– Сердцем я думал, ясно? – резко ответил он, развернувшись ко мне. – Я знаю, что это звучит глупо, поэтому никому не рассказывало нем.

– А зачем, тогда сейчас об этом заговорил? Думаешь, мы поймем и примем? Хрена с два!

– Я и не прошу его принять, Петра. Я решил рассказать об этом, чтобы проще от него отказаться, – тихо проговорил Алекс, грустно вздыхая. – Петра, я люблю его.

– Это повод простить?

– Это повод бороться, – бормочет он, неотрывно смотря на меня. – По крайней мере я так думал, пока мы, проходя через трудности, становились ближе. Я думал, что любовь поможет нам.

– Любовь, это не исцеление и не пилюля от всех болезней, хватит к ней так пренебрежительно относиться, – любовь в конце концов может убить. – Ладно, я могу согласиться, что с некоторыми трудностями, любовь может помочь справиться, но черт возьми то, что произошло с тобой, это… Алекс, тебя нашли ночью в крови на какой-то заброшке и ты сейчас пытаешься убедить меня, что любовь – это повод бороться?

– Петра, я гей, а он хренов гомофоб.

– Уверен?

– Да, Петра, послушай меня. Ваня самый обычный парень из самого обычного района, где за каждым углом, тебя то гопник поджидает, то маньячина с ножом жаждет выпотрошить твои кишки. И он испугался, когда понял, что его тянет к парню…

– Хочешь сказать, что это повод избить парня, к которому тянет? Или это у вас новый вид ухаживаний? А, чтобы уж наверняка добиться внимание ухажера, надо столкнуть его с лестницы, чтобы далеко не сбежал?!

– Закончила? – спрашивает он, сжав челюсти. – Знаешь, давай не будем говорить о нем? Я хотел, чтобы ты помогла мне, но слушая тебя, мне хочется его защищать, а это не то, на что, я рассчитывал.

И на этой ноте мы разошлись, точнее ушел он, а я осталась ждать на остановке свой автобус.

А после я стала думать о том, что было бы, если бы Алекс рассказал мне об этом парне раньше, а не тогда, когда решил расстаться?

– Я думаю, что все не очень хорошо, – я вздрогнула, когда сидящий напротив Ян неожиданно заговорил.

***

В номере, который Алекс ставит для отчетного концерта в конце учебного года, есть связки, которые меня не особо устраивают. Решив вопрос с одним элементом, я указала на другой, в котором запутанные шаги и довольно размашистые некрасивые движения руками, что на мой взгляд выглядит не особо органично со стороны. А учитывая, что у нас танец с завязанными глазами, то сослепу мы просто прибьем друг друга в процессе.

Мне не нравится, а Алекс в восторге, потому что, по его мнению, эта связка отражает чувственность. Ага, чувственность в процессе которой два человека лупасят друг друга руками. Бьет, значит любит? Как-то так, да?

– Танец, это не только точные, технически правильно выполненные движения, это еще эмоции, – сказал он после того, как я показала ему видео с наших репетиций. – Смотри, в тексте песни на этом моменте он спрашивает себя, почему не может идти дальше. Мы и показываем его смятение, так что там все правильно.

– Тебя не смущает, что это неудобно выполнять? – я снова и снова смотрела этот отрывок, и не могла увидеть то, о чем говорил Алекс. Ну не могу я увидеть чувства, зато могу увидеть неверно составленную связку неудобную для одного из партнеров. – Давай сделаем так, если я найду, чем можно ее заменить, то мы обсудим это, хорошо? Не говори «нет» сразу.

Он тогда ничего не ответил, лишь хитро улыбнулся и ушел, а я пошла в библиотеку, чтобы посмотреть некоторые видео с танцевальными практиками думая, что найду что-то интересное, что могло бы устроить и меня, и моего неожиданно появившегося несговорчивого хореографа. Первые изменения он принял почти безоговорочно, но сейчас Алекс не настроен сдаваться без боя и это удручает.

Просидев в библиотеке не больше часа, я довольно сильно устала и пошла домой, планируя закрыться внутри и никуда не выходить, но планы резко изменились, когда на пороге квартиры я споткнулась о разбросанную кучу незнакомой обуви. Признав среди наваленной обуви, ботинки старшей сестры, неожиданно нагрянувшей ко мне домой видимо со своими друзьями, я аккуратно разулась и тихо, не привлекая к себе внимания ушла к себе.

