Теперь надлежало нанести визит вежливости в жилище вождя Синее Облако, и Текс постарался унять волнение, против воли поднявшееся в груди — не каждый же день ему доводилось вот так запросто здороваться с индейцем, имевшим на просторах Техаса почти такую же громкую и недобрую славу, как и Черный Декс. Одно могло служить Сойеру утешением — раз про Декса большая часть была злобными домыслами и не более, то наверняка и то, что рассказывали про вождя краснокожих погонщики скота, фермеры и рейнджеры, не всегда было правдой.
Поймав на себе парочку откровенно зазывных взглядов, Текс слегка напрягся, пока они пробирались между типи к главной хижине деревни.
— Надеюсь, у них тут уважают супружеские узы, и никто не станет посягать на наш с тобой союз в качестве платы за гостеприимство? — на всякий случай справился у Ричарда ковбой. Не то, чтобы его так уж волновала безопасность собственной задницы, но все же лучше было заранее понимать, как себя вести, если кто-то из индейцев вдруг начнет предъявлять на него или на Декса свои права… Если у них тут принято многобрачие и альфаложество, то может, они не станут делать исключений для бледнолицых?
— У них нет супружеских уз в нашем понимании… но к союзам души и тела здесь относятся с уважением, не тревожься. — рассеянно бросив очередную туманную фразу, Декс взял мужа за руку и решительным шагом направился к типи вождя, представлявшему собой высокий вытянутый конус, увенчанный «короной» из перекрещенных жердей, и обтянутый отлично выделанной кожей, с нанесенными поверх изображениями бизонов, кукурузы, воинов и небесных светил.
У входа стояли двое бет довольно воинственного вида, в длинных кожаных фартуках, надетых поверх штанов из грубого полотна; оба были вооружены копьями, и чем ближе подходили гости, тем ниже опускались копья, как будто индейцы заранее готовились отражать атаку.
Конечно же, воины Синего Облака хорошо знали Декса, знали, что вождь сам назначил ему встречу, но это не было поводом для отмены охранного ритуала.
Зовущий Реку сделал учтивый приветственный жест, показывающий мирные намерения, заговорил с воинами на языке команчей, но прежде чем кто-нибудь из стражей ответил, входной занавес откинулся и на пороге возник прелестный омега, лет шестнадцати или около того, лишь недавно вошедший в возраст цветения; от его золотистой кожи и шелковистых иссиня-черных волос, схваченных обручем и тем не менее падавших до пояса, исходило благоухание осенних роз и дикого меда, с примесью — совсем легкой-кострового дыма.
— Привет тебе, Зовущий Реку, — неожиданно сказал он на чистом языке белых переселенцев. — И тебе, пришелец из долины… Мой отец ждет вас у своего очага.
— Лунный Олень, один из сыновей вождя. — шепнул Ричард на ухо Тексу, прежде чем они оба последовали за юношей.
Воины-беты расступились пред ними, и Текс следом за Ричардом вступил в дом вождя. По самому центру типи горел очаг, дым от которого поднимался столбом к отверстию в кровле, у самого переплетения жердей, держащих на себе разрисованные шкуры. Вокруг очага сидело несколько команчей разных возрастов, но в волосах у каждого было достаточно перьев, чтобы даже бледнолицый понял — все они воины, занимающие высокое положение в племени.
Сам вождь Синее Облако — могучий альфа, чья кожа была покрыта синими рисунками почти так же густо, как его типи, а на голове красовался целый гребень из белых перьев, восседал напротив входа. При виде гостей, он сделал жест рукой, призвав их садиться по левую руку у огня.
Текс снял шляпу и поклонился ему — как это было принято у белых, когда младший отдавал дань уважения старшему. Присев на циновку из тростника, покрытую сверху плетеным из цветной шерсти ковриком, он с любопытством оглядел убранство типи, стараясь при этом не глазеть на сидящих в кругу мужей и сыновей вождя. Но, наткнувшись на связку свежих скальпов, снятых уж точно не с собратьев-индейцев, а с каких-то бедолаг-поселенцев, быстро уткнул глаза в костер, предоставив Ричарду самому заводить разговор.
Вождю Синее Облако было около пятидесяти лет, однако никто не заметил бы в этом мужчине почтенного возраста ни малейшего признака усталости или слабости. Статью он напоминал кряжистый дуб, полный мощи и жизненных соков, волосы его были по-прежнему черны, как вороново крыло, а глаза не утратили блеска.
Большой ценитель красоты во всех ее проявлениях, Синее Облако с интересом ожидал обещанной встречи с юным бледнолицым ранчеро, равно сочетавшим в себе силу альфы и нежность омеги, а самое главное, наверняка владевшим сокровенной любовной магией. Иначе и быть не могло — каким образом, кроме колдовства, этот юнец, пахнущий терпкими сливами, бледнолицый, но сделавшийся бронзовым от ветра и солнца, и с волосами, напоминавшими спелую рожь, сумел уловить душу Черного Декса, прежде холодную и равнодушную ко всем омежьим уловкам, и заставил ее полыхать диким пожаром?..
Теперь эта душа, спутанная и оплетенная тенетами, как охотничья птица, посаженная в клетку, не думала больше о тропе войны и добыче, а желала только распевать сладкие песни, на берегу теплого моря. Падающий Дождь говорил, что такова воля богов, что духи земли, воды, огня и воздуха, и даже сама Мать-Кукуруза благословили союз Зовущего Реку с тем, кого шаман называл Белое Дитя, но вождь видел во всем этом только голос буйной плоти да тягу легкомысленной молодости к удовольствию… да еще породу бледнолицых, предательскую по своей сути, ведь теперь Черный Декс отправится на север и навсегда покинет здешние земли, и Синее Облако потеряет сильного союзника.
Первый же взгляд на гостя, скромно севшего на циновку подле своего мужа, и первое же дуновение аромата альфы-и-омеги, заставили Синее Облако переменить мнение.
Этот мальчик, Белое Дитя, действительно был особенным. Настолько особенным, что кровь старого индейца заволновалась, как тридцать лет назад, а младшие мужья, смиренно делавшие вид, что занимаются рукоделием или приготовлением угощения, все как один начали источать призывные запахи.
— Я рад, Зовущий Реку, что ночь твоей разлуки с любимым пришла к рассвету, — проговорил вождь на языке команчей. — Мы примем твоего мужа с таким же радушием, как и тебя, но помни о своем обещании…
Декс улыбнулся и ответил на том же языке:
— Я помню, великий вождь. Луна еще не умрет, как мы покинем земли команчей, и ты по праву станешь наследником всего, что я оставляю в прерии. Но муж мой не знает речи команчей, его папа был из племени чикасо, и ты окажешь нам обоим честь, говоря с нами на языке бледнолицых.
— Чикасо. Вот как. — Синее Облако пристально вгляделся в черты юного ковбоя, и теплая улыбка тонула прежде плотно сомкнутые губы. Он пошевелил ими, что-то вспоминая, и обратился к Тексу на языке народа, чья кровь текла в нем наполовину — Духи твоих предков витают у Великой реки далеко от этих краев (1). Но команчи и чикасо — братья по беде, согнавшей нас с земли предков по воле бледнолицего вождя. Приветствую тебя, Белое Дитя, в моем доме, как кровь от крови моего брата.
Текс вздрогнул, услышав из уст Синего Облака знакомые слова. И, склонив голову еще раз, ответил так, как учил когда-то папа Чикао:
— Да будет изобильна твоя охота, вождь, и плодовиты мужья твои, и воины твои пусть добудут много… скальпов и враги устрашатся их доблести. Отец-Солнце и Папа-Земля пусть хранят ваши жилища и скот, и пошлют вам добрый урожай.
Слова почти забытого наречия ложились на язык будто сами собой, но Текс совершенно позабыл уже те жесты, которыми их следовало сопровождать, подчеркивая уважение к собеседнику. И он просто говорил, крутя шляпу в руках.
Воздух в типи тем временем наполнился самыми разными волнующими запахами, хотя поверх них все равно доминировал стойкий аромат растертой хвои с примесью орехового масла (2), и это терпко-сладкое сочетание принадлежало вождю и всем омегам, кто был им отмечен в качестве мужа.
«Что это они вдруг все разволновались? Или альфаэро моего учуяли?» — подумалось Тексу. Яркий шлейф кофейно-лимонного запаха явственно висел вокруг них своего рода коконом, но все равно не защищал ни от проникновения чужих ароматов, ни от взглядов, бросаемых мужьями и сыновьями вождя в их с Ричардом сторону то украдкой, а то и вполне откровенно. Вождь же, который видел это, оставался невозмутим, как скала…
