- Да.
- Привет, - бодро произнесла девушка. - Не обиделась, что я не пришла?
- Нет, - мягко ответил голос. - Света говорила, что ты уедешь. Так что ничего страшного.
Катя промолчала, не зная, что еще сказать.
- Как съездила-то? - спросил, наконец, голос.
- Лиза, я беременна, - выпалила Катя. Повисшее молчание наполнялось лишь сбивчивым дыханием девушек.
- Поздравляю! - весело отозвалась Лиза.
- От Глеба.
- Ну и его тогда от меня поздравь, - живо воскликнула девушка.
- Лиза, ты меня слышишь вообще?
- Да, да, слышу, конечно.
Катя вновь замолчала.
- Лиза, поговори с ним! Прошу, скажи, что между вами все!
Лиза не ответила.
- Прошу, пожалуйста! Катя коснулась похолодевшей соленой щеки.
- Прости, Кать, я не могу. Но он знает, правда, - тихо произнесла Лиза, - Мне правда жаль.
После того как она замолчала, Катя еще долго смотрела на холодное осеннее небо.
Утром Катя проводила мать, которую на две недели положили в больницу. Сейчас ее безумная жажда рождения ребенка еще сильнее бесила девушки.
- Простите, это вы записаны на 10.00? - спросила молоденькая сестра, подошедшая к девушке в холле.
- Да, - побледнев, кивнула Катя.
- Проходите, врач вас ждет, - монотонно улыбнулась девушка.
- А это надолго? - следуя за ней, тихо спросила девушка.
- Нет, вакуумная чистка занимает немного времени. Вечером вас отпустят домой.
- Хорошо, - кивнула Катя, думая, как хорошо, что к вечеру эта жизнь уже закончится.
Здоровый эгоизм
Лиза опустила трубку. Стоящая за спиной дочери, Марина взволнованно спросила:
- Что-то случилось?
- Нет, - мотнула головой Лиза и, подумав, насмешливо добавила. - Ничего неожиданного.
Одним глотком опустошив чашку остывшего чая, Лиза подхватила небольшую сумку. Погладив рыжую морду кота, надувшегося на кухонной тумбе, девушка отправилась в коридор, на ходу бросив, матери:
- Буду поздно. У меня сегодня тренировка.
- Позвони после занятий! - крикнула ей вдогонку Марина. Захлопнув за растрепанной юной студенткой дверь, женщина вернулась в кухню. Согнав со стола, нагло пожиравшего остатки бутерброда кота, Марина направилась в большую, уставленную цветами в комнату. Каждое субботнее утро она очищала забившиеся легкими пылевыми перьями, занавески, смахнув зеленовато-желтые корешки неровных книжных рядов. То и дело, запинаясь о кружившего под ногами рыжего зверя, Марина переносила тяжелые напольные вазы и цветы в ванную, где шипящей душевой струей омывала их. Наконец, покончив с этим, женщина подвязала промокшие полы полосатой желто-красной рубахи и раскрыла зеркальные створки высокого книжного шкафа. Испуганно охнув, Марина укрылась от летящего на нее толстого книжного тома. Подняв его с пола и раскрыв, Марина узнала старый фотоальбом, который пару лет назад Лиза принесла из бабушкиного дома. Ветхие, местами шелушащиеся страницы уже начинали осыпаться. Перелистывая их, Марина с утраченным трепетом вспоминала лица, изображенные на бумаге и оставшиеся не изъеденными временем. Дойдя до середины альбома, женщина улыбнулась. На небольшой полароидной карточке раскинулись голубые вершины гор, сменявшихся сплетенными ветвями яблонь, персиковых деревьев и слив. На их фоне, в заржавевшей, когда-то наполненной бензином бочке, купалась маленькая девочка. Ее густые, забранные в косы волосы, будто губки, пропитались теплой мутной водой. Разглядывая счастливое круглое лицо дочери, Марина вспоминала то далекое летнее утро, проведенное в Казахской деревне, где когда-то выросла и сама Марина. А вот и другой снимок, на нем все та же девочка, оттягивает подол клетчатого платьица, которое судя по ее недовольно скривившемуся лицу, она люто ненавидит. Но что-то еще было в этом снимке. Приглядевшись, Марина заметила, что глаза Лизы почти превратились в тонкие щелки, затянутые под огромные, раздувшиеся детские щеки. Теперь женщина вспомнила, как девочка со всех ног несется по улице, вопя и отгоняя набросившихся от нее пчел. Перелистав несколько страниц, Марина вновь увидела фотографию дочери. На этот раз она была уже старше, фигурка вытянулась, личико побледнело и осунулось. Лиза расположилась на стареньких облупившихся качелях, перегибаясь через синеющую лужу. Марина захлопнула альбом и поспешила вернуть его на прежнее место. Она не любила вспоминать время, отображенное на том, последнем снимке. Не любила, но не из-за тяжести детских воспоминаний, навсегда оставшихся в глазах ее дочери. Не любила она те полтора года, прожитые в холодных полуподвальных коридорах больниц и удушающее бесполезное чувство вины. Каждый раз, закрывая глаза бессонными ночами, женщина видела тело дочери, обвитое сотнями трубок, будто парящее над сероватым покрывалом металлической койки. Помнила она и зачумленное от дыхания фабричных труб темное небо и долгие телефонные разговоры с мужем:
- Неужели это так необходимо? - в сотый раз надрывался голос Павла.
- Она не может обойтись без диализа и нескольких дней, - начиная злиться из-за его надоедливости, объяснила женщина.
- У нас ведь пока есть деньги! - напомнил ей Павел. - Мне перевели оплату проекта.
- Когда они закончатся, что будет? - спросила его Марина. - Операция - единственный действенный метод.
- Ты о Лизе подумала? - взревел его голос. - Если... Если что-то пойдет не так? Она просто может не очнуться!