— Но?.. — отец раскрытой ладонью просит продолжать. — Говори же. Я догадываюсь, что ты подготовил весомые аргументы, позволяющие этой смертной жить рядом с богами.

— Мы не всемогущи, и называть людей «смертными» — моветон. Сама же Джейн Фостер…

Сдержанный смех Одина прерывает подготовленную речь, а потом я узнаю, что он обвел меня вокруг пальца. Хитроумный Всеотец проверял, насколько я еще «заносчивый злодей», но все же выслушал. Не знаю, как остальные мудрецы, но ученая из Мидгарда очень нестандартно мыслит. Я убедился в этом, когда хотел посрамить возможности скудных человеческих мозгов и в первый раз завел беседу о магии и ее научном познании. Через несколько минут я уже отодвигал Тора, который хотел нарушить нашу интереснейшую беседу банальным предложением танцев.

— Она слишком опережает свое время, и дать зачахнуть среди непонимания столь сильному таланту — преступление. Я считаю, что такой ум должен совершенствоваться, творить и послужить во славу Асгарда, а через него и всем Девяти Мирам, — мы уже вернулись во дворец и неспешно проходим по галереям. — Пусть срок ее жизни ограничен, но это лишь значит, что терять времени не стоит.

— Слова не мальчика, но мужа, — распрямил под золотыми доспехами плечи и гулко ударил копьем о пол, провозглашая свою волю. — Сын мой Локи, я, Один Бёрсон, царь Асгарда, передаю тебе право владеть Ларцом Вечных Зим, как законному и достойному наследнику Йотунхейма. Да будет так!

Я хотел уже опуститься на одно колено, но седовласый Один удержал меня, а потом попросил показать ему, что такое Темный Путь, и провести в сокровищницу. Уже внутри, когда мы проходили мимо стражей и пьедесталов с артефактами, я почувствовал приятный звон со стороны Тессеракта, но на всякий случай зашагал быстрее, догнав Одина уже около Ларца. Он сам вручил мне его при двух свидетелях, а потом замер и посоветовал немедленно отправляться в Мир цвергов, хитро сверкая глазом. Когда я уходил, то оглянулся и увидел, как за плечом отца стоит дух моей матушки и что-то шепчет ему на ухо со смеющимися глазами. В чем была причина спешки, я понял, когда Темные Пути привели меня на Радужный Мост. Прямо к Асте, сидящей со скрещенными ногами в окружении пустых кружек из трактира «Обжора Бунба». И к Хеймдаллю, который упорно тянул дрожащие уголки губ вниз, чтобы не улыбнуться — он на посту.

— …руки в крови, из кармана торчит кончик бинта и скальпель в стерильной упаковке, а глаза выражают презрение к лохам, которые по сравнению с ним не более, чем пыль под ногами. Сю-ю-юп… — сидит спиной ко мне, жестикулируя свободной от кружки рукой. — И как гаркнет им: «НА КОЛЕНИ!»…

— Хватит! Сколько можно?!

И только потом я вспомнил, что Хеймдалль видит всё в Девяти Мирах. И в тот день он явно смотрел в сторону Мидгарда. Демоны преисподней, как же я устал от этого хаоса…

Человеческий вид, добытые из Щели между Мирами кроссовки, блокнот с записями в руке и ровное выражение лица. Поначалу одна женщина нисколько не удивилась новому для нее Миру, выстроенному в виде четырех исполинских колец вокруг раскаленной нейтронной звезды. Гигантские колонны и пролеты дороги, мощные стены с рубленым орнаментом, теряющиеся в высоте и проносящиеся мимо ковши с расплавленным металлом как будто были для нее обыденностью. Она пояснила, что гномы всегда компенсируют масштабностью построек собственный малый рост, но после того, как нас встретил один из цвергов, толкнула меня локтем и прошипела так, чтобы ее никто не услышал:

— Это какие-то неправильные гномы! Наугрим были мне по шею, а самые высокие из них — ростом с меня! А эти… Два с гаком Локи, а не пять шестых Асты.

Сопровождающий цверг только покосился и резко развернулся.

— О каких наугрим ты говоришь? — голос мастера из народа кузнецов гремит среди колонн и пролетов. — Не о тех ли рудокопах, которые живут в Арде? Вижу, что о них. Сюда недавно заходил один Мастер и поведал нам о тех, кого тоже называют гномами.

— Эм… Рыжий, длинноволосый, желтоглазый и жутко любит порядок?

