Точно таким же образом поступали и с другими больными частями тела, соблюдая всегда правило, чтобы руки магнетизирующего находились на противоположных частях тела или члена больного, или, как выражается Месмер, на двух его противоположных полюсах. Через один из них должна была вливаться в больного живительная жидкость, или ток, а через другой выливаться. Этот живительный ток должен был восстановлять нарушенную гармонию животной электрической машины – а в таком нарушении и заключались причины болезней, по теории Месмера.
В случае болезни общей, распространяющейся на целый организм, пассы становились более смелыми и широкими, и это составляло магнетизирование большими токами. После предварительных приемов, служащих для установления сообщения между деятелем и его пациентом, магнетизер складывал пальцы пирамидою[2] и проводил ими по всему телу больного, начиная с головы и спускаясь вдоль плеч до самых ног; потом возвращался обратно к голове, ведя одною рукою вдоль спины, а другою через живот и грудь. Эти манипуляции повторялись несколько раз кряду, пока, напитавшись до насыщения целебною жидкостью, магнетизируемый изнемогал от избытка приятных или неприятных ощущений, одинаково впрочем полезных для больного.
При таких сильных пассах описывались параболические линии с большими осями, и тогда прикосновение к телу больного делалось излишним. Тогда Месмер мог действовать издали: жидкость, которою он был пресыщен и которая, по его уверению, находилась во всех людях[3], изливалась и в него целыми потоками. Вооруженный тупой на конце железной или стеклянной палочкой, он с помощью этого простого снаряда извергает из себя жидкость, направляя ее по своему произволу, а также обратно поглощает ее. Но эту палочку он легко можно заменить пальцами собственной руки, сложив их острием, и может кидать ими невидимую жидкость на расстояние около десяти шагов.
Под влиянием магнетизера больные смеются или рыдают, вздыхают или испускают крики, кто от удовольствия, а кто от боли; одни медленно потягиваются и делают продолжительные, почти невозможные зевки; других одолевает икота. Из женщин некоторые обмирают, а иные приходят в столбняк. Музыка имеет, по-видимому, большое влияние на эти кризисы и управляет ими. Самый приличный для этой музыки инструмент есть гармоника, с которою Месмер познакомил французов, инструмент, вывезенный им из Германий и там давно известный. Действие фортепиано, хотя слабее, но так же замечательно. Магнетизированные, выходя из своего восторженного состояния волею магнетизера, следят за ним, умоляя, чтобы он опять погрузил их в океан невыразимо-сладостных ощущений. Женщины, вполне достойные уважения и добросовестные, уверяли, что в них рождалась непреодолимая привязанность к магнетизеру и что они готовы были следовать за ним, куда бы он ни пожелал. Такому человеку невозможно было не иметь успеха в парижском мире.
Не должно однако же забывать, что в смешанной толпе месмеровых посетителей, состоявшей из знатных дам и вельмож, аббатов и докторов, судей и купцов, военных и гражданских чиновников, генералов и гризеток, франтов и глубокомысленных философов, людей больных и здоровых, сильных и слабых, богатых и бедных, только весьма немногие испытывали кризисы. Более трех четвертей всего числа посетителей оставались нечувствительными к самым сильным магнитным токам. На остальных магнетизм производит самые разнообразные действия и доставляет им полное исцеление или, по крайней мере, облегчение их страданий, на основании собственных их показаний.
Положительно известно, что в эту начальную эпоху своих действий во Франции Месмеру удалось сделать несколько счастливых исцелений. Понятно, впрочем, что истерическое состояние, в которое погружались некоторые из магнетизированных Месмером, должно было оказывать известное действие на болезни спазмодического свойства.
Одним из таких исцеленных был патер Эрвие (P. Hervier). Многие из противников Месмера старались уверить доброго патера, что он просто никогда не был болен, и потому исцеление его ровно ничего не значит: это до того раздражило его, что он сделался одним из самых горячих защитников и поборников магнетизма.
Месмер магнетизировал у себя и на домах своих пациентов с большим успехом. Не довольствуясь этим, он стал уверять, что может насыщать своею жидкостью всякие предметы, даже неодушевленные и неорганические. Не только он делал магнетическими собак и других животных, но еще бумагу, хлеб, шерсть, кожу, дерево, стекло, разные камни и металлы и даже воду. Такие магнитные предметы, насыщенные им жидкостью, могли служить вместо магнетизера. Этою проделкой Месмер подражал знаменитому средневековому мистику, врачу и алхимику Парацельсу, который приготовлял талисманы в виде волшебных колец, симпатических порошков и очарованных ящичков, которые называл хранилищами небесных влияний.
Успехи Месмера разбудили дремлющие наклонности друзей всего чудесного и скрывавшихся во мраке почитателей тайных наук. Между ними проявились самые ярые его поборники. Зато враги не хотели слышать о Месмере и объявили его методу заблуждением и обманом столь явным, что она не заслуживала даже рассмотрения. Были однако же и между врагами люди, которые желали ближе познакомиться с новою методою, частью из справедливого любопытства, частью же, может быть, из желания извлечь свою выгоду из чужого шарлатанства. Поэтому некоторые враги тайком являлись на сеанс Месмера и не упускали случая сколь возможно короче познакомиться с его методою с целью открыть или плутовство, или действительно научную тайну. Между последними находились ученые, вполне и добросовестно преданные науке, которые считали несправедливым отвергать что-либо без предварительного исследования. Таков был тогдашний президент академии наук, врач Леруа (Le Roy). Пораженный некоторыми явлениями магнетизма, совершающимися в его присутствии, он предложил Месмеру быть за него ходатаем пред академией, если только магнетизер решиться вторично обратиться к этому ученому обществу, не удостоившему его на первый раз ответом.
Месмер воспользовался этим предложением и представил академии, через Леруа, свои «Assertions relatives au magnétisme animal» («Утверждения относительно животного магнетизма»). Но академия очень мало обратила на них внимания и, еще не выслушав записки, требовала, чтобы Месмер приступил к опытам, что конечно было не совсем логично. Другие попытки Месмера пред академией имели не более успеха[4]. Он должен был поневоле удовлетвориться частным заседанием в квартире Леруа, где собралось около дюжины академиков. Месмер уверяет, что субъект сделанных там опытов А., опасаясь насмешек присутствовавших, давал нарочно двусмысленные и малоудовлетворительные ответы и если случайно говорил истину, то вскоре отпирался от своих показаний. Но когда главные насмешники и противники Месмера разъехались, опыты пошли удачнее и А. сознался, что по воле магнетизера в нем извращались ощущения обоняния и вкуса[5].
Месмер остался очень недоволен этим вечером, после которого сам Леруа сделался его противником, в чем он убедился через австрийского посланника в Париже, которому аббат Фонтана очень невыгодно отозвался об опытах Месмера со слов Леруа.
Вслед за тем граф Малбуа (Maillebois), генерал-лейтенант и придворный вельможа, но с тем вместе и академик, пожелал видеть у себя опыты Месмера, который с радостью на то согласился. Говорят, что эти опыты были удачны, и, по уверенно самого Месмера, один из приведенных им больных попеременно то пухнул под его рукою, то опять приходил в нормальное состояние. Собравшиеся у графа Малбуа гости остались довольны Месмером, точно как и сам хозяин-академик, но они объявили, что не будут разглашать об этом, боясь насмешек. Бывший при этом опыте Леруа советовал Месмеру искать славы путем практического исцеления больных.
