— Доктор, я не готова, простите. Есть моральный аспект моей проблемы. Не хотела бы пока никого видеть. Ни слуг, ни гостей графа.

— Девочка моя, бросьте. Вы порядочная девушка, попавшая в трудную ситуацию. Чем скорее вы поймете, что не совершили ничего постыдного, тем лучше. И вы здесь единственная гостья. Но я вас понимаю, вам необходимо время. Отдыхайте. Ужин подадут сюда. До завтра.

Жана занесла ужин, подождала пока я поем, выдала пилюли и проследила, чтобы я их выпила. Потом я попросила ее оставить меня. Не хотелось ничего. Я видела, что меня вымыли, волосы тоже рассыпались и блестели. Голод я утолила. Хотелось побыть одной. Закрыть глаза и представить, что ничего не было, что все хорошо. Что меня не изувечили, не оскорбляли, не обзывали. Что мои родители не сходят сейчас с ума от тревоги и страха за меня.

Делать вид, что я сильная, что держу себя в руках, не было больше сил. За что мне это? И моим несчастным родителям? Брало зло и на себя — что мне стоило хотя бы попытаться уговорить его, заставить остановиться, нужно было хотя бы попробовать — угрожать, наврать что-нибудь… А я ударилась в панику Счастье еще, что он меня вырубил и я ничего не помню. Господи — какое счастье? О чем я вообще? Я сжалась в комочек в постели, укрывшись с головой, и тихонько плакала. Было страшно и одиноко. И обидно за себя и своего будущего мужа, для которого себя берегла. За что меня так? Слезы текли и текли. Кажется, и когда я уснула, они продолжали заливать подушку.

ГЛАВА 2

Утром проснулась от солнечного лучика, пробившегося в щель плотной портьеры. От солнышка я всегда заряжалась хорошим настроением. И сейчас улыбнулась и сразу вздрогнула от боли — струп на губе лопнул и почувствовался вкус крови. Сразу припомнила все. Слезы отогнала. Вспомнилась необходимость этих политесов… Так утомляло, что нельзя вести себя, как раньше, без великосветских выкрутасов.

Я всегда была очень общительна, любила юмор. В нашей, образовавшейся еще во время обучения в консерватории компании, ребята никогда не позволяли себе матерных выражений. А легкий флирт и подчеркнуто уважительные ухаживания приветствовались. Нас, девушек, называли барышнями. Это были своего рода ролевые игры. Но сама их атмосфера была всем приятна. Каждый как будто становился лучше, чище. И развлечения у нас были под стать: пели и играли на гитаре, раскладывали пасьянсы, ходили в кино, потом бурно обсуждая его. В кафе и на пикниках никогда не напивались до чертиков. Собирались на тематические вечера — ребята в костюмах и обязательно в тонких белых перчатках. Дамы в платьях ниже колена. Танцевали вальсы. А на другой день срывались на футбол, рисуя плакаты почти всю ночь. Кто умел сочинять — читали всем свои стихи, кто не умел — любимых авторов.

Почему-то сложилось так, что у нас, в довольно большой компании, не образовалось ни одной пары, а может быть — пока. Я сейчас тосковала по своим друзьям, по нашей легкой манере общения, по шуткам и приколам. Здесь постоянно придется следить за каждым своим словом, держать лицо. Я и дома не любила этого, с трудом терпела строгую мамину дрессуру, а тут вот приходится… Другой мир, надо же, кто бы сказал раньше…

— Госпожа Виктория, вы проснулись! Завтрак подавать сейчас или после ванны? — от двери мне радостно улыбалась Жана.

— Жана, прошу, давай ты будешь обращаться ко мне менее официально. Зови меня просто Вика. И на «ты». Я извиняюсь, что первой стала говорить «ты». Но, раз так уже случилось, давай общаться, как подруги. Ведь ты не на много старше меня. Сколько тебе — лет тридцать — тридцать два? Нет? А сколько?

— Почти пятьдесят, Вика. Но это не важно. Уважение выказывают не возрасту, а статусу.

— У нас наоборот. В основном — уважение к возрасту. Но как пятьдесят? — У меня в голове не укладывалось. Она выглядела гораздо моложе. Очень привлекательная женщина. Скорее милая, чем красивая. Но пятьдесят…

— Это миларис, Вика. Господин граф был так любезен…Так что с завтраком?

