От этого Ричард совершенно потерял голову вместе с даром речи и дыханием, и, обхватив Текса за спину, излился в него самым непристойным и жарким образом…
Пережив новую яркую вспышку обоюдного удовольствия и немного передохнув, Текс обнаружил, что водяной пар уже достаточно увлажнил их тела, и, скатав в жгут пучок душистых трав, принялся бережно растирать грудь и живот альфаэро. До котла с водой дотянуться ни у одного из них не было пока возможности, но влаги, оседающей на кожу, вполне хватало, чтобы очиститься от пыли, грязи, краски и чужого им обоим запаха. По щекам, шее, груди, спине и рукам Текса уже сбегали крошечные мутные ручейки, руки альфаэро скользили по его влажным бокам и ягодицам, и под бедрами тоже было скользко и горячо от пролитых обоими соков…
Наклонившись к Далласу, он провел травой по плечам и шее мужа и поманил к себе:
— Приподнимись, я сотру краску с твоих щек. А то мы оба с тобой сейчас походим на команчей куда больше, чем пристало двум бледнолицым. Не знаю, зачем шаман нанес нам на лица эти полосы. Ты расскажешь, что они означают? — спросил он, движимый искренним интересом к совершенному над ними обряду, и, на всякий случай, уточнил — Может, нам теперь все время надо ходить с раскрашенными рожами, пока мы тут живем? Ну, чтобы ничем не отличаться от… краснокожих! — глядя на Ричарда и представив, как он сам сейчас выглядит с размазанной по всей физиономии красной краской, ковбой искренне развеселился. Смех, неожиданно спровоцировавший новые сладкие спазмы, быстро перешел в постанывание, и Сойер полностью отдался новым ощущениям в теле, размеренно двигаясь на узле альфы, насколько это было ему доступно.
Ричард, как утомленный кот, привалился спиной к деревянной опоре, и позволял Тексу играть с ним, как тому хотелось, и вообще вытворять все что в голову придет. Каждое движение любимого, резкое или плавное, заново погружало его в глубины чувственного удовольствия, и время от времени он взлетал на самый гребень волны, на пике нового оргазма…
— Тшшшш… мальчик мой… — он придержал Текса за бедра, чтобы не дать мужу упасть назад или соскользнуть вбок. — Побереги себя, жеребчик, иначе наутро ты не сможешь не то что ноги свести, но и попросту встать. Дай-ка сюда, ты больше размазываешь по нам священную шаманскую грязь, чем смываешь…
Выхватив из руки супруга импровизированную мочалку, он взялся за дело сам и довольно успешно избавил сперва Текса, а потом и себя от таинственных индейских узоров.
— Эти знаки — символы любовного союза, они сулят быстрое зачатие, легкую беременность и благополучное разрешение. Но поскольку нам с тобой покамест не нужно ни первого, ни второго, ни — черт возьми — третьего, то я не вижу смысла сохранять живопись Падающего Дождя на наших телах. Или… ты уже передумал, ветреник, и жаждешь подарить мне кучу малышей, чтобы я точно никуда не делся?
Ох, зря Декс избавил его лицо от остатков краски: услышав последние слова Ричарда и тут же вспомнив о том, что Лунный Олень потребовал от него именно зачатия, Текс густо покраснел и опустил глаза.
— Нет… я не передумал. — тихо и серьезно сказал он в ответ. — Имея такого мужа, как ты, Декс, я не хочу принадлежать кому-то еще, кому-то, кроме тебя одного…
Подкрепляя слова делом, он медленно и чувственно сжал кольцо мышц и покрутил бедрами, лаская заполнивший его узел, и обжимая плотный ствол глубоко внутри тела. Член ковбоя опять выпрямился, дразняще покачиваясь над животом альфы, а припухшие створки омежьей щели во влажной истоме терлись о жесткие волоски, покрывающие лобок Ричарда.
До самого восхода они могли бы тешиться страстной любовной игрой, и хотя Текс не замечал усталости — так были возбуждены нервы и обострены все чувства ковбоя — но Ричард видел, что силы его мальчика на исходе.
Как только узел на члене альфы уменьшился настолько, что смог без особых усилий покинуть тело омеги, Декс разомкнул объятия и уложил мужа ничком на бизоньи шкуры, позволяя блаженно вытянуться и дать отдых натруженным мышцам. Затем, наконец-то добравшись до котла с ароматной теплой водой, он принял на себя обязанности банщика и как следует отмыл и почистил своего избранного…
Но еще прежде чем Ричард закончил, Текса сморил такой глубокий и сладкий сон, каким он не засыпал, должно быть, с самого детства.
