— Угу… — оглядываюсь на шорох и вижу, как от удовольствия у него подгибаются пальцы босых ног, видимых из штанин туристических брюк. Как котик, ей-богу… А я ведь только начала.
— На спине их не очень много, но некоторые весьма действенны, — с силой провожу костяшкой по позвоночному столбу к шее, а потом надавливаю пальцем. — От этой кровь будет больше насыщаться кислородом и может появиться чувство эйфории.
— Угу… — улыбается с закрытыми глазами. Спать собрался?
— Эта точка разгоняет кровь по всем сосудам, — спускаюсь на уровень груди, и пальцами чувствую, как сильнее забилось сердце. Еще ниже. — А вот от этой…
— Аста, хватит, — поочередно переложил руки к надувной подушке и приоткрыл один глаз, в котором я вижу желание. — Я знаю, чего ты добиваешься. Вернее, уже добилась.
— Правда? — резко тыкаю пальцем, и мой мужчина тут же оглушительно чихает. — Вот теперь…
Договорить я не успела, как и слезть со спины, поэтому стоило ему рывком приподняться — и я все же встретилась макушкой дурной головы с мигнувшим фонарем. Тут же наступила темнота, в которой я чувствовала только, как подо мной перекатываются сильные мышцы. Я с визгом вцепилась в широкие плечи и повисла на коленопреклонённом Стиве, как рюкзак. В палатке не видно ни зги, поэтому он на ощупь проверял мою многострадальную голову, пытаясь нащупать несуществующую шишку. Воин, на поле боя храбрый до невозможности, до сих пор немного зажат, когда дело медленно идет к постели, и действует решительно, только если его довести до пара из ушей. Но сейчас нас объяла временной слепотой тьма, и у него не получится просто смотреть на меня, когда я делаю вид, что не замечаю его жарких и смущенных взглядов. Нет услады глаз, только прикосновения.
Пальцы, что способны как жать на курок, так и вести кисть по бумаге, осторожно зарывались в волосы и тут же скользили между прядей. Легкие прикосновения рук к лицу, словно крыльями бабочек. Ощущение мозолистой ладони на плече, нечаянно задевшей тонкую лямку майки. Секундное промедление — и лямке помогают сползти, а потом и второй. Невесомая цепочка поцелуев по скуле к уху заставляет приливать кровь к щекам, а от почти робкого прикосновения к груди хочется выгибаться навстречу, всем телом говоря: «Смелее!». Губы медленно целуют шею, и чем ниже опускаются, тем сильнее стучит в ушах сердце. Когда он в тишине добирается до груди, я откидываюсь назад, не в силах сдержать судорожный полустон. Каждая секунда — сладкая мука. Каждый вздох жаден, как последний. А он не прекращает пытки и держит почти на весу, поглаживая пальцами позвонки на пояснице, отчего хочется скулить и ерзать. Глупой одежды на нас уже нет, но он лишь положил меня на спальник и переплел пальцы одной руки с моими — наручники, от которых не освободиться. Другая же рука гладит по телу, как слепой, читающий шрифт Брайля из изгибов груди, талии и бедер, где сведенные колени вместо диалога, выступающие тазовые косточки словно многоточие, пупок как вопрос, а схождение ног — восклицательный знак, оголяющий распаленные нервы.
— Да! — дернулась навстречу, как корабль-суицидник на твердые скалы. — Еще! Прошу…
В той же темноте он меня и целовал, глуша вздохи и стоны, а потом долго гладил по растрепанным волосам, когда я свернулась у него под теплым боком.
В любви и на войне все средства хороши. Особенно в любви.
Я выглядываю из-за холма, покрытого жухлой от солнца травой. Звериные острые уши пришлось как следует прижать, а веки сощурить, чтобы не отражался свет костров. Все же сверкающие кошачьи глаза далеко видно ночью, а у людей, за которыми мы следим, полно оружия и дури. Той дури, что и в голове, и карманах.
— Скажи, почему мы согласились?
— Потому, что нас об этом попросил Фьюри, — Стивен залег рядом и осторожно рассматривает в бинокль лагерь эфиопских фанатиков. — И потому что остальные заняты переездом на новую базу, а мы свободны. К тому же Романофф передала мне, что от правительства Ваканды к ЩИТу было направлено несколько писем, содержание которых не разглашается. Причин достаточно.
— И еще Фьюри знает, как я «обожаю» Африку, — чешу зудящую от пота шкуру на шее. — Ну, за редким исключением. Посетим Ваканду через пару лет, когда шумиха с вибраниумом уляжется?
