- Я тебя прокляла. – буквально светится, раскидывая желтые всполохи в воздух. – Ты теперь никогда не услышишь эти слова, не сможешь прочитать и воспринять. С другой стороны, они были на русском, так что многого ты не потерял, Баки из Нью-Йорка.
- Я теперь не смогу понимать твои песни? – даже замерла и нахмурилась.
- Ты знаешь русский язык? – на мой кивок начинает чесать за ухом. – Это конечно неожиданно, но я стерла всего несколько слов, так что все останется по-прежнему. И это… текст близко к сердцу не бери – мне только мелодия важна. – разворачивается к лестнице и тихо говорит в никуда. – Лишь бы любовную лирику на свой счет не принял.
Не знаю, сколько прошло времени, но мы дошли до моего отрочества. Количество блокнотов с записями перевалило за четыре штуки, когда Аста вернулась с новым компьютером и хорошим настроением.
- Танцуй, чучелко! Я только что тебя отмазала. – засунула ладонь за край куртки и вытащила оттуда букет ромашек – опять из Щели между Мирами всякую чушь таскает. Еще и почти насильно всучила мне цветы, впихнув букет в кибернетическую руку. – Я воспользовалась старым долгом местного Вотана за разгром одной лаборатории ГИДРА – ты почти оправдан – я попросила для тебя справедливости! Александр Пирс под проклятием Души Мира поет, как соловей. Сдает все явки и пароли, кается в грехах… И заодно поведал, что тебя сломали и запрограммировали. Верну тебе память – явишься домой честным человеком. Только это пока секрет для всех.
Эмоции возвращаются, и сейчас я чувствую досаду и возмущение. Мне здесь нравится – качаться в своем личном гамаке, рвать плоды яблони, к которой Аста не подходит. Узнавать новое и смотреть из-за укрытия, как иногда она танцует, пока в воздухе стелется ее магия. Что так похожа на северное сияние.
- Хочешь меня выгнать? – букет ромашек кажется мне похоронным венком.
- Эх, Баки… Твой Мир не этот, а другой. Там у тебя есть друг, который очень долго по тебе скучал. Как бы ты не был мне дорог, но у него приоритет. – вешает куртку на вешалку. – Все же только благодаря ему я тебя не убила тогда. Я думаю, что скоро ты его увидишь в воспоминаниях.
Нью-Йорк конечно хорош, но мне и здесь неплохо. Зачем меня выгонять? Карл сказал, что я был принесен сюда, как проект «Страшила». Способ, чтобы забыть почти минувшую боль. И прощальный подарок. Даже обидно.
Стив Роджерс – мой старый друг. Мой старый друг?
- О боги, каким же он был мелким в детстве! – звучит рядом со мной.
В воспоминаниях я не вижу собственного тела, как и Асту. Я называю ее преимущественно так. Просто появляется ощущение постороннего присутствия рядом. Она часто обращает внимание на совершенно отвлеченные вещи, особенно когда я вижу свое прошлое, связанное с девушками и старым другом. Заодно я узнал, что Стив Роджерс с ней встретился в ноябре сорок второго. Он тогда мне показывал нарисованный портрет «странной девушки Асты». Трубка, необычная для того времени одежда и отблески костра. Как от жаровни, которую она разжигает каждый вечер.
- Ты встречалась с ним раньше. – наблюдаю за реакцией, задав вопрос после погружения.
- Всего несколько раз, Страшила. Лучше смотри дальше – там явно будет интереснее.
Меня не обмануть. Тот единственный рисунок на стене – его работа. Стиль похож. И слишком много восхищения в простом, почти домашнем наброске. Махровый халат, вскинутая голова и Пушок на плечах. Чудесный питомец – он часто приползает греться мне под бок. Даром, что змея.
- Я убью их! Убью, и насажу их головы на колья!
Аста становится «лирим», гуманоидом-фелидом. Превращается в кошку, если быть точным. Кожа зарастает коричневым коротким мехом, лицо больше не похоже на человеческое, а воздух рассекают длинный хвост и острые когти. Отросшая коса извивается по спине, пока она с рыком меряет шагами луг перед домом. Надеюсь, что нашим – не хочу уходить.
- Как можно так издеваться над живой человеческой душой?! Доктор Зола сдох дважды, и я жалею, что не могу его вернуть, чтобы убить еще раз. Ра-а-а-а!!! – рычит, направляя ярость прямо в небо, выпуская красные всполохи. – Карл!
- Я здесь. Чего хотела? Может тебе показать, куда ты положила Кристаллы Смирения?
- К черту их! – гневно ведет головой. – Карл, приготовься и собери информацию о базах ГИДРА. Копай, где хочешь, но достань ее мне – Наташа выгрузила ее в свободный доступ. Как только подготовимся, я начну операцию «Долгий полдень». Я вырежу их за одни сутки и возьму свой трофей – надо обозначить границы своей территории. Так я исполню свой долг, мой старый друг.
Видимо тогда, семьдесят лет назад, Стив Роджерс много значил для моей тюремщицы. Ведь после моих воспоминаний об освобождении из плена нацистов она становится все мрачнее. Особенно когда видит Роджерса рядом с темноволосой красивой женщиной.
Аста сидит на веранде, подобрав скрещенные ноги, и поочередно закрывает ладонью одно из двух солнц своего Мира.
- Два солнца… Ик… Рядом, но не вместе. Как и мы… Здесь не хватает еще одного. По имени Пегги Картер, чтобы вечно висело между нами. – тянет руку к бутылке.
- Может хватит пить? – даже не оборачивается в мою сторону. – Ты не просыхаешь и ведешь себя как пьянчуга из подворотни.
- А… Страшила… Ик… – глоток вина. – Хочешь отобрать у меня последние радости?
- Найди себе какое-нибудь другое утешение, если не хочешь умереть от цирроза.
- Пф… умереть… Знаешь, сколько раз я пыталась это сделать? А? – криво оглядывается. – Я потеряла счет попыткам. Даже на высохшее озеро Лобнор в Китае как-то раз пробралась и рядом с ядрёной… эм… ядерной бомбой встала, как раз после смерти старого Монгво. Ик!.. – еще глоток. – Обняла ее, как родную… И что? И ни-че-го! Меня разнесло конечно, и потом пришлось откапываться с четырех метров. Проводник воли Миров, кривой камень на желтой кирпичной дороге – редкая профессия. Мне просто не дают умереть.
- Что?... – не могу уложить в голове странные слова.
- Ничего… Я похоже тоже проклята. Ты не представляешь, как же это гадко, умирать от удушья каждые две минуты, вдыхая вместо воздуха землю. Гадость! Ик… А ты мне тут про цирроз бормочешь… Фу… от воспоминаний даже как будто песок на зубах хрустит. Надо это запить. – отворачивается и опять присасывается к горлышку. – Хочешь, чтобы я перестала бухать – позволь над собой издеваться. Меня это всегда успокаивает.
- Меня после этого не надо будет хоронить? – скрещиваю на груди руки.
- Неа. – очередной пьяный взгляд из-за плеча. – Я доберусь до твоих прекрасных волос. Хм… тебе подойдут милые косички и бантики. Может быть даже в покер сыграем.
- Просто так не дамся. – разворачиваюсь к входу.
Она не умеет играть в покер – все эмоции отображаются на лице. Не получается у нее врать. Так как на деньги мы принципиально не играем, я успел побывать «зайчиком» и «черепашечкой» с привязанной к спине большой кастрюлей. Зачем она ей, если она не готовит? Оправдывается, что готовка получается горькой из-за сильной печали.
Моя тюремщица же проиграла уже несколько дней тишины. Ходит теперь молча, на пальцах объясняя, чего от меня хочет, но чаще просто показывает средний палец. Следом проиграла мне неделю без матов и теперь везде ходит с блокнотом и ручкой. Первая написанная фраза была «Карточный долг – дело святое. Держись, Страшила. Однажды я выиграю, и тебе пиздец конец.»
С каждым днем я вспоминаю все больше. И становлюсь более живым. А Аста становится грустнее. После сеансов погружения в мою память берет любую книгу и смотрит на буквы, но страницы не перелистывает. Я помню, как раньше целовал девушек, а они улыбались и глаза их сверкали. Почему бы не помочь ей? Она больше не моя тюремщица – я ее даже в мыслях так не называю. Сложно так называть человека, что отгоняет кошмары и делает горький успокаивающий отвар из шиповника, крапивы и мяты. «Слишком много печали, Страшила. Поэтому такая горечь».