— Слушай, — доносится до Тони из-за мятого поднятого капота голос Локи, полный надежды и жажды сделать хоть что-то, — а может, кто-то из тех террористов покончил с собой, и их можно найти, и они принесут тебе запчасти, как тогда?
Тони даже задумывается.
— Во-первых, это было бы долго, — отвечает он, потирая нос и оставляя на нём чёрные следы, — а во-вторых, я их всех, кажется, убил.
— Какая жалость, — вздыхает Локи.
«Форд» всё ещё не воскресает, и Тони, выворачивая его железные внутренности и вытягивая мёртвые жилы проводов, слушает обрывки беседы Локи и Наташи. Они пытаются вскипятить воду на костре на обочине, чтобы залить ею растворимый кофе, завалявшийся в рюкзаке Наташи.
— Не выдумывай, — вполголоса просит Локи. — Не выдумывай, Романофф. Не приму назад. Это нормально, что у меня синяя шея. Я же йотун-полукровка. Голубой асгардский мулат.
— Доедем до города — куплю тебе конфет.
— Я всё равно скоро ухожу отсюда. Лучше купи себе красную помаду на эти деньги. Представь, что от меня.
— Какая-то почти мошенническая схема. Но ладно.
Даже Локи понимает, что из них троих по-настоящему торопится и переживает только Наташа.
Мимо так никто и не проезжает.
«Форд» не оживает — и не превращается после смерти в рабочие «Жигули», уничтожая теорию Тони о загробной автомобильной жизни в пыль.
— Давайте испортим дорожный знак, — предлагает Наташа после кофе. — Я так сделала в первый день. Меня раздражали запрещающие знаки. Тут же приехал полицейский, натурально без мозгов. Здесь же сплошная бюрократия и строгие законы, которые можно не соблюдать только главным. Я ещё спросила, а не на посту ли он застрелился от страха, он меня на двое суток закатал в участок.
— Я портил дорожные знаки за городом, — меланхолично отзывается Локи, перекатывая во рту леденец. Леденец стучит о зубы, и Тони, слыша это, ощущает внезапное раздражение внутри. — Толку не было. Они только в черте города работают.
Тони швыряет разводной ключ в траву, опирается на мятый капот двумя руками и длинно выдыхает. На него синхронно устремляются два взгляда.
— Почему по этому шоссе больше никто не едет?
— Потому что в Город Ангелов едем только мы, — предполагает Наташа.
— Неужели больше ни с кем не было ошибок? Или больше никто не хочет выбраться отсюда?!
Локи подбирает разводной ключ и протягивает его Тони. Взгляд случайно цепляется за чернеющие на коже отметины пальцев Таноса.
— Остальные, — спокойно объясняет Локи, — потеряли надежду. Многие вообще оказались здесь потому, что потеряли надежду. Я как-то выпивал с одним импрессионистом и его девушкой…
Дальше Тони не слушает. Гремит и лязгает погромче: с него пока хватает истории про Хемингуэя. Да и всех тех людей, что он видел вокруг. Локи и Наташа разговаривают на заднем сиденье, и она выходит оттуда только один раз, чтобы вскипятить ещё воды и взбодрить Тони не очень вкусным кофе. Потом оба сопят там, внутри, сидя — а Тони всё ковыряется и ковыряется, пытаясь из покалеченных запчастей собрать чудо.
Но чудес тут не бывает.
Он почти засыпает с этой мыслью, прямо сидя у капота на асфальте, и, уже не соображая, пытается подложить под голову громоздкий аккумулятор вместо подушки. Они потратили весь день, и потеряют ночь; они могут не успеть перехватить Пьетро, но тогда, может, получится уговорить Наташу опротестовать её нахождение здесь, а что делать ему, не к живым же — его похоронили, и он сделал всё, что хотел, вроде бы всё, можно просто спать…
Вдруг из сгустившейся темноты раздаётся автомобильный сигнал, и Тони старательно разлепляет глаза.
По дороге стелется свет чужих фар — почему-то голубых. Хлопает дверь, урчит бодрый живой движок.
— Я бы не делал этого, — говорит вышедший из машины бородатый мужчина в светлых брюках, рубашке и жилете.
— Чего — этого?..
— Не спал бы на проезжей части. На аккумуляторе. У вас всё в порядке?
— Да. Мы просто… Едем в Город Ангелов, — спросонья отвечает Тони и пытается лечь назад.