— Как прикажете, леди Баст, — белозубо улыбается, смахивая со светлой бороды застрявшие сухие травинки.
— Разброд и шатание… Где твое «боец», «солдат» и «слушай мою команду»? И, к сведению, я не Баст, а Бася.
Фьюри нам действительно подгадил. Решил прервать наше валяние дурака и предложил быстро смотаться в Эфиопию, чтобы понаблюдать за расшевелившейся группировкой религиозных фанатиков и постепенно перейти от состояния покоя к боевой готовности. И плевать он хотел на то, что я на время прекратила воевать, а Стив по своей сути не шпион. «Этиро, я уверен, что вы с капитаном Роджерсом справитесь». Балор Дурной Глаз! Надо его на море с Марией Хилл отправить, пока у него уровень говнистости не упадет до стандартных отметок.
Наши объекты наблюдения не выделялись ни хорошими укреплениями (несколько глинобитных больших халуп), ни большими финансами (бронежилет только на главаре), ни возможностями устроить большой разрушительный теракт (древние калаши, перемотанные изолентой — классика). Просто разросшаяся группа людей, объединенных одной идеей и желанием подмять под себя остальных. В терзаемой революциями Африке все просто — если ты один, то ты труп. Но если собраться вместе, получить автомат с гранатометом и назвать себя воином бога… Можешь вытворять что угодно и ждать на небесах положенную награду. Даже если при жизни нарушил все запреты божества, с именем которого будешь убивать невинных и умирать сам. Фанатики и их подражатели одинаковы во всех Мирах.
— Аста, на три часа вижу колонну грузовиков, — указывает в сторону едва видного столба пыли. — Они, скорее всего, остановятся на той расчищенной площадке с кострами. Готовься связываться с остальными — машин около десятка. Возможно, там груз оружия и боеприпасов.
Все оказалось гораздо хуже. Когда галдящие фанатики откинули мягкий борт грузовика, то под колеблющийся свет появились не стволы, а испуганные девочки-подростки, подгоняемые дулами автоматов и тут же безропотно усевшиеся на землю. Стивен в стороне пытался быстрым шепотом говорить с Фьюри, а я все считала девушек, но сбилась на двухстах. Каждая из них сидела сгорбившись, вперив взгляд в землю и вздрагивая, когда мимо них кто-нибудь проходил. Если это были другие заложницы, то они быстро поднимали и тут же опускали глаза. Если бандиты, то сжимались в комок, пытаясь быть незаметнее. Зачем их сюда привезли, стало понятно, когда один фанатик в грязной потрепанной майке за руку подтащил ближайшую девочку к костру и начал осматривать зубы, а потом кинул ей платок — выбрал себе жену, как кобылу на ярмарке. Захватившее меня окаменение наконец сменилось яростью. Которую я в себе со скрипом зубов душу, чтобы красное сияние не выдало нас. Глубоко дышу с открытой пастью и запускаю когти поглубже в сухую землю.
— Аста, спокойно, — рука на плече не дает мне сорваться. — Через два часа все соберутся и освободят их.
— Нет у нас двух часов. И у заложниц тоже, — быстро окидываю взглядом расположение халуп, машин, охраны и костров, что создают больше теней, чем света. Идеальная сцена. — Есть план. Эти твари прикрываются богами — они их и получат! Ты со мной, Стивен Грант Роджерс?
— При условии, что Баки тоже будет с нами.
Быстрый шаг по Темным Путям в Нью-Йорк за братом-учеником, потом тут же в Мир Двух Солнц, где я скинула на большой компьютер-проектор лирим съемку местности для двух моих сообщников. А сама побежала собираться. Усиленные рунами световые гранаты от Старка, несколько ножей и интересных порошков, что точно смутят разум фанатиков, которым я явлюсь. Леопардовая шкура слишком заметна в темноте, поэтому покрытые коричневой шерстью бедра оборачивает палантин из темно-синего хлопка, края которого я скрепляю золотой брошью с двумя солнцами и тремя лунами. Забавно, что когда я надевала ее в последний раз, то она почти так же сверкала на синей ткани под небом Асгарда, а потом и Ваканды. Из Комнаты Памяти я беру с полки без портрета, подписанной «Башенга», яркие крупные бусы, звякнувшие на грудной повязке, и прикасаюсь к середине груди и лба. Я защитила женщин твоего племени, мой сильный котеночек, теперь защищу и других. На стене гостиной, в которой меня ждут уже собранные Стивен и Баки, висят меч, копье и систр. Что ж… Думаю, резня — это не то, что нужно видеть детям, только входящим в период взросления.
