— Всегда можно обзавестись другим и создать себе новые воспоминания, — непринужденно добавил Марлоу, с хлюпающим звуком проглатывая склизкую устрицу. Мари отвела от него взгляд. Она с большим удовольствием предпочла бы обедать в компании одного месье Броуди.

— Вы так и не рассказали мне, откуда держите путь, — напомнила Мари Ланфорду. Ей хотелось лучше узнать его и хоть на минуту забыть о проклятом билете. Покровитель откусил тост с икрой, неторопливо прожевал и принялся рассказывать:

— Я отправился с конечной станции, у северных берегов нашей империи. Марлоу присоединился ко мне за одну станцию до бедной деревни Лан–Лаин, где, вероятно, сели на поезд вы, Мари. Но моя дорога до столицы началась еще раньше, с Южных островов Куантаис. Там, на скалистом берегу под палящим солнцем, возвышается мой летний особняк…

— Да вы поэт, Ланфорд. И романтик, — скривился Марлоу, салфеткой вытирая пальцы от сливочного соуса. Совершенно не стесняясь, он ел ножку куропатки без помощи ножа и вилки, держа ее за косточку.

— Мне даже не верится, что где–то на нашей планете может быть жаркое солнце, — мечтательно проговорила Мари.

— Не только солнце, мадемуазель. Еще теплое море, и горячий, белоснежный песок по которому так приятно ступать босыми ногами, — улыбнулся месье Броуди. — Но увы, иногда приходится отвлекаться от этого и возвращаться к работе, в нашу родную, темную империю Реган.

Словно заслышав его слова о работе, явился Орсон и передал господину телеграмму от самого Норманда Вестона. Даже горная гряда не могла помешать делам корпорации. Ланфорд был вынужден удалиться, чтобы срочно отправить ответ. Мари осталась в компании Марлоу, и хотелось ей или нет, нужно было продолжать беседу.

— А чем занимаетесь вы, месье Марлоу? — спросила она, ожидая, пока официанты уберут посуду и принесут десерт.

— Помогаю беднейшим жителям нашей страны обрести надежный кров, стабильную зарплату и цель в жизни, — сказал мужчина. От обилия горячей пищи его лицо раскраснелось. Марлоу снял пиджак и повесил его на спинку стула. — Все они присоединяются к рабочим корпорации, так или иначе.

— Значит, вы радеете за благотворительность? — недоверчиво уточнила Мари. В ее голове образ Марлоу никак не соотносился с этим понятием.

— Можно и так сказать, мадемуазель. Можно и так сказать, — проговорил он и ухмыльнулся. В его выражении лица на секунду промелькнуло что–то такое, что явственно утверждало: «Я‑то знаю, кто ты на самом деле». И Мари стало страшно. Марлоу! Вот кто точно подходил под описание человека из корпорации Вестона, которого стоило опасаться. Мог ли он выкрасть билет? Мог ли он знать ее тайну? Или виной всему не к месту разыгравшееся воображение?

— Тогда, должно быть, вы хороший человек, — через силу улыбнулась Мари.

— У каждого из нас есть свои цели, чтобы вернуться в Кору, — сказал он. Его крошечные светлые глаза смотрели на собеседницу в упор. — Думаю, вы меня понимаете.

Он знает! Он точно знает! Мари уже не сомневалась — в поведении Марлоу что–то изменилось с уходом Ланфорда. И казалось, что каждая его фраза несет в себе скрытый двойной смысл.

Когда принесли десерт — персики с ванильным мороженным и миндальные пирожные, политые клубничным сиропом, разговор прекратился, и Мари была этому рада, поскольку совершенно растерялась и запуталась в своих мыслях. Как узнать, права она или нет? Спросить ни у кого было нельзя, даже у Ланфорда. Ситуация становилась безнадежной, даже опасной.

Проглотив слишком много холодного мороженого за раз, Марлоу закашлялся и вынул из кармана пиджака кружевной платок. Что–то звякнуло и упало на паркетный пол. Ключ, — поняла Мари, присмотревшись. Но мужчина уже пришел в себя, и наклонился, чтобы поднять его.

Они пили шампанское в полном молчании. Искоса наблюдая за мужчиной, Мари делала вид, что любуется видом из окна. Как бы она хотела сейчас очутиться там, среди белоснежных горных вершин и затянутого молочной дымкой неба, в одиночестве!

— Марлоу, дорогой, как вы? — пробасил незнакомый упитанный господин, подходя к их столику. — Да извинит меня милая мадемуазель, но вид у вас откровенно скучающий!

Мари ответила ему сдержанной улыбкой и несколько минут слушала разговор мужчин, оказавшихся давними приятелями. Хоть на немного, но она получила передышку от напряженной атмосферы. А затем и вовсе произошло чудо — Марлоу отошел вслед за господином до его столика. Он оставил пиджак на стуле как угрожающий знак, что еще вернется.

Мари озарила самоубийственная идея. Она сделала вид, будто уронила салфетку, подошла за ней и незаметно вытащила ключ из его кармана.

Иногда Дэй приходил в себя. Стоило разлепить глаза и попытаться разглядеть хоть что–то сквозь мутную пелену, он видел перед собой Лисс. Её лицо было то встревоженным, то расслабленным и успокаивающим. Она поила его горячим отваром из горьких трав, что–то говорила. Жар лихорадки мешал Дэю разобрать слова, мешал даже пошевелиться. Все сознание заполнилось тенями, обрывками воспоминаний, прерываемыми лишь редкими приступами кашля.

Моменты бодрствования, поначалу короткие и почти неразличимые, удлинялись с каждым разом. Наконец, наступил момент, когда Дэй проснулся и почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы оглядеться.

Он лежал на соломенном тюфяке в подвальном закутке, занавешенном грубо сшитыми кусками мешковины, из–за которой пробивался слабый свет. Рядом, на сыром полу, лежали такие же самодельные матрасы, служившие Падальщикам кроватями. Сейчас общая спальня была пуста и Дэй растерялся, не найдя возле постели своей спасительницы. Он осторожно ощупал горло — воспаление будто бы пропало. Выцветший шейный платок обнаружился на перевёрнутом ящике, стоящем рядом. Там же была гнутая оловянная миска из которой Лисс поила его в бреду.

Привычными движениями завязывая платок, Дэй понял, что ящики, обычно встречавшиеся на овощном рынке в Гоббс–Корте, заменяли обитателям подвала прикроватные тумбочки — они стояли рядом с каждым спальным местом. Там Падальщики хранили свои скудные пожитки.

Любопытно было бы узнать, что именно они в них прятали… Но Дэй сумел подавить подобное желание. Это вряд ли привело бы его к изобретению, а вот проблем прибавило бы наверняка.

Он попытался встать. Ухватился за трубу, проходящую по стене позади и с усилием подтянулся. Плохо закреплённая труба дёрнулась и загудела, передавая возникшую вибрацию дальше по соединениям. Обессиленно выдохнув, Дэй рухнул обратно — перед глазами все плыло.

В ответ на шум послышались шаги и занавеска отодвинулась — за ней стоял мелкорослый паренёк лет четырнадцати. Он был одет в холщёвую куртку и кепку, из тех, что выдавали в работных домах Марлоу, но несмотря на это, не выглядел измученным фанатиком. Веснушки и курчавые светлые волосы придавали ему озорной вид.

Кажется, Морт называл парня «Олди». Он посмотрел на Дэя и, убедившись, что гость пришёл в себя, дружелюбно улыбнулся.

— Не пытайся пока вставать, Лисс строго запретила, — сказал он. — Можешь звать меня Джошуа. Я тоже из Падальщиков. Как твоё горло?

— Вроде бы в порядке, — осторожно проговорил Дэй, опасаясь снова услышать хрипы. Голос прозвучал слабо, но здоро́во.

— Это все те странные травы Лисс. Возилась с тобой как кошка с котёнком, дни и ночи напролёт. Орала на нас почём свет стоит, не позволила Крису тебя выгнать. Сказала, что теперь ты — её личная проблема, — сообщил Джошуа. — Сейчас она работает. Разводит богатеньких простаков, притворяясь цветочницей.

— Как это — разводит? — насторожился Дэй. Доброжелательность нового знакомого казалась подозрительной, равно как и бескорыстность Лисс.

— «Благородный сэр, купите цветок для своей дамы. Порадуйте букетом достопочтимую леди», — передразнил Джошуа тоненьким голосом, подражая девчачьей жеманной манере. — А сама — декольте расшнурует поглубже, грудь выпятит, глазками сверкнёт — и нет больше у мусье кошелька, а то и золотого колечка. Лисс это умеет. Богатеи даже не замечают пропажи. А когда хватятся — её уже и свет простыл.