Незнакомец тяжело вздыхает. Подходит ближе. Наклоняется и трясёт его за плечо.
— Я возьму вас на буксир, — обещает он, и от этих слов Тони просыпается куда качественнее, чем от кофе. — Только сложите запчасти в багажник. Они ещё могут пригодиться.
***
— И ты так просто отдала ему нашу машину?!
— Не называй этот металлолом таким громким словом, пожалуйста. Он недостоин. Если в его багажник положить Мьёльнир, он с места не стронется… хотя и без Мьёльнира тоже.
— Ты даже имени его не спросила.
— Он сказал, что сам нас найдёт. И что если я хочу его поблагодарить, то лучше всего будет доверить ему машину. Ему интересно.
— Наташа…
— Нечего было засыпать, — Локи снова влезает в беседу без приглашения. Хотя сам проспал всю дорогу.
Над пригородом — безоблачное и всё ещё бессолнечное голубое небо. Странный фокус: должно быть, солнце видно только в черте города. Но Локи уже изрядно повеселел и сдвинул свои жёлтые очки на кончик носа, а Наташа радуется нормальным пончикам в почти нормальном кафе.
Тони переживает. Для вида — за автомобиль; на самом же деле — за то, что не поблагодарил ночного спасителя. Это Наташа ехала с ним ночью на переднем сиденье огромного старого внедорожника, развлекала беседами и угощала чем нашла. И дала отбуксировать «Форд» дальше, вроде как на ремонт, договорившись, что неведомый бородач пригонит потом его сам.
— Наверное, он обиделся.
Тони хмурится и хочет взять один из пончиков, но Локи успевает схватить именно этот чуточку быстрее:
— Когда это тебя волновало?
Соседний пончик совсем не такой симпатичный, но Тони угрюмо жуёт его. Да, когда-то не волновало; а потом много всего случилось. Он был другим человеком, и тот, другой, равнодушный, на самом деле умер в плену. Родился новый. И прожил жизнь, за которую не стыдно.
— Бог с ним, — обрывает Тони беседу о безвестном помощнике.
— Бог, вообще-то, с вами… — начинает Локи.
— Надеюсь, это временно. Лучше скажите, каков наш план?
— В сам Город Ангелов нам въехать не дадут, — рассказывает Наташа, интеллигентно попивая кофе. Он тут, кстати, вкусный, как у живых. — Мы уже написали заявки на контрольно-пропускном пункте, пока ты спал. Локи просит пересмотреть его смерть…
— …в замедленном повторе, как спорный момент в регби? Я тоже хочу посмотреть.
Локи даже не бросает испепеляющий взгляд — он слишком умиротворён и воодушевлён близостью цели.
— Тони. Нет. Он просто длинно-длинно, красивым почерком и обстоятельно пожаловался, что его смерть была ошибкой. Я написала, что хочу переговорить с местными главными лично, и это в их интересах.
— Думаешь, над ними кто-то есть?
Наташа пожимает плечами и вытирает пальцами уголки рта, допив кофе.
— Всегда есть кто-то немного выше. Знаешь, как Коулсон и Фьюри.
— Сравнила так сравнила. Хотя если над этими бракоделами стоит загробный Фьюри, выдерет он их наверняка сильнее, чем обычный. А ты не хотела бы…
— Вернуться сама? Попасть в Город Ангелов? Нет. Ни то, ни другое не для меня, пожалуй. Я всегда жалела, что мы не можем вернуть Пьетро Ванде, а сейчас она там совсем одна, и Вижн… сломан. А тут такая возможность. И ангел-хранитель из меня никогда не выйдет. Какой из меня ангел?
— Аналогично. Но ты что, не вернулась бы хотя бы ради того, чтобы кинуть в Роджерса сэндвичем?
Она щурится. Делает вид, что сейчас бросит в Тони последний пончик. Но так и не берёт его с тарелки.
— Ради того, чтобы раздражать Локи, я бы ещё подумала.
— Какая честь! — Локи восхищается и забирает последний пончик.
— А ты? — спрашивает Наташа. — Ради семьи?
Тони молчит. Качает головой, прикрыв глаза. Долго молчит, глядя в глаза Наташе.
— Мне кажется, я прожил хорошую жизнь. И сейчас они хотя бы знают, где я нахожусь, — пытается отшутиться Тони.
Локи переводит взгляд с Тони на Наташу. С Наташи на Тони.
А потом почему-то закрывает лицо рукой и очень неразборчиво клянёт мидгардских глупых героев.