Там мы очень долго прохаживались, пока не стало совсем темно и не загорелись магические огни. Ходили по дорожкам и молчали, но и молчать с ним было уютно и спокойно. Потом он проводил меня до дома, а сам ушел «посмотреть конюшню». Дорогу я знала и шла к своим комнатам, уже внимательнее рассматривая всю обстановку и отделку. Что сказать? Роскошь, роскошь и еще раз — роскошь. Изыскано, богато, со вкусом, приятно глазу.

В комнате меня ждал поздний ужин. Поев, сходила в ванную комнату и, переодевшись, легла спать. Завтра я хотела попросить хозяина разрешить мне играть на рояле. Хотелось проверить подвижность кисти. Рука была сломана и то, как быстро ее залечили, внушало мне понятные сомнения. Сегодня я засыпала без слез.

Почему-то вспомнился Алеша Токарев. Это был один из моих товарищей по компании. Спокойный улыбчивый парень из оперного оркестра, программист и гитарист, как он себя называл. Симпатичный, среднего роста, он в наших ролевых играх выглядел наиболее правдоподобно. Казалось что аристократизм у него в крови, так естественно он предлагал руку, подавал пальто, чашку. Все с достоинством и изяществом, казалось, что наработанным поколениями предков. Откуда это было у него — кто знает? Фамилия была простая, но его манера поведения была очень похожа на манеры старшего графа. Те же скупые изящные движения, та же сдержанная сила и своеобразная грация. Я уснула, и снился мне Алеша. Он пел и играл на гитаре, сидя возле костра.

ГЛАВА 3

Утром я первым делом кинулась к зеркалу — синяков на лице не было. Это обрадовало, хотя в общей ситуации ничего и не меняло. Зато не нужно больше прятаться и скрываться. Наполнила ванну, применив «не естественным образом» заряженный камень и опробовала воду после этого. Потом экспериментировала с запахами для ароматизации воды. В этот раз выбор пал на масло с запахом, похожим на запах розы. Синяки на груди из черных стали фиолетовыми. Сегодня я надеялась избавиться и от них.

Жана подошла ближе к завтраку и вызвалась помочь мне одеться. Сегодня она предложила светло-желтое платье с белым кружевом, полностью обтягивающим ткань лифа и прозрачными короткими кружевными рукавчиками. Юбка спадала складками к туфелькам белого цвета и моего тридцать шестого размера. Высокая прическа с локонами, разбросанными по плечам, могла подойти и для бала. Мне слегка напудрили плечи и лицо, подкрасили губы и глаза. Я не пыталась что-то предпринять и отдалась в руки служанки. То, что я видела в зеркале, радовало. Никаких синяков, кожа нежная и чистая. Губы зажили, шрамов нет. Коралловая прозрачная помада смягчала кожу губ, никаких неприятных ощущений не было.

— А теперь скажи мне, Жана, к чему мы готовимся? Не надо прятать глаза, просто признайся — ведь все это неспроста? Чего мне ждать? Лучше, если я буду знать это, ты не находишь? — Вся такая красивая и свежая, готовая непонятно к чему, спрашивала я.

— Госпожа Виктория, я думаю, что господин Ромэр нанесет вам сегодня визит. Он сейчас в ситуации, разрешить которую можете только вы. Он будет каждый день пытаться поговорить с вами и вымолить прощение. Иначе ему откажут все дома, с ним уже не общаются сослуживцы. Вам решать, конечно, но поговорить придется хотя бы для того, чтобы отказать ему в прощении. Иначе он каждый день будет приезжать.

— А если я откажу? Он перестанет приезжать?

— Боюсь, что нет. Он в безвыходном положении.

— То есть, будет брать измором. Ну, что ж, посмотрим на его поведение, послушаем, что и как скажет. От этого и будет зависеть мое решение. Графу станет легче, если дела сына придут в норму. А то он совсем приуныл. Но я ничего не обещаю, Жана. Пригласишь его, если будет проситься.

Я опять завтракала на террасе, долго пила там горячий и ароматный чай, потом спустилась в парк, но днем в нем не было уютно. Решила посмотреть сад и разведать что там с местными фруктами? День был не жарким, так что шаль смотрелась на мне уместно и прогуливаться в ней под легким ветерком было приятно. Я прошла к деревьям и оглянулась, пытаясь найти садовника или любой другой источник информации. Но никого не увидела, поэтому принялась изучать местную флору самостоятельно, полагаясь на свой небольшой опыт. Деревья были, как деревья — очень похожи на наши земные. Плодов я на них не увидела, может только отцвели или собираются это делать? Я даже не поинтересовалась — а какое время года сейчас, весна или уже лето?