— Завтрак это хорошо. Давай я сначала умоюсь, оденусь и… а можно накрыть стол на террасе? Если не сложно, конечно, я помогу. Я никогда не завтракала на свежем воздухе с видом на парк. И если можно — какую-нибудь мазь для губ, неприятность с ними.

Дверь сбоку от кровати вела в ванную. Такая же роскошь, как и в спальне, и здесь просто била в глаза. Пол и стены были выложены мозаикой из красивого камня с золотистыми прожилками. Высокие напольные вазы зачем-то стояли в углах, комод. Большая ванна на золоченых лапах наполнялась водой из крана.

Потом Жана бросила в воду камушек и стала наливать что-то пенящееся и ароматное. Мне все было интересно, и я расспрашивала, не стесняясь. Вода грелась камушком. Он был рассчитан именно на объем данной ванны. Потом опять заряжался «не естественным» способом и использовался снова. «Не естественным» образом получали свет в комнатах по вечерам, так же чистилась одежда. Что еще — это мне предстояло узнать потом, я думаю. Слово «магия» или «волшебство», вероятно, звучали бы проще, но здесь не использовались. Другой мир, магия…

Я разделась и опустилась в теплую ароматную воду. Грудь чуть вздернулась в воде и в глаза бросились уродливые темные пятна на ней. Меня передернуло от омерзения, и я быстро погрузилась в пену. На глаза навернулись слезы, я закрыла их, откинувшись на подушечку на бортике ванны.

— Вика, лекарь оставил снадобья для косметических процедур. Лечение закончено, повязку на руке нужно было снять — я не сообразила вовремя.

— Снимем, — безразлично ответила я. Понимала, что даже если все это сойдет, ничего не изменится и ничего не исправить, а вот же, синяки как будто перевернули все в душе — напоминание. Неприятный комок поселился там вместе с каким-то плохим предчувствием. Или все отчетливее приходило осознание случившегося…

— Так какие косметические процедуры прописал доктор? Жана, не обращай внимания, я же не могу сразу все забыть. Иногда настроение будет портиться, что уж тут поделать? Говорят, что время лечит — будем на это надеяться.

— Миларис, Вика. Цветок. Снадобья на его основе. Кожа молодеет, сходят все нежелательные проявления нездоровья. Очень дорого и очень действенно. Используют мази разной насыщенности. Сначала лицо, потом перейдем к телу. Сразу не желательно все, слишком большая разовая доза вызовет слишком сильное омоложение. Вы и так совсем юная. Пока походите с легкой шалью на плечах, главное — лицо. И вы не должны будете сидеть взаперти, сможете гулять в парке, выходить к трапезе.

— Жана, я же просила обращаться ко мне на «ты».

— Извините, но не могу, не положено, да и мне непривычно. Мне так комфортнее, извините, Вика.

— Хорошо, — я, вздохнув, села в ванной, — давай заканчивать да одеваться уже. — Женщина четко обозначила свое место, дружить со мной она не собиралась.

Выйдя из ванной комнаты, мы пошли в гардеробную, вход в которую находился с другой стороны от кровати, и я увидела уютную комнатку, с кушеткой посредине и стенами, увешанными вешалками с нарядами. Я провела рукой по тканям разного цвета и плотности. На наклонных полках во всю нижнюю половину дальней стены стояли пары обуви, похоже, что на все сезоны и случаи. Заинтересовавшись, подошла и примерила одну — обувь была мне великовата. Я, усмехнувшись, с вопросом взглянула на служанку.

— О, не переживайте, Вика, это все переделают «не естественным» образом. Все будет впору. Пока обувайте шлепанцы.

Платье было длинновато, но я подобрала его пальчиками и закружилась перед зеркалом — стиль «а ля Наташа Ростова». Талию где делать будем? Под грудью. Рукава- фонарики. Цвет бежевый, нет — персиковый. Белая атласная лента завязывается на бант под грудью и спускается почти в пол. Такие же белые бантики на фонариках рукавов. Миленько и удобно. Но граф что-то говорил о корсетах.

— Жана, а когда умерла графиня? Пятнадцать лет назад? Мода разве не изменилась? Что-то я слышала о корсетах.