Десять минут спустя.

— Наконец-то я добралась до них, — довольно жмурюсь и заплетаю сложную косу, крепко держа между пальцами длинные золотистые пряди. Стив ревниво наблюдал за этим зрелищем только первую минуту, пока я не шепнула ему, что это месть за «камень-какашку».

— А! О Валар, осторожнее! — Глорфиндел дернулся, но оказался опять притянут за наполовину законченную прическу обратно. — В твоем роду явно порезвились балроги! Один из них так же вцепился в волосы, а я рухнул вслед за ним в пропасть и отправился в Чертоги Мандоса. Это значит — умер, — поясняет, скосив глаза сторону сдерживающего улыбку Стива. — Craban, зачем тебе это? Я ведь принес две бочки дорвинионского в дар.

— Это был не подарок на день рождения, а извинение за то, что опустошил мой винный погреб, пока мы мотались по Земле. Так что терпи и не дергайся, эльда, — я почти закончила, — раздумываю, закусив губу. — Тебе какой бантик? Зеленый или золотой?

— Какой, к балрогам, бантик?! — эльф возводит серые глаза к небу с редкими облаками. — Я же привел к тебе Мурзика! Почему ты не признаешь его за подарок?

— Потому что его нахождение вне Арды — скорее одолжение для арахнофоба Трандуила, — не отвлекаясь от плетения, оглядываюсь на мохнатого бурого паука, размером с джип, который тихо шуршит хелицерами над замотанным в паутину бараном. Тонкая веревка привязана одним концом к паучьей лапе, а другим к небольшому дереву. — Этот вредный синда ничего не понимает в дойных пауках. К тому же Мурзик и так мой.

— Веревка выдержит? — Стивен тоже оглядывается на милое чудовище, тарахтение которого становится все больше похоже на утробное мурчание огромного кота. — Она не выглядит надежной, а под рукой слишком мало оружия, чтобы его остановить, если барана ему вдруг станет мало. Я думал, что после Пушка меня уже ничто не удивит, но появился Мурзик, и мир опять перевернут с ног на голову. Все, как ты любишь, — с ошарашенным видом ерошит волосы на затылке и с силой проводит ладонью по лицу. — Так веревка выдержит? Я просто не знаю, что говорить соседям, если он забежит к ним на участок.

— О этом не беспокойся, мон шер. Моя пушистая прелесть повязана Договором и никогда не нападет на разумного, а жить я его отправлю в лес у меня дома, где он будет вместо сторожевой собаки, — лезу за пазуху, но вместо ленточки вытаскиваю из небытия кожаный шнурок. Соврать, что ли? — Прости, эльда, но попался только розовый бантик. Смирись с этим.

Эльф расстроенно берет с ближайшей тарелки угощение, пока я с обманным коварным смехом закрепляю заплетенную косу шнурком и тянусь к набитой заранее трубке.

— Правильно, кушай чурчхелу, Глорфиндел. Волшебная вещь — я на нее собственные уши у одного маленького эльды недавно выменяла. Вцепился в них, как клещ в бродячую собаку, и собирался попробовать на зуб. Пришлось забить ему рот орехами и позорно сбежать под страшное чавканье за спиной, — самозабвенно приукрашиваю событие, размахивая длинным чубуком трубки. — Маленький остроухий монстр! Стивен не даст мне соврать.

— Грязные наветы! — берет с тарелки еще один кусок и с легкой ностальгией смотрит на горизонт. — Я не собирался тогда кусать тебя за уши, Craban. Мне просто было интересно, что за странные существа оказались в Валиноре. Теперь, когда встреча произошла, я могу говорить о ней. Знала бы ты, как мне хотелось с самого нашего знакомства спросить, куда ты подевала того человека в сползающей простыне. Хоть мне и было всего несколько десятков лет, но я его отлично запомнил, как и браслеты на ваших руках. Эльдар ничего не забывают, — забирает тарелку с чурчхелой себе на колени. Жадина. — Вы вообще в курсе, что явились в Эпоху Древ, когда солнце еще не отправили светить с небес?

— …Охренеть я мастер внезапно по Мосту Времени скакать! Пиздец… — несколько раз хлопаю выпученными глазами и поглубже затягиваюсь дымом из трубки.

— Как всегда ёмко, «тетя Аста», — изображает насмешливый поклон, сверкая серыми глазами. Вот и разгадка, почему только этот Перворожденный относился ко мне хорошо.