Комментарий к Глава 6. Никто другой
1 в нашей омегаверсной вселенной - аналог Санта Клауса и Феи Бефаны
========== Глава 7. Когда духи смеются… ==========
Носа Текса коснулся дразнящий запах жареного мяса, а его уши следом уловили приятное шкворчание, какое обычно издает брошенный на раскаленную жаровню стейк. Будучи в просоночном состоянии, он отчего-то вообразил, что все еще на ранчо «Долорес», а Морс спозаранку готовит сытный зимний завтрак и дымит на всю асьенду своими сковородками. Проигнорировав голодное бурчание в животе и не раскрывая глаз, он попытался зарыться поглубже в одеяло, но тело не послушалось — оно застыло, как деревянное, и руки вместе с ногами, спиной и шеей сковала тягучая боль.
— Охххх… да что это за дьявольщина!.. — с трудом выпростав ладонь из-под колючего одеяла, остро пахнущего шерстью, ковбой попытался сжать пальцы в кулак, но в ответ всю руку вдруг закололо сотнями иголок от кончиков пальцев до локтя, и Текс попытался припомнить, когда это он успел так наработаться со скотом, чтобы ощущать себя таким разбитым…
События последних дней начали проявляться в памяти и выстраиваться в длинную цепочку, и только теперь до него дошло, что ранчо осталось в недавнем прошлом, а он сам лежит… непонятно где.
Желание немедленно установить, где это он прочухался после вчерашнего, подбросило его с низкого ложа, устеленного шкурами.
Обнаружив, что из всей одежды на нем только шнурок с амулетом Ньюби, он сел, завернувшись в одеяло и быстро моргая глазами. Своды кожаного полога, сходящиеся кверху и поддерживаемые дюжиной жердей, тут же расставили последние воспоминания по своим местам, а фигура Ричарда, склонившаяся над дымящим в центре типи очагом, довершила всю картину. Видать, вчера его так разморило в индейской мыльне, что сюда его перетащили уже погруженным в крепкий сон, потому как Сойер совершенно не помнил, чтобы добрался в их нынешнее пристанище на своих двоих…
— Доброе утро, Дик. — мгновенно успокоившись от созерцания мирной картины приготовления немудреного завтрака, ковбой расслабился и осторожно потянулся, ощущая скованность и ломоту во всем теле — неизбежную плату за все его вчерашние похождения и дальнейшие любовные безумства… Но, вспомнив сына вождя и то, что он с ним тут делал, опустил глаза в пол, снова и снова раскаиваясь в поспешности своего решения.
Услышав голос мужа, Ричард отвлекся от своего аппетитного занятия, обернулся, притянул мужа к себе и поцеловал его последовательно в лоб, влажный со сна, в нос и в губы:
— Привет тебе, Белое дитя. Я и весь мир вместе со мной приветствует твое пробуждение. — с этими словами он потерся кончиком собственного носа о кончик носа Текса.
— Конечно, нынешнее ложе не так роскошно, как наша брачная постель в доме твоих родителей, но надеюсь, ты все же сумел как следует выспаться.
Он вернулся к жаровне, перевернул мясо, всыпал в сковородку щепотку каких-то пряностей, и небрежно заметил:
— С утра заходил Лунный Олень, справлялся о тебе и хотел пригласить на завтрак с тортильями и шоколадом. Я не стал тебя будить, моя любовь… и не стал в ответ приглашать его к нашей трапезе. Простишь мне подобную нелюбезность? Теперь, когда ты проснулся, решение за тобой, как и раньше.
Все было хорошо и даже прекрасно — но ровно до момента, когда Даллас упомянул про визит Лунного Оленя. Положа руку на сердце, Текс очень рассчитывал на то, что получив требуемое, сын вождя покинет их типи и больше никогда не появится на этом пороге. Но у индейца хватило дерзости, чтобы не просто придти к Ричарду, но пригласить чужого младшего мужа, то есть Текса, на завтрак — так запросто, словно это было в порядке вещей! Хотя… похоже, Текс и впрямь почти ничего не знал о заведенных в племени Синего Облака порядках.
