Ещё раз с неодобрением покачав головой, Разуто переключил режим, и медиастену заполнили окна информационных каналов. Включив звук местных новостей, редактор несколько секунд послушал репортаж о проблемах мирового здравоохранения и открыл панель уведомлений. Несколько пропущенных вызовов, десяток сообщений, ничего срочного и интересного. И ни одного сообщения из папки «Феминизмы». После вчерашнего свидания нужно будет потревожить эти контакты тактичным спамом. Юристов-предпринимателей среди них, слава богу, больше вроде бы не было.

Ладно, что там у мировой культуры? Вышли новые серии «Изнанки событий». Любопытно. Ага, запустили сериал «Разлом истории», подоснову к будущему блокбастеру. Основная премьера не за горами – нужно будет посмотреть. Редактор читал одну из проекций сюжета – достаточно увлекательно. Он подписался на сериал и купил все доступные проекции. К выходу блокбастера нужно было быть подготовленным.

Именно такие фантазии, облачённые в зрелищную форму, вдохновляли редактора. Он давно разочаровался в новостях и в новостных упаковках, что называют аналитикой. Его не интересовали политические и экономические прогнозы, заключения экспертов и пертурбации общественного мнения. Так, окинуть взглядом, определить истоки трендов, сопоставить с художественным вымыслом и выключить. Его не цепляли модные тенденции, кичливость знакомых и интеллектуальные достижения приятелей – он давно обнулил все контакты во всех социальных сетях, надолго отключал личные аккаунты, лишь изредка просматривая уведомления. Исключением был только служебный аккаунт, но заданиями «Фёрст Паблик» его редко баловал, равнодушно намекая на место Разуто в иерархии огромной корпорации.

Но даже через ограниченный функционал своей должности Разуто оценил значение медиа и стал считать его главным компонентом прошлого, настоящего и будущего. Ведь именно оно может сделать с человечеством все что угодно: переписать его историю, перевернуть восприятие сегодняшнего дня и убедить в лучезарности будущего. Нужно просто серьёзно воспринимать художественный вымысел и отмечать, как незаметно он вплетается в настоящую жизнь.

Чем он и решил сегодня заняться – посмотреть пилот «Разлома», почитать несколько проекций сюжета и попытаться понять, что движет авторами, кроме банальной прибыли. В большинстве случаев ничего, но это не единственное развлечение. Обладая уникальной памятью на ненужное, Разуто наслаждался перекрёстными ссылками сюжетов, плагиатом характеров и тупиками развития чужих идей. Многопозиционный «Разлом» обещал всего этого вдоволь.

А вечером можно сходить в «Матовый глянец» – место приятное, уютное и полностью покрывающее все его потребности в общении. И пусть сегодня он не планировал посещение клуба – в будни там малолюдно, а накладно так же, как в выходные, – но осенний день нуждался в правильном окончании.

– Ведь не зрелищем единым жив человек, – одобрил собственный план редактор и отправил команду на кофеварку.

Вечером редактор поднялся на крыльцо общественного заведения с гордым названием «Частный клуб «Матовый глянец». Территория индивидуальности». Эта «территория» принадлежала старому другу Разуто Тори Грабову, также покинувшему столицу. Различия были в нюансах – причалом в мечтах Тори служил не абстрактный дом с водоёмом, а конкретный клуб, и именно на Второй Центральной. Конкретизация проекта позволила Тори добиться лучшего результата – пусть клуб был в разы меньше желаемого и не такой блестящий, как мечталось, но он был. А у Карла даже захудалого прудика не оказалось.

– Название дурацкое, – сравнял счёт Разуто ещё при первом посещении. – Как будто у тебя здесь вялый канкан в исполнении старушек.

– Этого тоже хватает, – грустно согласился Тори на ничью.

Непонятно отчего грустил Грабов – Карлу клуб в целом понравился. Далекий от столичных фантазий в технологиях развлечений, клуб был уютным и каким-то застывшим во времени. Грабов пытался обыграть эту винтажность и на волне цифровой контрреволюции решил сделать клуб местом живого общения – запретил съёмку внутри клуба и поставил глушители сетей, так что из «Глянца» невозможно стало даже позвонить. Результаты были неоднозначные – с одной стороны, посетители постоянно роптали и требовали доступа к мировой паутине, а с другой – как-то расслаблялись, что действительно частенько приводило к танцам на столах и другим забавным недоразумениям. Но главное – ходить не перестали, обеспечив клубу славу загадочного и веселого заведения. В выходные было не протолкнуться, и это при том что развлечения в социальные пособия, на которые в большинстве своём существовали горожане, никак не умещались.

– Вот мне у тебя дорого, – удивлялся Разуто. – Многие завсегдатаи тоже не богема. Чем ты их заманиваешь?

– Добротой и радушием, – не моргнув глазом врал Тори.

– Это понятно, – надменно кивал редактор. – Я и сам такой.

И с тех пор Карл стал приходить в клуб довольно часто, растворяя в коктейлях любое своё настроение – от недовольства погодой до удовлетворения от одиночества.

«Матовый глянец» занимал два этажа в добротном старом здании и состоял из набора помещений разной площади с атриумом по центру. Атриум делился барной стойкой на неравные части, называемые большим и малым залом. Помещения второго этажа выходили балконами на сцену большого зала, где проходили шоу из прошлого века – песни, пляски, выступления комедиантов. У Тори был большой выбор из местных талантов: или молодых, ещё стремившихся найти трамплин на большую столичную сцену, или уже бывалых, довольствующихся небольшим гонораром, включающим ужин. Но чаще всего сцену оккупировал племянник Грабова – Дарвик. Высокий, сутулый Дарвик был угрюмым молодым человеком, которого кроме «бренчания» и, по выражению дяди, «стихоложества» мало чего интересовало. Единственное место, где замкнутый племянник проявлял эмоции, была сцена «Матового глянца». Частые выступления сделали Дарвика узко популярным исполнителем, и местные завсегдатаи с удовольствием подтанцовывали его мелодиям и подпевали набору рифм.