Лев неистово грыз Лизины пальцы. Ежедневная процедура очистки полости кошачьего рта, как называла это Лиза, начиналась в тот самый момент, когда плотно позавтракавший, исполнивший ритуал взрывания наполнителя, кот не знал, чем же еще себя занять в притихшем доме. Тогда он удобно устраивался возле спящей хозяйки и аккуратно вылизывал оправившуюся от туалетных процедур, нижнюю часть тела. Затем своим шершавым языком тщательно прочищал каждый коготь на длинных перепончатых лапах. После этого кот вытягивался возле ничего не подозревающей Лизиной руки и набрасывался на несчастные пальцы. Лиза понимала, что избрание ее в качестве своего рода средства кошачьей гигиены - это оказание знака особого расположения к ней. Тем более что с самого первого дня появления в доме, кот будто установил за девушкой слежку. Лиза то и дело замечала наблюдавшие за ней зеленые глаза, которые считали своей обязанностью сопровождать хозяйку, где бы она ни была. Пару раз кот даже был замечен на балконе в зимнее время года.
Вскоре полностью проснувшись, Лиза стряхнула с себя Льва и отправилась готовить завтрак. Утро было солнечным. Чешуя осенних облаков раскинулась по голубому небу. Потянувшись и зевнув, Лиза поставила на круглый стеклянный стол большое белое блюдо густого творога. Разбив в него пару яиц и добавив сахара, девушка принялась поджаривать тосты. Затем она вынула из холодильника пару больших мясистых зеленоватых груш. Лиза поднесла их к лицу и принюхалась. Сладковатый запах пряных фруктов смешался с ароматом сдобного хлеба, так напоминавшего дыхание ее любимого утреннего мучителя.
Безответственность
Если честно, то я совсем не помню, каким было его лицо, когда он уходил. Все что врезалось в мою память - это запах. Отчаянная вонь, смешанная из страха, безразличия и усталости. Запахи всегда преследовали меня.
Еще до этого мать ушла, оставив нас с братьями в доме, где пахло резиной. Это отравляло, пропитывало наши внутренности и сводило с ума. Кроме нас в приюте жили еще сорок лишних детей. Правда, особо жаловаться мне было не на что. Эти люди не обижали нас, кормили и даже по-своему любили. Главным для них было как можно скорее найти дом, пока мы, как свежевыпеченные лепешки, не зачерствели от старости и одиночества. Через пару месяцев братьев забрала к себе пожилая пара. Больше я никогда их не видела. Потом приехал он. Можно сказать, что для меня, привыкшей к въедливости резины, его дымчато-грушевый аромат был запахом свободы, новой жизни. В тот день моя собственная американская мечта сбылась. Я получила дом с лужайкой, любящую семью и сочную запеченную курицу по субботам. Для вечно голодного приемыша - это было неплохо.
Помню, как на выходные мы уезжали загород и останавливались в небольшом двухэтажном домике. Зеленые стены его фасада были обвиты гибкими лозами дикого винограда. Все комнаты были белыми, и когда из арочных окон сюда попадал свет, они казались еще больше. Одну из комнат занимала старушка, хозяйка дома. Это была худенькая беловолосая женщина в длинном красном фартуке. Во второй комнате поселились мой отец и мать, а в самой маленькой, на втором этаже - я и Нина. Нина была единственным ребенком, до моего появления. И как ни странно, никой ревности ко мне не испытывала. Думаю, что она слишком хорошо осознавала разницу нашего положения в семье. С Ниной мы были друзьями. Все, что получала она, получала и я. У нас было любимое занятие: рано утром, пока все спят, выбраться из дома и убегать в раскинувшее свое объятье алое маковое поле. Вкушая порывистый утренний ветер, я бежала следом за разливающимся по лугу смехом Нины. Хоть мои ноги и путались в высокой темной траве, я все же пыталась не отставать от нее. Год за годом.
Мы остановили машину на обочине у самой кромки леса. Чернильно-голубые верхушки елей дружной грядой приветствовали нас. Я услышала призывное пение какой-то лесной птички. Мы вышли и молча, направились прочь от дороги. Я взглянула на отца, ожидая, что он не позволит мне посмотреть, кто же это пел. Но он улыбнулся, махнул рукой. Отбежав на несколько метров, из-за панцирей древесных спин, я увидела, что отец поспешил обратно к машине. Я подумала, что он забыл что-то, и позвала его. Услышав мой голос, он как-то дернулся в сторону, но потом ускорил шаг. Я побежала за ним, но когда снова оказалась у машины, в мои легкие ворвался кипучий выхлоп горячей резины и густая газовая дымка. Я снова позвала его, как звала потом еще многие дни, боясь хоть на миг закрыть глаза и пропустить его возвращение.
Сын умер через три месяца. Когда я вернулась из стоящего неподалеку от нашего логова кафе, его уже не было. Задняя лапа невыносимо зудела и раздулась, я не могла быстро идти. Рыжая знала это, клочки шерсти и остатки костей я нашла на самой опушке леса. Даже старая больная сука не лишена своего нюха.
Вскоре я вернулась в маленькое логово последний раз, простившись с уснувшей в вечности дочерью, чье тело растер по дорожному полотну мусоровоз. А потом я решила идти. Идти, пока будут силы. Идти вперед и найти его. Найти и вцепиться в его горло. Найти и увидеть момент, когда жизнь в его зрачках разобьется, как мое сердце.
Грузовик был огромным, пес был маленьким. Пожалуй, все, что могла бы сказать об увиденном Лиза.
Шляпа
Переступая по скользким влажным стеблям смятой травы, Лиза то и дело поскальзывалась и оглядывалась на отца.
- Долго еще идти? - устало спросила Марина, помогая дочери поднять большую плетеную корзину.
- Нет, дом уже виден, - Павел указал на широкую складчатую крышу, видневшуюся на противоположном конце заросшего поля.
- А этот твой дома? - поторапливаясь, вновь спросила женщина.
- Да, где ж ему еще быть.
Вскоре они обогнули густо-сросшийся ряд берез, и вышли на узкую, залитую грязной, хлюпающей жижей дорогу. Миновав дощатый, покосившийся забор, Павел вошел в слепо-глядящие двери дома. Оставшись на улице, женщины принялись раскладывать содержимое своей корзины по обшарпанным доскам старенького стола. Через пару минут к ним подошел Павел:
- Синяк сегодня с другом, - важно протянул он, таща со стола все, до чего мог дотянуться.
- Давай ты не будешь ничего хватать! - остановила его Марина. - Грязными мазутными руками.
Мужчина оглядел свои мозолистые почерневшие пальцы и отмахнулся:
- Нормальные чистые руки.
