— Конечно, изменилась, хотя корсеты были и тогда. Но для домашнего утреннего платья это вполне подходит. И корсет вам сейчас не одеть — пусть сойдут синяки. А то будет больно.

— Тогда давай шаль. Декольте на грани приличий, а там — сама видишь. — И я получила длинный ажурный палантин на плечи.

Дальше мне сделали прическу, восторгаясь длиной, густотой и тем, что локоны не нужно завивать. Получилось красиво и романтично. На лицо Жана наложила прозрачную маску с вытяжкой дорогого цветка и ушла заказывать завтрак на террасу.

Я опять подошла к зеркалу — тоненькая невысокая девочка с темными блестящими локонами, глазами цвета грозы, как говорил папа. Сине-сизый цвет в зависимости от одежды мог меняться. Тонко прорисованные брови, неплохие ресницы. Я всегда считала себя симпатичной. Но сейчас синяки делали меня похожей на бомжа после драки и одежда с прической не помогли исправить впечатление. Жуткое зрелище, а что же было вначале? Чтоб он там сдох, урод, и не жалко будет. Бессильная ненависть тяжело вползала в душу. Это что ж — опять из меня бесы полезли? Изгонять буду. Привычно стала лицом к востоку на молитву. Прошлый раз мне стало легче после нее. Неожиданно войдя, Жана застала меня стоящую с закрытыми глазами, тихо бормочущую и крестящуюся иногда. Я не стала прерываться и она вышла.

На небольшой террасе, скорее — большом балконе, выход на который имелся из моих покоев, я позавтракала, пытаясь вспомнить, а что же я кушала вчера вечером — и не смогла. Сейчас завтрак состоял из вполне узнаваемых блюд, и я ими наслаждалась, наблюдая парк и игру фонтана в центре симметричной парковой композиции.

Уловив краем глаза движение, увидела всадника, быстро приближающегося к дому и отвернулась. Не хотелось сверкать синяками, кто бы это ни был. Внизу раздались неразборчивые звуки разговора, окрик, конь протопал куда-то за здание. Снова разговор, шаги — люди прошли в дом.

А я наслаждалась солнышком и легким ветерком. В приоткрытую дверь комнаты сквозняк вынес край тюля и он лениво трепыхался над террасой. Отвернувшись от парка, увидела вдали лес, а перед ним поле, покрытое светло- зеленого цвета растительностью. Ближе к дому находился сад. Интересно будет попробовать местные фрукты. Или сейчас не сезон? Мои ленивые размышления прервала Жана, быстро вышедшая ко мне из покоев.

— Госпожа Виктория, господин граф Ромэр просит разрешения посетить вас, если вы уже закончили завтракать, — громко сказала она.

— Передайте господину графу Ромэру, что я категорически не желаю его видеть, даже если от нашей встречи будет зависеть конец света. Прошу и впредь избавить меня от сомнительного удовольствия лицезреть его сиятельную персону, — так же громко и отчетливо сказала я. В комнате раздался грохот, стукнула дверь, а вскоре всадник мчался по дорожкам парка, удаляясь. Интересно, а что он разбил в моей комнате? Ага — ваза, очень красивая была ваза.

— Жана, что его принесло? Что ему от меня надо было?

— Вика, я совершенно случайно слышала…

Ага, ну да, ну да. — Жана, между нами, девочками — подслушивать хоть и не прилично, но ужасно полезно, я сама грешу этим — люблю быть в курсе событий. Однажды этим я избежала пренеприятной ситуации в театре. Так что там с Ромэром?

Женщина подошла ко мне, потянула на кресло и, присев на корточки рядом, зашептала: — Господин Ромэр требовал у отца свидания с вами. Был очень сердит и говорил, что ему необходим короткий разговор. И что он не желает быть подвергнутым остракизму за то, чего не совершал. Граф же сказал ему, что он заслужил такую реакцию общества и пока не понял этого, не может просить о прощении. Господин Ромэр сказал, что если вы согласитесь его принять, то отец не сможет запретить ему разговор с вами. Но вы отказали и он уехал.

Во как! Тут продолжают считаться с моим мнением. Не захочу и не подойдет никто. Вот бы у нас так! А что там за неприятности у нашего чадушки, о которых он упоминал? Жана была не в курсе, так что подождем, возможно, последуют объяснения от папы.

