— Вы любите классическую музыку, мадемуазель? — поинтересовался Марлоу, сцепив крючковатые пальцы в замок у подбородка. — Давайте все вместе насладимся прекрасным, прежде чем затевать серьезные беседы…

Появившиеся на сцене музыканты заиграли вступительную симфонию, но Мари не слышала ни звука.

В голове всплывали заученные наизусть строчки. «Остерегайся людей Вестона, они действительно опасны…»

Темно–серый, почти чёрный, туман плавно опускался, укутывая город в непроглядное облако, как это всегда бывало по ночам. Воздух становился густым и клейким, словно грязь под ногами, горьким и едким на вкус. Часто можно было наблюдать, как непривычные к смогу приезжие останавливались посреди мостовой, судорожно пытаясь отдышаться. Дэю это знакомо — вдыхаешь, ожидая почувствовать, как по лёгким струится живительный кислород, но ощущаешь только пыль и дым. Тогда начинает казаться, что ты задыхаешься. Легкие поднимаются и опадают, голова кружится. Но проходит какое–то время, и ты привыкаешь к этому отравленному воздуху. Все привыкают. У жителей Коры другого выбора нет.

Он стоял на углу Эрвиг–сквер, около магазинчика Миноса, этого прыщавого ублюдка, торгующего тухлятиной. Дэй ненавидел запомнившиеся ему полукруглые окна в сгнивших рамах и облупившуюся вывеску — здесь он работал два месяца за три медяка в неделю и сушёную треску. Он ни за что бы и близко не подошёл, но дорога мимо лавки была кратчайшей к старому центру.

— Сжечь бы её к чёртовой матери, — процедил он сквозь зубы, и, пнув попавшуюся на глаза консервную жестянку, пошёл дальше. Вдоль старых фасадов, под навесами, и в темных дворах уже собирались тени, некогда бывшие людьми. Сейчас они готовы убить за банку фасоли или пару монет. Но Дэй сам выглядел как тень, и к нему не приставали — с нищего парня им взять было нечего.

Бродяги разжигали костры в ржавых железных бочках и жарили пойманных крыс или голубей. Птицы, задыхаясь от смога, частенько сами падали им под ноги. Дэй поморщился, отводя взгляд. На его худом, бледном лице отразилась тоска — он не ел уже несколько дней. О выживании думать было некогда, ведь он находился почти у цели.

Дэй точно знал, сейчас его судьба зависит от того, что именно он найдёт в Лирском архиве. Если все провалится и ему помешают закончить начатое, то вскоре тощее тело парня всплывёт где–нибудь в Таррене, и винить кого–то будет поздно. Из груди вырвался тяжёлый кашель, и он утёр капли пота со лба, откинув растрёпанные серебристые волосы. При каждом новом приступе изо рта вырывались клубы пара — и это в мае, когда погода должна была быть солнечной и душной.

Встретившиеся по пути полисмены проводили парня подозрительным взглядом. По нему видно, что он еле передвигал ноги, и был одет слишком легко — в просторную серую рубашку с закатанными рукавами, чёрный, грязный жилет. Но обычная полиция мало волновала Дэя, он боялся совсем других людей. Не глядя на них, он побрёл дальше, раздумывая о своём.

Купол архива показался из тумана в конце старой улицы, вместе с нестройными рядами заводских труб. Это были знаменитые свинцовые фабрики, на которых, по слухам, работники умирали один за другим. Отравленные пары, вырывающиеся вместе с жирным дымом из труб, были настолько опасными, что весь район — Брайпорт, оставили на милость беднякам. Состоятельные люди с недавних пор предпочитали селиться вдали от промышленных предприятий, а этот старый, построенный ещё пять веков назад, квартал, без должного ухода гнил и разваливался.

Единственные газовые фонари на этой улице находились у четырёхэтажного работного дома месье Марлоу, как бы помечая опасное место для всех проходящих мимо. Днём и ночью в деревянной будке около входа дежурила милейшая женщина, угощавшая нищих прохожих бесплатным супом и печёной картошкой. Никто не знал, что подмешивали в эту еду, но любой, кто попадался, соглашался тут же подписать все необходимые бумаги. А из работных домов, как известно, был только один путь, и выходил он на кладбище.