Приняв душ после репетиции, я вернулась в комнату и включила музыку, чтобы заглушить их громкие голоса. Как и сейчас, я тогда села на пол с ноутбуком и собиралась искать видеоролики с танцевальными практиками, но я не смогла сосредоточиться.

Во-первых, у меня не было желания, что-либо делать, а во-вторых, меня напрягал шум в гостиной.

Просидев так около часа, я позвонила Пашке и спросила, где она сейчас. Узнав адрес, я собралась, заказала такси и довольно скоро оказалась дома у Яна, не зная, что я дома у Яна.

В тот вечер, я бежала не от шумной компании сестры, а от того, что творилось у меня внутри из-за Станиславы, которая была где-то рядом. Наверное, бояться ее стало для меня рефлексом, потому что я не могу расслабиться и не обращать на нее внимание, когда нас разделяет тонкая стена. Головой я понимаю, что не боюсь ее, но сердце все равно падает в пятки, когда рядом кто-то шумит. Страха вроде бы и нет, а вроде бы и есть.

Словно я сама стала этим страхом.

Тряхнув головой, чтобы прогнать тяжелые мысли, я попыталась сосредоточиться на танцевальной практике, которую смотрела уже в третий раз потому что не могла увидеть того, что они делают. Я внимательно смотрела за тем, как эта парочка танцевала, но в какой-то момент понимала, что давно не слежу за их танцем и снова думаю о чем-то, что сейчас не имеет никакого отношения к тому, чем я занимаюсь.

Даже мысли о старшей сестре были лишними.

Перемотав ролик на самое начало, я ближе пригнулась к экрану ноутбука и внимательно смотрела на танец. Атмосфера в нашем номере, которую мы пытаемся передать зрителю, сидящему в зале, частично походит на то, что пытаются сделать эти двое и из-за того, что эстетика наших номеров совпадает, я остановилась свой выбор пока что на них.

– К черту! – крикнула я, вскакивая на ноги, когда снова отвлеклась. – К черту все это!

Выбежав на балкон, я достала начатую пачку, вытащила сигарету и зажав ее зубами, поднесла маленький огонек к лицу. Сделав пару коротких затяжек, я потушила спичку и выкинула ее в пепельницу, медленно выдыхая носом горький дым. Сев поудобнее на широком подоконнике, я в очередной раз затянулась и не спеша выдохнула. Я чувствовала, что меня снова накрывает, и снова не могла с этим ничего сделать. Услышав, что звонит телефон, я быстро стряхнула пепел и зашла в гостиную, надеясь, что это Алекс, но нет, это звонила мама. Посмотрев на часы, я, догадываясь, чем закончится наш разговор, не спешила ответить и тянула время.

На звонок я ответила, когда вернулась на балкон и снова села на подоконник.

– Привет солнышко, – мягко произнесла мама. В последний раз она звонила мне на прошлой неделе, чтобы предупредить о том, что вернется домой через неделю, и что на какой-то период времени она может пропасть, потому что с новым филиалом завал, но уже слыша ее елейный голосок, я уверена, что она не просто так звонит. – Как у тебя дела?

– Как обычно, – ответила я, медленно выдыхая носом дым. – А у тебя?

– Все хорошо, только… Дорогая, я помню, что обещала приехать в конце месяца, но случились непредвиденные обстоятельства…

– Понятно, – резко говорю я, прерывая ее сладкие речи, потому мне нет дела до отговорок матери.

Сколько я себя помню, не было еще ни разу, чтобы мама приехала домой тогда, когда обещала. С класса, наверное, второго, я поняла, что, если мама звонит и почти сходу начинает говорить о том, что все в этой жизни она делает ради нас со Стасей, я сама не заметила, как стала ждать того, что она будет говорить, мол простите малышки, мама не приедет. Раньше это были новогодние праздники без мамы, дни рождения без мамы, а пиком безответственности, стала свадьбы Стаси без мамы.

Мама говорит, что все это ради нас со Стасей, и она врет, потому что это все для нее самой. Убеждая нас, что мы всегда для нее на первом месте, мама обманывает не только нас, но и саму себя.