Утром настроение вернулось на вполне приемлемый уровень. Шеф-редактор считал это самым значимым своим достижением – умение оставлять переживания дня предыдущего в дне предыдущем. Жизнь, по его мнению, наверняка припасла для тебя новые – не стоит экспонировать.

Проснувшись удивительно рано, шеф-редактор устроился в кресле в гостиной и, взбадривая организм витаминным коктейлем, вызвал на медиастену контакты. Открыл группу «Феминизмы» и в два движения нашёл и удалил пункт «Камилла-адвокат». В группе ещё оставались контакты, но…

– Может, завести группу «Бывшие»? – пробурчал редактор, пролистывая список. – Может, кого бумерангом занесет? И не за деньгами, а так… за ленивым гормоном.

Прикинув вероятность, редактор махнул рукой, сметая список с экрана. Зарядку делать не хотелось. Вставать с кресла тоже. Хотелось выпить чего-нибудь тёплого-терпкого с минимальным градусом и никуда не ходить. Да и погода… Он вывел на экран изображение с внешней камеры и оставил – капли, суматошно стекающие по стеклу объектива, очень подходили к настроению.

– Нет, идея была верная, – прислушался к своим желаниям Разуто. – Вот только усердием в проём не уместился…

Он полюбовался причудливым освещением и сделал изображение фоном. Затем открыл приложение «“Фёрст Паблик”, удалённый доступ» и зашёл в служебный аккаунт.

Цифры, цифры, цифры. Показатели, индикаторы, индексы, невнятные графики и пёстрые диаграммы. Разуто чувствовал себя не столько пользователем всей этой цифровой вселенной, сколько анархичной частью компьютерной программы. Причём самой плохо функционирующей и давно ненужной. Традицией. Ну а что делать, если само существование филиала было традицией? Новой традицией современности.

Цифровая контрреволюция возродила многие традиции. Оценив перспективы замены человека на датчики и контроллеры и получив лавинообразно растущую безработицу, государство налогами и жесткой сертификацией ограничило распространение технологий, подсластив пилюлю льготами на отсутствующую автоматизацию. Так сохранились многие профессии, совершенно неактуальные в настоящем, а с улиц городов исчезли дроны-доставщики, такси-автоматы и полностью автоматизированные магазинчики и общепиты. Всё это было доступно для обывателя, но не ограничивало список ограничений. Однако даже в мелочах не обошлось без перегибов – например, местная администрация полностью запретила любые беспилотные летательные аппараты, мотивируя этот шаг защитой личной жизни. А также ввела налоги на персональный транспорт, электроскаты, экзотопы и ограничила скорость передвижения и высоту шага в пешеходных зонах. Видимо, чтобы не нарушать консервативный пейзаж.

Редактор давно уже относился к этим переменам с философским спокойствием. Хотя именно обрушение рынка цифровых технологий похоронило все его надежды на обеспеченную старость. Экономический катаклизм и семейный кризис – гремучая смесь, испепелившая мечту. Но время нивелирует страсти – что-то перегорело, что-то он старательно стёр из памяти, а на остальное перестал обращать внимание.

Несколько лет назад ещё вполне себе успешный столичный предприниматель Карл Разуто придумал разменять активы на образ спокойного мещанского будущего: домик, энергоферма, прудик и отсутствие обязательств. План был хорош и поначалу легко реализовывался: коммерческая недвижимость превращалась в высоколиквидные облигации, доли в предприятиях – в депозиты смарт-систем, сделки с необходимостью личной ответственности избегались как бесперспективные. Карл присматривал недвижимость рядом с каким-нибудь крупным водоёмом, мягким климатом и аэропортом. Перемещаться по планете он особо не планировал, но смотреть на взлетающие самолёты было его личным фетишем – летать Карл не любил, а полёты, наблюдаемые снаружи, приносили умиротворение. А затем случился развод, и умиротворение надолго покинуло будущего пенсионера.