Дальше день тянулся, как резина. Выйти бы в сад, посмотреть дом, но не хотелось сверкать синяками. Завтра они должны уже сойти с лица, придет черед сводить с груди и остального. Вот тогда и выползу. После обеда меня переодели в другой наряд, не менее летящий и легкомысленный. Это было интересно — видеть себя в роли барышни из прошлого. И вот же странная женская природа — после всего случившегося я получаю удовольствие, меряя платья. Все эти примерки, женская суета незаметно отвлекают и я погружаюсь в какую-то спокойную, обыденную атмосферу. Будто и не было трагедий, страстей, драмм.

Тем временем подоспели и туфельки на невысоком и широком каблучке, перенастроенные «не естественным» образом. А вечером сам граф попросил о встрече. Прислушалась к себе и поняла, что не имею ничего против. Нужно узнать подробности сегодняшнего демарша чадушки. Скорее всего, именно об этом будет разговор. Так и случилось. Граф вошел, как и прошлый раз — прекрасно одетый, но выражение лица и то, как он держался… Да что ж такое? Мне снова становилось жаль его. Пригласила присаживаться в кресло. Мы посидели, помолчали, опять рассматривая друг друга. Сейчас я дала бы ему больше шестидесяти. Довел сынок. Он опустил взгляд и устало заговорил:

— Виктория, я не сомневался, что вы не захотите видеть Ромэра. Хотел остановить его, но он в ярости. Извините. Очевидно, Алиссия распространила подробности происшествия. Она не смогла отговорить его от дуэли, сейчас брат в тяжелом состоянии и она решила отомстить — брату хуже уже не будет, а для Ромэра это удар по репутации. Поступок бесчестный, его и игнорируют, как человека, запятнанного недостойным поступком. Так уж все получилось — если бы вас просто отправили домой, как он и хотел, то это было бы нормально. Но его недосмотр привел к ужасным последствиям — покушению на честь и здоровье женщины. Этого не искупает даже дуэль. Только ваше прощение, даже просто озвученное им для общества, избавит его от остракизма. Вам решать. Я не буду давить на вас. Он виноват и слишком легко простить его и я бы вам не советовал. Но как же мне тяжело! — вырвалось у мужчины. Он смотрел на меня глазами побитой, загнанной собаки. — Зачем я все это затеял? Чего добился?

Он задышал через зубы и я испугалась, что увижу его слезы. Однако он, отвернувшись, справился со своими чувствами. Я встала и подошла к нему. Погладила по голове, как маленького. Он поймал мою руку и поцеловал. Обернулся, уже слабо улыбаясь, и спросил: — А не хотите ли вы, милая Виктория, прогуляться по парку? Вечер, мы там никого не встретим. Вы столько дней в заточении, мне хотелось бы хоть немного развлечь вас.

— А давайте прогуляемся. Я с радостью, — улыбалась я, довольная тем, что не пришлось стать свидетелем его слабости.

Накинула протянутую служанкой более теплую шаль, и мы вышли из моих покоев.

— Вам не тяжело, что пришлось поселить меня в бывших покоях вашей жены? Вы так бережно хранили все, что ей принадлежало, а теперь я всем пользуюсь, — вежливо поинтересовалась я.

— Что вы! Даже не думайте об этом. Смотрите — это покои хозяев дома. Дальше большой холл для утреннего кофе. После завтрака дамы обычно собираются выпить кофе и строят планы на день. Здесь удобные кресла и кушетки, можно заниматься вышивкой. А за столом — рисованием. За той ширмой мольберт и пяльцы.

Мужчина с вдохновением знакомил меня со своим домом, рассказывая, для чего предназначена та или иная комната. А меня начинало потряхивать, и в горле стоял комок. Я одобрительно мычала и старательно прятала глаза. А он весь светился, перед его глазами наверняка проносились сцены совместной жизни с горячо любимой женщиной и детьми. Вот она вышивает за пяльцами, вот пьет кофе и щебечет с подругами. Потом спускается на первый этаж по великолепной лестнице из розового мрамора в светлый музыкальный салон. Играет на рояле… Гости слушают ее пение, по залу пробегают дети, играя в прятки среди взрослых.

— Извините. — Сил не было его слушать. Я выскочила из двери музыкального салона на огромную нижнюю террасу и, прислонившись к стене дома, заплакала. Что со мной? Я никогда не была особо чувствительной. Теплые руки обняли меня за плечи, и мы стояли вдвоем, плача — я навзрыд, а он тихонько, только вздрагивая всем телом. Наплакавшись, я кончиком шали вытерла глаза, а потом, посмотрев на него, вторым кончиком убрала слезы с его щек. Он воспринял это спокойно. Поцеловал мне руку очередной раз и повел в парк.