— Опа! — уши встали торчком, как у почуявшей халяву кошки. Так вот зачем Паука надо было брать с собой. — Ты точно уверен, что гномы не обидятся, маленький предсказатель?
— Точно! Они потом еще и смеяться будут.
— Шкет, насколько хорошо ты прилипаешь к поверхностям? В смысле, сколько на тебя надо навесить груза, чтобы ты отцепился? Аллергии на чешую нет? Вестибулярный аппарат не шалит? — Тони грозит мне пальцем, а я включаю чудовищно рокочущий голос, беру шею Питера в дружеский захват и выпускаю на волю рога и хвост. — Пс, Парень-Арахнид, не хочешь немного полетов на драконе? — коварно поиграла бровями и дружелюбно оскалилась двумя рядами острых зубов.
А потом мы заключили Договор. Питер не даст свалиться Фило и попросит своего друга Нэда удалить похабные картинки со мной в главной роли, а с моей стороны — полет, автограф Пухле и рассказ о предназначении собранных голов. Из которых я сделала ограду от врагов. Все же кубки из черепов — жуткая банальность. Не комильфо, мда.
На острове Муримах радуги были такими же, как обычно, то есть били прямо из земли и прихотливо изгибались, едва шевеля высокий прибрежный ковыль. Старк жаловался Пеппер, что у него начала барахлить техника, после того как он ради интереса засунул телефон прямо в радужный столб, чтобы замерить уровень омега-излучения, то есть магии. Сэр Нумминорих, Мастер Нюхач тайных сыщиков, просвещал Паркера, что его паучье чутье больше похоже на сплав из обостренных чувств и развитой интуиции и отношения к обонянию почти не имеет. Фило же, против обыкновения, перестал скакать и ковырял палочкой песок, пока я аккуратно складывала лоохи и присматривала кусты погуще — броня-трансформер осталась на Земле, поэтому сверкать мне голой задницей и кормить муримахскую мошкару, пока кожа не покроется непробиваемой чешуей.
— Папа говорит, что ничто не может длится вечно, но это даже хорошо, — рисует на песке лежащую на боку восьмерку, символ вечности. А вокруг него — шесть кружочков. Камни Бесконечности?
— Я имел в виду, что все меняется, но Фило, видимо, понял меня неверно, — сэр Нумминорих ласково приглаживает торчащие вихры сына.
— Папа… — «Гроза Ехо» надулся. — Конец — это всегда начало.
— Знаю, дружочек, — ворошу непокорные волосы мальчишки-провидца, стараясь не поцарапать его когтями и отбрасывая поиски глубинного смысла прочь. — Исполню свой Долг на Земле и начну все сначала уже в другом месте. И снова… И снова… Но теперь мне есть к кому возвращаться.
— Нет, я говорил вообще про Конец, когда всё исчезает. Или не всё? Я не могу объяснить, — начал водить палочкой по песку, соединяя кружочки линиями.
От слов Фило мне почему-то стало душно, а за спиной раздался щелчок, словно мой дух-хранитель опять нервно прикуривает косяк с дурью.
— Фило, о… о чем ты говоришь? Ты что-то чувствуешь? Видения?
— Не знаю, — беспечно пожимает плечами и пытается достать языком до кончика носа. — Оно постоянно меняется, но уже лучше, чем было, — и ускакал восхищаться прекрасными рыжими волосами незабвенной Пеппер.
На песке остался немного кривой рисунок маленького художника-предсказателя — бесконечность, шесть кружков и линии, образующие знак, который в современном мире знают как Звезду Давида. Мало кто помнит, что на самом деле гексаграмма — очень древний символ, гораздо старше, чем иудаизм. Его использовали шаманы и жрецы еще в бронзовом веке. Жители Месопотамии, иберийцы, кельты… И только потом его взяли себе как главный символ семиты. Знак объединения земного и небесного начала, мужского и женского, точка равновесия между противоречивыми желаниями и гармония, к которой должен стремиться каждый. А еще в Индии так изображают Анахата-чакру — сердце, обитель чистой любви, не привязанной к чему-либо. Все и ничего.
— Ну нахер! — затираю песчаный рисунок ногой и топаю в кусты, сшибая верхние листочки шипами на хвосте. — Пару лет и без загадок продержусь, а Камнями пусть Тор Одинсон занимается. Моя забота — Земля.
Кости и сухожилия ноют, мышцы растут, как жаркое пламя на сухих стеблях, кожа зудит от прорастающей чешуи и крыльев — малая цена за превращение в дракона. Которому густые кусты по колено.
— Очуметь… — на берегу замер Питер, совершенно не реагируя на дергающего его за рукав Фило. — А откуда вы берете массу для трансформации?
— ЭТО… — когтями чешу чешую за ухом, но объяснения нет. Пригодится универсальная отмазка. Боги-покровители, храните Локи. — ЭТО… ДРАКОНЬЯ МАГИЯ. ЗАЛЕЗАЙ.
Во время полета Питер поминал всуе Звезду Смерти, джедаев, ситхов, астродроида R2D2 и железный лифчик принцессы Леи, что понятно в переходном возрасте, полном бурления гормонов. Счастливый Фило, у которого весь этот кошмар впереди, только хохотал и уговаривал сделать еще один штопор и бочку, а потом просил не ругаться на «сэра Стивена», ведь тот хотел лишь добра. Чую, по возвращении я узнаю много нового.
В Мире Двух Солнц пели сверчки, обволакивая спокойной мелодией подкрашенные алым сумерки, когда я на всякий случай переместилась к источникам. А там никого. От легкого ветра шуршали листья деревьев и стебли трав, говоря на своем языке о заходящих солнцах и наступающей ночи. И еще о радости от любви и заботы Творца, который наконец услышал свое творение. Это «ж-ж-ж» неспроста!
Я с опаской проходила мимо ограды из вражьих черепов, побелевших от двойных солнечных лучей и насаженных на дубовые колья. Прислушивалась к шороху мелких животных в окружающем дом лесу, кралась в обход протоптанной тропинки. Принюхивалась к запахам вереска и созревающей бузины, чесала мохнатую головогрудь встретившему меня Мурзику и пыталась не наступить ни на одну из восьми хитиновых лап, отсылала его подальше, чтобы не выдал. Уже виден просвет и обшитые досками стены вдалеке. Все, как обычно, кроме…
— Дюжину вурдалаков мне под одеяло! — отпрыгнула от выскочившего на прогалину существа, похожего на песочного шестилапого лемура с пушистым хвостом, большими ушами и… тремя малахитовыми глазами. — Бля… Что же ты за чудо такое?
— Ур-р-ряур? — круглые зрачки расширились, превратив неведомое животное в «ми-ми-ми». Других слов нет.
Зверек размером с таксу умильно моргнул тремя гляделками разом и поставил торчком бархатные уши. Его шесть лап так завораживающе переступали по веточкам и палой листве, что я опомнилась, только когда это существо начало обтираться об ноги, а потом еще раз «ряукнуло», схватившись передней парой лапок за штанину. Пальчики и правда, как у лемура. А вот наглость явно кошачья — не увидев от меня угрозы, он просто вскарабкался на плечи, свесив за спину хвост. Похоже, это только первая ласточка того, что наворотил «сэр Стивен». Так и было.
Моя тропка через лес больше не покрывает пылью обувь — булыжники будто сами выросли из-под земли, аккуратно раздвинув корни вековечных буков и вязов. Так… Граница леса отодвинулась дальше от дома, но деревья остались прежними. Вон, даже зарубка от когда-то брошенного в гневе топора осталась. Та-ак… Кузня? Фух, без изменений. А… А где мой кривой ужас с разномастными дверями-порталами? Вместо него стоит нечто, больше похожее на сплав асгардской, ривендельской и старой нью-йоркской архитектуры. Я хотела когда-нибудь взяться и позвать мастеров, чтобы построили мне какой-нибудь навес, но это… На невысоком круглом мраморном подиуме ротонды установлены колонны, на которых лежит почти плоская крыша со свисающими по краям фонариками. Даже двери заменены на одинаковые, ровно расставлены между каменными колоннами и аккуратно подписаны. Лиирдис, Драконий берег, Вересковые холмы, Дом, башня Старка… Арда? Я распахнула дверь, но уставилась сквозь пустой проем коробки на веранду с гамаком. Зверек спрыгнул с плеча и вальяжно прошел сквозь незаконченный портал. Только в удивлении хлопнув пару раз глазами, я увидела приколотую к косяку записку на синдарине. Правда, некоторые слова были очень коряво дописаны на английском — их в языках Арды просто не существует.
«Craban, спасибо за яблоню. Я тебе потом покажу, зачем она мне была нужна, а пока не злись на нас — мы хотели сделать тебе сюрприз, хотя я знаю, что ты их не любишь. Но я уговорил твоих братьев провести эксперимент. Никогда раньше не преобразовывал материю.
