— Не проливай на землю — время поминать мертвецов еще не пришло, — внезапно оказавшийся рядом Джеймс забрал фляжку и тоже сделал большой глоток, а потом убрал ее в карман. — Здесь никого нет, а Локи требуется помощь. Прошу прощения, мисс.

И поднял меня на вытянутых руках. Это он так проверил мой вес, кивнул сам себе, предложил держаться крепче и превратился в гигантского волка.

«Залезай. Так будет быстрее, — голубые волчьи глаза смотрели с ожиданием, пасть не двигалась, а голос Джеймса звучал у меня в голове. Сам по себе, а не потому, что я захотела его услышать. — Ну же! Только никому не говори, а то у меня девушка ревнивая».

Сидеть на ходящей ходуном волчьей спине и смотреть, как мимо тебя проносятся опустевшие улицы, страшно… и захватывающе. Пальцы вцепились в густую шерсть на загривке, и мне приходилось их через силу расцеплять, когда нужно было расшвырять копии Альтрона, помогая яростному Халку и меткой Романофф. Зеленый монстр только осмысленно кивнул и дорвал на части пойманного робота, а Джеймс унес меня дальше.

Локи отбивался мечом от целой толпы врагов, приняв облик гуманоида с синей кожей и красными глазами. Даже первоначальный морок неприметного мужчины с него слетел, и теперь он совершал большие прыжки, недоступные простому человеку, а полы черно-зеленого камзола развевались по ветру. Несколько горожан испуганно жались к стене, но боялись явно не Локи, а тех, от кого он их защищал. Красные потоки охватили руки, стоило мне сойти на брусчатку и поставить преграду, давая уйти людям. Сила течет во мне, как будто я и не сражалась до изнеможения долгое время, а душа требует уничтожить всех железных зомби. Всех до единого! Тогда я прощу себя.

Мирные люди уже ушли, когда сердце прошила страшная боль. Ноги подкосились от ощущения… пустоты. Там, где всегда думал о всякой ерунде Пьетро, теперь мертвая тишина. Потому что сам он умер.

И я умерла.

От крика алая волна взметнулась до небес, разрушая все на своем пути, вырывая пожухлую траву и голые кусты с корнем, выворачивая наизнанку чертовых железных зомби и стирая верхний слой с кирпичных стен. От меня будто оторвали половину и полили кислотой. Больно… Пусто… Горько… Одиноко… Отсюда и до конца моих дней… Навсегда.

И некому будет меня успокоить, когда по телевизору будут снова показывать страшные фильмы про живых мертвецов.

Эта мысль снова и снова билась в моей голове, когда я уничтожала всех роботов, до которых могла дотянуться. Убить. Вывернуть. Стереть в порошок всех, кто лишил меня половины души. Побитому Альтрону я просто вырвала железку, заменяющую сердце — пусть ощутит мою боль и отчаяние, пока алые потоки со скрипом удаляют металл из искусственной груди. А потом из меня будто вытащили стержень, благодаря которому ещё удавалось двигаться.

Я просто без сил валялась на земле, когда меня подхватил на руки Вижен.

— Всё закончилось, Ванда. Альтрон и все его копии уничтожены. Пора возвращаться.

Его мысли закрыты от меня, но он немного опускает барьер, чтобы я могла почувствовать его печаль и сочувствие. Лучше всяких слов утешения. Жаль, что не помогло.

Битва окончена. Мимо бегают люди с эмблемой ЩИТа и красным крестом, которых направляет зеленоглазый Локи. Он махнул рукой и остался в том виде, в котором завоевывал Нью-Йорк и устроил переполох в сеульской клинике — мы с Пьетро видели выпуск новостей. А теперь я одна и хожу между убитыми и ранеными, высматривая седые волосы, которые Пьетро так любил лохматить, чтобы больше нравиться девушкам. Бартон рассказал, что он умер, когда вытолкнул его с ребенком с линии огня, а сам не успел отбежать. Мой быстрый брат, отказавшийся от брони и энергетика. Я будто оглохла и заледенела. Прохожу мимо суеты и пытающихся остановить меня Мстителей. Куда нам уходить, если мы еще не в сборе? В дальнем конце, у края низкой стены, окружающей старую детскую площадку, видно яркое пятно спутанных седых волос, а рядом с ним сидящая на раскуроченном асфальте Аста-дракон с простой косой на коленях. Рука с острыми когтями замерла над застывшими в удивлении глазами Пьетро, и от ее разума веет печалью. Черный Жнец скорбит о моем непутевом брате, которого сегодня неожиданно догнала смерть.

