дать затрещину, но тот, с нечеловеческой скоростью сбросив уличные ботинки, проносится мимо неё.

На лестнице Бакугоу сталкивается с отцом, тот отскакивает в сторону, чтобы его не снесли. Топот ног, хлопки дверьми и копошения разносятся по всему дому.

— Изуку-кун, что-то случилось? Мой балбес опять тебя обидел? — Мицуки подходит к нему, приобнимая и поглаживая по голове.

От такого материнского жеста на его глаза снова наворачиваются слёзы. Он пересказывает ей всё, что случилось, стараясь не заплакать снова, не хочется выглядеть ещё более жалким. И так уже опозорился в глазах альфы, куда ещё-то?

— Не плачь, мой хороший. Конечно, ты останешься у нас, даже не переживай. И комнату выделим с футоном.

— Нет у нас футона! — Кацуки, весь запыхавшийся, опирается о перила лестницы.

— Как это нет? — женщина смотрит на него сурово, не хватает только кулаком погрозить.

— Вот так это!

— Дорогая, Кацуки хотел сказать, неужели ты не помнишь, тот футон был уже довольно старым, поэтому мы его выбросили.

Бакугоу, в силу своего характера, хочет сказать: «Старик, ты что, маразматик? На втором этаже он… был» (пока альфа не «избавился» от него), но молчит, понимая, что это очень кстати.

Мицуки смотрит на мужа во все глаза.

— А куда же нам тогда…

— Он будет спать у меня! — Кацуки делает шаг вперёд, а женщина почему-то чисто инстинктивно приобнимает Мидорию сильнее, в каком-то даже защитном жесте. — Уступлю ему кровать… я хотел сказать… да.

— А-а. Ну… хорошо, — её недоверчивый взгляд так и говорит: «Я слежу за тобой, мелкий засранец». Но это уже мелочи.

Изуку раздевают, пакет с книгами Бакугоу тут же утаскивает к себе в комнату, на скорую руку пряча всё, что его омеге пока лучше не видеть в его обители.

— Сначала примешь ванну или после ужина? — Мицуки всегда относилась к нему как к собственному сыну, всё-таки омегам всегда хочется иметь ребёнка схожего с ними типа, а не такое недоразумение, как её собственный сын-хам.

— А… Ну… Я… — Мидория не может и предложения нормально связать, ему слишком неловко, а женщина только сильнее умиляется от такой его реакции.

— Лучше сначала поешь, я пока поищу тебе одежду для сна, — альфа не дал и слова вставить, сразу уходя из кухни.

Изуку усадили за стол, пока Мицуки суетилась на кухне, накладывая еду. Неловко ёрзая на стуле, он украдкой поглядывал вокруг. Неожиданно перед ним появилась тарелка ароматного карри. Желудок предательски заурчал. Но он не набросился на еду, терпеливо ожидая, когда за стол сядут все остальные.

Мицуки села напротив него, а Масару рядом с женой, напротив пустующего места. Кацуки появился спустя пару минут, тут же падая на стул.

— Приятного аппетита!

Супруги Бакугоу с интересом наблюдали, как их сын молча ест совершенно НЕОСТРОЕ карри и даже не возмущается. Бакугоу совместно со своим взрывным характером предпочитал такую же острую пищу. Неважно что, главное — поострее. Мидория же, похоже, был неприхотлив в еде, да и ел он очень мало. Кацуки подкладывал ему в тарелку всё, что под руку попадалось, а тот ел, не зная, как отказаться. Отец тихонько посмеивался, стараясь скрыть это за покашливанием, правда, это у него плохо получалось. Но всему приходит конец, и месту в желудке тоже.

— С-спасибо за еду!.. — Изуку покраснел, встал с места и направился к раковине с посудой, намереваясь помыть её, но и это ему не позволили сделать самому.

Кацуки поймал его на полпути и, забрав тарелку у него из рук, сам принялся намывать её. Мицуки схватилась за сердце, а Масару в какой уже раз за сегодня издал короткий смешок, хотя на его лице ничего не отразилось, но парень точно слышал это.

Бакугоу поставил чистую тарелку на стол и, подхватив Мидорию под локоть, потащил наверх.