Этот период своей жизни Разуто стремился особенно тщательно забыть. Как и его участников – рынок высоких технологий, бывшую жену и хитро-справедливых юристов. Ведь именно из-за неожиданности вспыхнувших страстей он упустил перемены в законодательстве и потерял большую часть своего бизнеса и сбережений. Остальное непропорционально поделил вердикт местного суда. Про подсчёт барышей в энергонезависимом домике можно было забыть. К тому же налоговые нововведения и жёсткое лицензирование уничтожили рынок смарт-сетей и логик-ферм и поставили крест на карьере высокотехнологичного рантье.

Какое-то время Разуто пытался восстановить материальный достаток, но быстро выяснил, что птица феникс из него получается отвратительная. Прикинув вероятности успеха при полном нежелании разбираться в новых условиях, Карл плюнул на прежние мечты и переехал на родину – двести верст по непопулярным дорогам. Городишко и раньше не блистал, а сейчас находился в полном упадке, как и все выпавшие из финансово-энергетического потока. Пригодился так и не проданный шикарно отремонтированный дом родителей, долго топтавшийся в топе короткого списка местной элитной недвижимости. Карл заказал из столицы роскошную медиастену и перевез любимое кресло. Нужно было учиться экономить, ведь даже за электричество теперь приходилось платить самому.

Но с материальным обеспечением всё оказалось не так уж плохо. Жалкие остатки сбережений познавались в сравнении – даже для местного бомонда это были вполне приличные деньги. ещё бы понять, как растянуть существующие финансы лет на двадцать-тридцать – без наличия поступлений, при наличии инфляции, перспективах аптеки и желания гордого одиночества. Городок жил на соцпособия, продажу скудного контента и оплату эмоциональных реакций, спонсируемых производителями медиа. Ни первое, ни тем более второе, не говоря уж о третьем, Карла, мягко говоря, не прельщало.

Кривить физиономию перед медиастеной не пришлось – через некоторое время ему предложили возглавить новый филиал медиакорпорации, приспосабливающейся к новым реалиям. Карл немного покочевряжился, выторговал себе свободный график и защищенный домашний доступ, пожертвовав за это половину оклада. И до сих пор считал это неплохой сделкой – проклинать себя приходилось только один раз в месяц, а хвалить каждое утро.

Коммуникатор замерцал оранжевым, сигнализируя, что Разуто, по его мнению, засиделся. Пора ему покинуть кресло и подвигаться.

– Отстань, я работаю, – покосился на него Разуто. – Для этого не обязательно вставать.

В доказательство он открыл статистику публикаций, подписанных «Фёрст Паблик» местных владельцев информканалов.

– Ну вот, растут показатели, – кивнул он коммуникатору. – Не иначе, осеннее обострение…

Контрактных публицистов корпорации Разуто не любил. Он считал их недотёпами, добровольно подписавшимися на кастрацию, потому что обычно сразу после подписания соглашения публицист мельчал и старался быть рамочным до потери малейшего вкуса.

Хотя никаких рамок, в общем-то, не существовало. «Фёрст Паблик» не навязывал темы, не приказывал что-либо освещать и не карал за отступничество. Просто автор, угадавший с темой и её освещением, получал бонусы в раскрутке и большие отчисления от просмотров. А недалёкий и упёртый – охлаждённое внимание. Публицисты – люди чуткие и, не считая это дрессировкой, подстраивали свои мысли под правильные акценты, ведущие к собственному продвижению. В отместку Разуто никогда не читал публикаций новых «коллег», отмечая только статистические показатели. Знание методики продвижения делало любые их размышления для редактора неинтересными.

Как и размышления остальных «социально активных» персонажей, подписавших контракты с другими корпорациями. Редактор был уверен, что методика «кастрации» различается в деталях, но вряд ли обходится без оскопления. А значит, буйства идей ожидать не приходится.

Он открыл рейтинг местных тем. Развлечения, социальная политика, происшествия, игры. Надо же, новичок «Происшествия» потеснил «игры» в топе.