Едва увидев свет фонарей, Дэй свернул в один из темных переулков. В домах Марлоу людей превращали в религиозных фанатиков, которые окончательно теряли любое желание распоряжаться собственной жизнью.

Узкий проулок между двумя домами заканчивался аркой, уводящей в просторный, низкий туннель под проходящей железной дорогой. Здесь, под мостом, около собранного из мусора и тряпья костра, отдыхали две женщины в грязных платьях, одна из которых выглядела совсем молодой. Старшая с нескрываемым наслаждением отпила джина из мутной бутылки и протянула её своей подруге. Заметив, что Дэй наблюдает за ними, женщины замолчали и напряглись, словно ожидая нападения. Сам того не желая, он забрёл в одно из тайных укрытий. Таких убежищ в Коре было хоть отбавляй — бездомные проявляли недюжинную изобретательность в выборе жилища. Он тихо выругался, угодив ногой в глубокую лужу, и поспешил выйти на улицы.

Полная луна, проглянувшая на несколько секунд сквозь тучи, осветила дымную дорогу столбом серебристого света. Дэй обошёл лежащего на мостовой мёртвого джентльмена, вокруг которого сгрудились карманные воришки, и остановился, чтобы прикинуть дальнейший путь.

Несмотря на позднее время, на этой улице было оживлённо. С фабрик возвращались уставшие рабочие, заглядывая по пути в вездесущие пивные и бары; нарумяненные женщины перемещались пёстрыми стайками и предлагали желающим свои услуги; телеги, груженные всяким добром, громыхали по дороге. Уклонившись от вылившихся с третьего этажа зловонных помоев, Дэй свернул за угол.

— Не желаешь ли девочку, красавчик? — раздалось из окна слева. Дама в потрёпанном алом платье приглашала посетить заведение, украшенное красными бумажными фонарями. — Две монеты за любую на твой вкус! Есть блондинки, брюнетки, стройные, пухленькие — ты не пожалеешь!

Хмуро покачав головой, Дэй прошёл мимо, наступив на размокшую в грязи вчерашнюю газету. На первой полосе был помещён геротип принца, а крупный заголовок гласил: «НАРОД ВСТРЕЧАЕТ АЛЕКСАНДРА НА ВОКЗАЛЕ КОРЫ».

В нос ударил дразнящий запах жареного лука и жирного мяса — его продавал лоточник в неряшливой одежде. Около старой телеги с рваным навесом собралась целая очередь, желающих получить говяжьи потроха на булочке. Почувствовав внезапную слабость, Дэй поспешил в конец улицы. Шести медяков на ужин у него не было.

Через несколько минут Дэй уже стоял перед зданием архива. Это монументальное каменное сооружение с гранитными колоннами, возвышалось на триста девяносто футов вверх, заканчиваясь необъятным куполом обсерватории. Высокие сводчатые окна, когда–то украшенные витражами, сейчас были заколочены грубыми досками. Архив Лиры, включавший в себя самую обширную библиотеку страны, был заброшен уже много лет. Кто знает, что там осталось внутри.

Дэй вынул из–за пазухи потрёпанный блокнот в кожаном переплёте и раскрыл его на нужной странице. Можно было заметить, что вся книжица исписана мелким, неразборчивым почерком, украшена непонятными чертежами и зарисовками. Этот дневник когда–то принадлежал его отцу, и информация, сокрытая в нем, могла стоить миллионы.

Одна из немногих заметок, требовавших тщательной расшифровки, указывала именно на этот адрес. Дэй мысленно успокаивал себя, что не случится ничего страшного, если зацепка вновь окажется ложной. Возможно, его преследователи никогда об этом не узнают, и он сможет забыть обо всем, и остепениться в каком–нибудь тихом местечке, далеко отсюда. Но разве можно так просто отступить? Когда–то ему должно было повезти. Хоть раз, за долгие годы поисков.

Закашлявшись, Дэй еще раз перечитал написанное на странице, убрал блокнот и поднялся по широкой лестнице к главному входу. Высокие двустворчатые двери, украшенные круглыми железными заклёпками и массивными кольцами, были наглухо закрыты и для наглядности забиты парой досок. На ржавой табличке намалёвано красной краской: «НЕ ВХОДИТЬ! НАРУШЕНИЕ КАРАЕТСЯ ЗАКОНОМ».