— Да, Майрон был здесь со своей спутницей, леди Сиф, — цверг продолжил путь, а звук от подкованных сапог ударом молота разносился над Нидавеллиром. — А какое у нее прекрасное ожерелье… Будто звезды запутались в паутине. Мастер Майрон сказал, что он сам создал его из неведомого нам металла и хрустальных оков страшного чудовища. Оно было столь мерзко и ужасно, что Творцы его мира откинули распри и объединились, чтобы изгнать его навсегда, но оно вырвалось и теперь ходит на свободе, смущая умы и сея хаос.

«Все его молотки с клещами местами поменяю! И в кузнечный горн плюну!» — почти кричит по Безмолвной Речи, но внешне только вежливо поднимает уголки губ, а потом начинает добывать информацию, «случайно» проговорившись, что она училась у Майрона и у нее есть немного осколков тех «оков». Особенно ей было интересно, почему выкованный цвергами Мьельнир всегда возвращается в руку владельца. В обмен на пару облученных кусочков кварца она выторговала себе разрешение единожды поработать в кузне цвергов и тут же вприпрыжку побежала к ближайшей двери. А следом события закружились, и я улавливал происходящее клочками, когда ко мне подошел Эйтри, король этой земли, и попросил разрешения посмотреть на мои новые кинжалы. Как Мастер, он видел, что брать их без спроса нельзя, иначе обожгут. Неудивительно для изделий дракона, известного по легендам своей жадностью и желанием единолично владеть сокровищами.

— К нам недавно приходил не только Майрон, но еще и какие-то посланники неизвестного господина, — гигант-цверг басит откуда-то сверху и подставляет под свет ослепительной звезды грани клинков с тонкими линиями волшебного серебра. В его руках мои кинжалы кажутся не более чем ножами для фруктов. — Они называли его будущим милостивым повелителем и спасителем Вселенной, а себя — его детьми. Просили создать для них оружие, с помощью которого они принесут мир. Не слышал о них?

Страх ледяным хлыстом прошелся по хребту, а вывернутые в застенках титана суставы заныли, как после пыток.

— Могу ошибаться, но мне кажется, что это были «дети» Таноса, — шевелю враз заболевшими пальцами, некогда сломанными по косточке. — У них своеобразные взгляды на «спасение». Дел с ними лучше не иметь, но и злить не стоит.

— Я примерно так и понял, поэтому отказался от заказа и вежливо выпроводил их вон.

— Будьте осторожны, Мастер Эйтри, — они весьма злопамятны, — говорю, направляясь к углу, из которого доносится слегка хрипловатый голос, горланящий веселую песню. В противовес тяжелым мыслям.

«Я дышу огнем, я глотаю дым,

Я люблю металл и им живу одним!

Тяжесть так сладка — заставляет кровь

В жилах закипать и сердце биться вновь!

Словно взмах крылом, молот занесен,

Я поэт металла, мне покорен он!

Закаляя сталь, укрепляю дух,

Здесь, конечно, мнений быть не может двух.

В висках и днем и ночью стоит железный звон,

И не избавиться никак мне от него.

Коснется рук и станет цветком железа лист.

Сомнений нет — я первый в мире металлист!..»

Позволение один раз поработать в кузнице цвергов, которым она тут же воспользовалась, обернулось выплеснутыми ветрами Темной Стороны, бледными под светом яркой звезды и переливающимися северным сиянием Мидгарда в тенях. А для меня лично — обмером головы, парой вырванных волос и оцарапанным пальцем, кровь из которого она просто собрала на чешую подставленной ладони и стряхнула в плавильную форму с самородками, приговаривая: «Чтобы не спалило нахер». Слишком высокая наковальня с составленными из ящиков ступеньками, дым сгорающих трав и драконий огонь, которым она плавила принесенные с собой лунное серебро и золото, а потом перемешивала, погружая покрытые чешуей руки прямо в жидкий металл. На Нидавеллире видели многих существ, поэтому никто не тыкал пальцем, но в сторону затерянного среди неудавшихся деталей уголка косились. Особенно когда по воздуху поплыли резко уплотнившиеся разноцветные потоки магии. И золотые нити прямиком из космоса, стремящиеся к увлеченной рогатой драконице в броне и прожженном кожаном фартуке, придающей остывающим листам отлитого сплава форму, снова и снова ударяя самым маленьким молотом цвергов. Магии в кузне теперь столько, что мне даже стало трудно дышать, пришлось выйти на свежий воздух.