- Ой, Дежка! Смотри, какой ореховый куст!
Подружка недоумённо вытаращилась на лещину:
- Откуда он взялся? Не было здесь никакого куста. Сколько раз ходили ... Не за три же дня вырос?
- Какие орехи-то! Крупные, словно яйца перепелиные. Давай пособираем. Твоей сестрёнке на радость.
- Лучше не подходить к нему. Не бывает такого, чтоб за несколько дней куст вырос, зацвёл и заплодоносил. Да ещё чтоб орехи вызрели. Идём, Ирма, домой идём ...
А из-за бархатистой с сизым налётом листвы, из-за размашистых веток с ореховыми розетками вышла незнакомая девка. Разодетая, куда там щеголихам из городища. Тонкая в поясе, что трёхлетний стволик черёмуховый. И белокожая, как снежная кукла, которую ребятишки зимой лепят. Из-под рыжих кудряшек задиристо смотрели разные по цвету глаза - синий и золотисто-карий. Красивая девка, одногодка им, но отчего так страшно-то? Холодные мурашки по коже забегали, а потом колотун напал. Открылся девкин яркий роток, и загрохотал в небе дикий смех. С ужасом девушки узнали голос Ирмы. При ясном солнце и одиноком облачке ревело, надрывалось в хрустальной синеве:
- Эй, Хозяйка, попробуй, сними с меня ленту-то!
И эхо швыряло раскаты над пригнувшимися макушками деревьев.
Подруги на колени упали, закрыли уши руками, газа зажмурили. А как стихли вопли - никого у ключика лесного уже не было. Исчез и ореховый куст. Ветер зло обрывал лиственное золото, выстилал багрянцем тропинку. Короба на заплечные ремни и - скорей, скорей домой. А вслед уже летели косые струи сердитого осеннего дождя.
В избе темно, как поздним вечером. Мамоньку опять где-то носило. Ирма с неудовольствием подошла к дровам возле печки. Вот досада-то. У Эльды полешки вспыхивали сразу, как только в натруженный чёрный зев ложились. А теперь вот с кресалом да лучиной возиться надо. Так и есть - дыму полно, а огня нет.
- Фу-у ... - девушка ладошками замахала. Потом всмотрелась в сизые крендели и ленточки.
Ой, будто стол свадебный ... С блюдами широкими, братинами высокими. А цветов-то, цветов ...
И вдруг исчезло всё. Дым густым туманом обернулся. А туман - лесом дремучим.
И выходит из леса зверь-чудище. Поднимается на задние лапы, вот-вот бросится.
Замерло сердце, потом стукнуло два раза. И меж ударами Ирма увидела: не зверь, старуха косматая к ней тянется.
А горло меж тем так сдавило, что ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Вцепилась девушка в плотные серые ленты, что перехватили шею под подбородком, да где там разорвать удавку ...
Ирма на пол в задымленной избе опустилась. Обмякли, раскинулись руки, изо рта тоненькая струйка крови побежала.
Открылась дверь, шум дождя и стылый ветер впустила. Зашла усталая Эльда и ахнула. Бросилась к дочери, по щекам нашлёпала. Девушка открыла невидящие глаза. Хотела было мать зашуметь на неумеху, отругать раззяву, но тёмные пятна на шее заметила. Нахмурилась так, что брови глаза закрыли, ничего не сказала. Зашуршала связками сухой травы, что висели над печкой. В горшок несколько щепоток бросила. Печь сама собой затопилась. Поплыл по избе запах болотной тины. А может, это всё Ирме показалось.
Девушка, выплёвывая листочки и распаренные стебельки - цедить зелье было некогда, - рассказала матери и о встрече в лесу, и о дыме-убийце. Разъярённая Эльда руку к испуганной виноватой мордашке поднесла:
- Эх, намотать бы твою косу, дочь, да отходить пониже спины хворостиной ... В Благословленном краю живёшь, где словом нарекают детей и славят Предков. Пустопорожнего обронить нельзя, а ты Хозяйку поносить взялась. Поделом вам, страх-то на пользу, коли ума нет. А вот дым ... Выясню, что с дымом-то ... Спи!
Эльда дунула в зарёванное лицо, и девушка тотчас уснула.
Из растрёпанной косы прядка выбилась и к губам прилипла.
Проснулась Ирма. Тихо в избе. Свет какой-то странный. Будто под водой она: глаза видят, но всё расплывается. Может, сон такой?
В одной рубашке, простоволосая, Эльда посредь избы стоит.
На столе - плошка, кувшин с молоком. Тлеет вощаной огарочек.
Проморгалась девушка и чуть не вскрикнула.
Напротив матери избяной угол скособочился, а в нём - скорченная мохнатая тень.
- Ты что же хозяйское дитя не бережёшь?
Задёргалась тень, вроде как лапами замахала.
- Отвечай Хранительнице: кто мою дочь убить хотел?
Вздыбилась чернота и опала, растеклась по дощатому полу, уползла в свой угол.
Вздохнула Эльда, подошла к столу, налила в плошку молока и поставила туда, где миг назад колыхалась тень.
Девушка от страха вспотела, но заметила: полыхают красным материнские глаза. В первый раз увидела такой Хранительницу. Не суровой, но доброй, а жуткой и невероятно опасной. И поклялась держаться в стороне от Эльдиных дел. Когда мать уснула за занавеской, Ирма долго размышляла: что за тень в родной избе живёт?.. Однажды женщина с другой улицы пожаловалась, что в бане кто-то шкодит: то за волосы дёрнет, то шайки спутает. Холодной водой ошпарит, а в горячую льдинок напустит. Эльда с ней в баню сходила. На дочкин вопрос ответила: выдумки сварливой неласковой бабёнки. Пошутил кто-то из домашних. А ещё сама Ирма заметила: стерегли её. Маленькая была, неуклюжая, захотела каши. Полезла с ложкой к горшку на печке, а он опрокинулся. Ни капли на неё не упало. Или в подпол однажды чуть не свалилась. Удержал кто-то за рубашонку. Засыпая, девушка некстати почему-то подумала: эх, скорее бы кончился срок сговора. Войти законной женой и хозяйкой в дом Нарута, да и забыть про всё.