— Стивен, можно, я на твои коленки присяду, чтобы с ума не сойти? Они меня так чудесно успокаивают, что хочется мурчать.

И посидела. И помурлыкала. И доколебалась до каждого, применив к ним Благословение Гейшери. Прав был сэр Макс — сердце мое исцелилось от печали и пожелало вместить в себя всех. Особенно после третьего бокала дорвинионского вина и созерцания целой кучи перемятых писем, которые вывалил передо мной отошедший от шутки Глорфиндел. Опять он почту носит, как будто свалил свитки с конвертами в мешок и как следует поелозил на нем пресветлой эльфийской задницей. Короче, задушила своей жизнерадостностью всех, но больше всего я висла на Стивене, хвостиком следуя за мужчиной, которому доверяю, как себе. Подкладывала ему аппетитные кусочки на тарелку, наливала лучших вин, на ходу придумывая нелепые истории про их названия.

— Я же не пьянею, — крутит в сильных пальцах бокал с густым до черноты вином, пока я стою за спинкой стула.

— Боги, какие пустяки! Это не повод, чтобы не пробовать, — обвиваю его шею руками, зарывшись носом в пшеничные волосы на макушке, пахнущие летним вереском.

Я бы стояла так целую вечность, вслушиваясь в смех друзей и пытаясь не чихать от щекочущих нос прядей, но Стивен вежливо выпутался из рук и попросил далеко не уходить, а сам свалил в дом. Чует мое дурное сердце, что за подарком. Пойду, пожалуй, Мурзика почешу — он любит, когда его чухаешь на стыке головогруди и брюшка.

— Ах ты мое прекрасное создание! Скучал по мне в холодном лесу, а злые эльфы тебя обижали? — щелкающее мурчание в ответ. — Они все дураки, мой котеночек, и ничего не понимают ни в яде, ни в прелести шелковой паутины.

Вот так, бормоча ласковые слова, я уже придумывала, какую табличку повесить у края леса с оградой из черепов: «добро пожаловать» или «не влезай — убьет». Так и не решила, но склонялась к первому варианту, когда по позвоночнику наэлектризованной иглой опять прошелся чужой взгляд. Я снова видела его, того темнокожего и желтоглазого воина в золотом рогатом шлеме, а он видел меня, обнимающую паука. Полез бы он часом ранее, опять бы придушила, но сейчас я довольна, как сотня маленьких Трандуилов, ухвативших по паре сундуков «самоцветов белее звезд».

— Черт с тобой, незнакомец! Я сегодня добрая, — и припечатала его Благословением Гейшери от всей шальной души. Не все же мне пинки раздавать.

Стивен, солнце мое внимательное, запомнил наш разговор о ностальгии, связанной со старыми вещами, и выкопал где-то гребень начала прошлого века. Изящные формы эпохи Ар Нуво, черные стремительные линии птиц и кабошоны из лабрадорита, камня, сочетающего в себе любимую синеву, золото и зелень. Цвет моего счастья, когда он рядом.

— Ласточка — обещание верности и постоянства, — говорит, осторожно укрепляя гребень в наспех собранном узле волос. — Мой отец подарил похожий маме, когда понял, что больше ему никто не нужен.

— Это так старомодно… — хочу пошутить, но глаза меня наверняка выдают, ведь Стив ни капли не верит в мое ворчание. — Мне нравится, мо анам. До самых глубин моего черного сердца, на которое ты так неосторожно наступил, простой парень из Бруклина.

И это был бы замечательный день, если бы не свистящий звук, разрывающий редкие весенние облака. И не столб радужного света, опаливший сочную молодую траву перед нашим домом. И четыре надменные асгардские рожи в вычурных одеждах — Красавчик, Баба-с-Яйцами, Самурай и Толстяк. Хотя нет, вру. Всего три заносчивые рожи — Толстяк вполне доброжелателен и косит взглядом в сторону заваленных едой и выпивкой столов. Красавчик вышел вперед.

— Леди Аста, мы прибыли к вам без оружия, чтобы передать повеление и послание от Всеотца, — голос у него хорошо поставлен. Для ловеласа и дамского угодника, а не переговорщика.

— Мне казалось, что посланники для начала стучатся в дверь, а не вламываются сразу в дом, сэр, — Стив указывает на символические ворота, стоящие за их спинами. Я только согласно киваю, как китайский болванчик, и ободряюще беру его под руку. — Или в Асгарде не существует понятия «частная собственность»?