— А ведь сегодня он должен был всю ночь убегать от бешенной толпы школьниц, бьющих его учебниками по голове… Слишком рано он ушел, — убирает руку, так и не закрыв глаза Пьетро, и встает, сбрасывая с колен косу. — Столько шуток не исполнено. Сука…

— Куда ты? — мне не хочется еще большей пустоты. — Посиди чуть-чуть. Я не смогу остаться сейчас с ним одна.

Она набивала трубку табаком, когда я начала перебирать белые пряди над остановившимися голубыми глазами, рассказывать о нашей жизни, и вся запертая боль полилась из меня историями, забавными и страшными моментами. Я тоже не могу закрыть ему глаза, ведь это как сказать раз и навсегда: «Умер».

— Знаешь, в нашей с Пьетро группе был один мальчик. Он писал стихи и изводил на это целые тетрадки, пока не попал на стол к Штрукеру, — комок в горле мешает говорить, а подступающие слезы искажают мир. — После того как мы с братом выжили после опытов, он сказал, что мы любимчики смерти. Что она домогалась нас три раза, но не смогла соблазнить.

— Три? — пускает клубы дыма, что ароматом трав с табаком щекочет ноздри и заставляет сильнее течь слезы.

— Да, — убираю застрявший между родными неподвижными пальцами сор. — Первый раз, когда не разорвалась бомба Старка. Второй, когда увезли на опыты меня. Третий, когда Пьетро. Брат тогда вернулся седым. «Вас трижды почти целовала смерть» — так поэт сказал, а на следующий день его увезли, и мы больше о нем не слышали. Теперь смерть его все же поцеловала, — мир окончательно расплылся, а грудь трясется в рыданиях.

—Точно!

Замирает, вкладывает в ладонь брата рукоять косы, а потом подскакивает и вытягивает руку, сжимая пальцы. Ничего не произошло, а от Асты вдруг повеяло… радостью. Она резко сгребла в одну кучу обломанные доски разбитой скамейки, подожгла ее дыханием, бросила в огонь несколько орехов из сумки и полила землю бальзамом из фляжки. И все с кощунственной улыбкой над телом брата.

— Что ты делаешь?! — от злости руки окутывают алые всполохи. Надо было убить ее тогда.

— Эксперимент! — со счастливым острозубым оскалом трясет опустевшей фляжкой, роняя последние капли. — Пьетро Максимофф, это всё тебе. Ванда, хватай его за ноги и помоги затащить в укрытие. Будем некромантить! — говорит, утаскивая Пьетро за низкую стену с нарисованными цветочками и машинками.

Одна рука лежит на темно-синей броне, когти другой царапают простреленную серую футболку. Ей больно, я чувствую, но она только продолжает улыбаться и словно тает, а из мертвой груди Пьетро лезут пули. Потом схватила воздух над телом, будто поймала невидимую птицу, и вдавила ее в залеченную грудь брата. Дракон в человеческом облике застыл над мертвым телом, как змея перед броском. Даже изогнутый чешуйчатый хвост с шипами немного дрожит в предвкушении, а потом падает на землю.

— Ну же, поднимайся! — хлещет Пьетро по щекам, но у него только мотается голова, а глаза по-прежнему слепо смотрят перед собой. Когти оставляют на коже царапины, из которых не сочится кровь. Робкая надежда тает.

— Оставь его… Хватит…

Но исхудавший дракон схватила брата за серую футболку и притянула к себе, впиваясь жадным поцелуем в приоткрытые холодные губы. Мир будто замер, растянув секунды на года, а Пьетро вдруг… моргнул. Его тело начало сотрясаться в судорогах, глаза скосились вперед, на целующую его Асту и осмысленно распахнулись. Он начал отталкивать ее непослушными руками, но она обхватила его за шею и придерживала когтистой рукой за затылок, не отпуская. Вся ее сущность излучала радостное торжество. А потом она оторвалась от Пьетро, откинулась назад и довольно сложила похудевшие руки на груди, смотря в низкое небо. Брат в этот момент выплевывал комья сухой земли и пепел. Живой?..

— Меня только что поцеловала тысячелетняя старуха! — с отвращением вытирает губы и язык длинным рукавом. — И кто я теперь? Как Роджерс, геронтофил?!