Рассматривая их, растирая и нюхая листочки, я пропустила момент появления обиженного наследника. Прислонившись к дереву, молодой граф молча смотрел на меня, видимо ожидая когда я его замечу. Уловив краем глаза движение, я замерла и похвалила себя мысленно, что не стала испуганно дергаться. Отвернулась. Глаза бы не видели! У меня была такая особенность поведения — если меня обидели, я не могла смотреть этому человеку в глаза. Вот просто не поднять было взгляд физически.

— Позвольте представиться — граф Ромэр Сизуанский. — Раздался глубокий бархатный голос. Я хмыкнула — ага, это ты пока граф, пока жив папа. Видимо, не дождавшись ответного представления (а что с нас, сиволапых, взять?), он продолжил:

— Я искренне сожалею о том, что случилось по моему недосмотру. Уверяю вас, я и предположить не мог, что мой друг позволит себе… позволит…

— Избить и изнасиловать, сломать руку и нос, не стесняйтесь, граф, чего уж теперь. Позволю себе посоветовать вам — впредь более вдумчиво выбирать себе друзей. Так что там далее?

— Я… Я приношу вам самые искренние извинения и прошу простить мне мои необдуманные действия.

— Извините, не готова пока, не готова. Рука и нос уже в порядке, а вот синяки еще не все сошли. Так что примите мои самые искренние соболезнования. Мне необходимо время, граф. Да-с, необходимо время. Я могу быть свободна на сегодня? — Мстительно прошипела я.

Вздох и голос графа прозвучал ближе: — Прошу вас, Виктория…

Я шарахнулась от него, как от огня и меня непроизвольно мелко затрясло: — Не приближайтесь ко мне! — Шаль от движения сдвинулась, и открылось глубокое декольте с фиолетовыми следами пальцев. Граф коротко выдохнул.

— А я про что? — Забормотала я, кутаясь и отступая от него дальше и дальше. — Не готова, извините. Простите, я пойду. — Развернулась и пошла к дому быстрым шагом. Я действительно не была готова даже вежливо разговаривать с ним. В голове еще звучали его слова обо мне. Где же Грэгор, когда он нужен? Мне казалось, что меня преследуют, и я ускорилась. Старший граф стоял возле входа на нижнюю террасу, я с ходу кинулась к нему за защитой. Он обнял меня и стал уговаривать, поглаживая по спине: — Ну, что же вы, Виктория, вам ничего не угрожает, поверьте мне. Это просто разговор. Он не подойдет к вам близко, не бойтесь.

— Отец, что происходит? Я просто сделал шаг…

— Девочка воспринимает тебя, как угрозу, боится. Пока уйди, пожалуйста. Возможно — потом…

— Я не могу ждать…

— Можешь. Жди. — Последовал резкий ответ. И граф повел меня в дом. Я проходила по залам, когда взгляд наткнулся на рояль. Потянуло к нему — музыка всегда успокаивала меня. И просто хотелось проверить качество излечения, как и собиралась перед этим. Граф сел в кресло возле окна, а я на стульчик у рояля. Сложила руки на холодной поверхности и опустила на них лоб. Меня никто не торопил и не беспокоил. Я собралась, открыла крышку и положила пальцы на клавиши. Пробежала по ним, пробуя подвижность кисти, и заиграла. Торжественно и тревожно звучал «Полонез» Огинского. Тревога и тоска автора по родной земле рвали и мою душу. Слезы стали тихо капать на платье. Я играла уже вслепую, закрыв глаза. Так, это слишком… Не хватало разрыдаться… Остановилась, подумала и погладила пальцами клавиши — «Лунная соната» Бетховена. Эта мелодия успокаивала и баюкала, несла в себе спокойную нежную безмятежность… Музыка плыла, нежила и ласкала слух. Рояль был настроен идеально.

Я повернула голову к окну — Грэгор сидел, закинув голову на спинку кресла, закрыв глаза. Скорбные носогубные складочки глубоко прочертили его лицо. Ну вот, сама расстроилась и расстроила человека. Я улыбнулась и заиграла вступление к колыбельной из «Гусарской баллады». Потом сделала вдох и запела: — Лунные поляны, ночь, как день, светла-а… — Я не смотрела никуда, закрыв глаза, наслаждаясь красивой музыкой, звучанием своего голоса. Все переходы, тона, модуляции голоса звучали необыкновенно. Очевидно в музыкальном салоне «не естественным образом» создавался нужный акустический эффект. Музыка смолкла, я тоже и, сложив руки на рояле, опять уткнулась в них лбом. Мы помолчали оба. Потом повернулась к Грэгору и объяснила: