Но все когда-нибудь кончается, и долг был выплачен, а там подоспело повышение, и съежившееся бытие расширилось до привычных границ. Более того, с выходом Валентины Павловны на пенсию, Анатолий Иванович перехватил пальму первенства, и теперь уже супруга, тушуясь с непривычки, обращалась к нему за мелкими суммами, если в гостиную покупался польский гарнитур или в кухне требовалось обновить газовую плиту.

Окончательный крах устоявшейся модели наступил в разгар Шоковой терапии Павлова. В институте, где работал Анатолий Иванович, объявились представители швейцарского фармацевтического концерна и выразили заинтересованность в приобретении всех патентов кандидата наук Селиванова. Чтобы пересчитать количество нулей в сумме контракта Анатолию Ивановичу потребовалась ручка для обозначения разрядности. Сделка состоялась, и финансовая жизнь советской четы окончательно обрела статус абсурда: в двухкомнатной квартире по улице Гагарина бок о бок стали жить российский пенсионер и долларовый миллионер.

Анатолий Иванович, как джентльмен, ни словом не упрекал супругу в неспособности вносить минимальную долю в общий бюджет, и Валентина Павловна страдала тем больше, чем благороднее проявлял себя муж. Вскоре ее положение стало совершенно невыносимым, и сожители пришли к соглашению о перераспределении домашних обязанностей. Анатолий Иванович освобождался от существенной части хлопот, связанных с поддержанием порядка и уюта, а с Валентины Павловны снималась любые финансовые обязательства.

Запросы обоих оставались скромны, а быт непритязателен, и все же былая гармония навсегда покинула семью. Оба испытывали неловкость друг перед другом. Валентина Павловна страдала, ощущая себя домработницей, и в то же время чувствовала вину перед мужем, ибо всякую секунду Анатолий Иванович боялся сделать лишний жест, обронить ранящее слово, совершить ненужную покупку, которая напомнит супруге об унизительном и безвыходном ее положении.

Валентина Павловна стремительно состарилась. Лицо ее осунулось, его навсегда покинул жизнерадостный румянец. Массивная фигура истончилась. Гладкий второй подбородок обратился неопрятной индюшачьей брылей, руки усохли, и сморщенная кожа мешками провисла под мышками. У нее разыгралось давление, стали отекать ноги, белки глаз сделались матово желтыми, а голос стал тихим и безжизненным. И когда карета скорой помощи увлекла Валентину Павловну с неосложненным гипертоническим кризом, никто не удивился.

В областной больнице ей по старой памяти назначили бесплатный курс полной диагностики. Анатолий Иванович в тайне от супруги оплатил отдельную палату, сунул бумажку с президентом Франклином старшей медсестре и посулил еще вдвое, если больной обеспечат особенный уход и достойное питание. Сам же вернулся в опустевшую квартиру и неделю кушал магазинные полуфабрикаты, пока не повстречался с Ниночкой из девятой квартиры.

Ниночка была девушкой доброй, доверчивой и непутевой. Замуж вышла за одного, родила от другого, бросили ее оба. Сына очень любила, но воспитанием манкировала. При малейшей возможности отправляла мальчишку к родителям в деревню и тут же принималась тосковать по нему, даже плакала в подушку. Время от времени в ее жизни появлялись мужчины, но как-то транзитом, не задерживаясь.

С Анатолием Ивановичем Ниночка столкнулась в хозяйственном магазине: не могла выбрать бельевую веревку. Оказалось, что у нее пришло в негодность все, на чем было можно растянуть постельные принадлежности для просушки. Анатолий Иванович, как джентльмен, по-соседски пришел на помощь.

На следующий день Ниночка приготовила мясо по-французски и салат с крабовыми палочками. На всякий случай взяла бутыль Сангрии.

Анатолий Иванович явился ровно в семь часов. На нем были летние брюки с молочным оттенком и желтая рубашка в тонкую голубоватую полоску. На плече держал складную стремянку.

Был он как будто малость не в себе. Вошел, не поздоровавшись, и лишь когда Ниночка дважды пропела «добрый вечер», заметил ее, нервически кивнул и промямлил что-то вроде «каков день, таков и вечер», после чего удалился в ванную, а Ниночка устремилась на кухню разогревать ужин. Ей не терпелось поговорить с Анатолием Ивановичем, узнать, что Валентина Павловна, как она, каковы прогнозы и скоро ль выписка. Но Анатолий Иванович с порога внушил ей такую робость, что заглянуть в ванную она не решилась, а присела на краешек стула и стала накручивать локон на палец.

Наконец зашумела вода, в колонке вспыхнул синий огонь, значит Анатолий Иванович моет руки. Ниночка на цыпочках подошла к двери, заглянула в ванную. На новых рейках натянуты были веревки. Анатолий Иванович прикрыл воду, и оказалось, что из крана уже не капает. Ниночка протянула мастеру полотенце, которое он принял несколько отрешенно, хотя и кивнул в знак благодарности.

- Ну как? – осмелилась наконец Ниночка.

- Хорошо, - медленно и глухо, словно из-под воды, ответил Анатолий Иванович. – Веревки вот… Прокладку поменял, это ясно. И крышку вентиляции тоже поменял. Ваша совсем заросла.

- Я мясо приготовила, - сообщила Ниночка новость, которая обычно приводила мужчин в бодрое расположение. – И вино купила…

Анатолий Иванович не оживился, но послушно проследовал за стол.

Ниночка положила на тарелку мясо с картошкой, не скупясь полила блюдо соком с донышка. Анатолий Иванович ткнулся вилкой в мясо и остановился в нерешительности. Ниночка метнулась, достала из ящика ножик. Вынула бутыль из холодильника, завозилась с пробкой, но Анатолий Иванович, заметив ее борьбу, вдруг взволнованно произнес:

- Не надо! Не надо… Вы, Ниночка, вот что. Вы мне водки налейте.

Ниночка отставила бутыль, из морозилки извлекла «Столичную», а из буфета две стопки.

- Так что Валентина Павловна? – осведомилась она, разливая тягучую с мороза водку.

Анатолий Иванович принял стопку, разом опрокинул ее вы рот и, не поморщившись, заговорил как будто даже с вызовом:

- Спасибо, Нина. Валентине Павловне лучше. И выглядит лучше. Она много гуляет в парке, хорошо кушает. Давление удалось стабилизировать, хотя подозрение на ишемию пока не снимается. Анализы хорошие, - с каждой секундой он приходил в непонятное возбуждение, голос его возвышался, в глазах появился блеск.

- Это же хорошо, - испуганно пролепетала Ниночка

- Хорошо! – громогласно подтвердил Анатолий Иванович и, разлив водку, залихватски вылил ее себе в рот. – Сахар в верхнем пределе нормы, холестерин ниже, чем ожидалось! Что это?

- Салат, - мяукнула Ниночка.

- Салат! - провозгласил Анатолий Иванович. – Отлично!

Он снова засадил стопку.

- Дай-ка мне ложку, девочка. Спасибо. Уммм! – со страшным восхищением замычал он, отправив в рот ложку салата.

- Вам нравится? – ужаснулась Ниночка.

– Отвычный сават! – изо рта Анатолия Ивановича полетели брызги майонеза. – Вы образцовая хозяйка, Ниночка. А у Валентины Павловны рак. Это ясно? Рак!

- Ой! – ответила Ниночка.

- Да. Говорил с лечащим врачом. Налейте мне. За ваше здоровье… Опухоль пока не большая, с грецкий орех, - Анатолий Иванович совместил кончики большого и указательного пальцев. – Такая вот опухоль.

- Господи, господи, - запричитала Ниночка.

- Бога нет! – отрезал Анатолий Иванович. – Говорю вам, как кандидат и прочее. Можно решить оперативным путем, это ясно?

- Чем? – не поняла Ниночка.

- Операцию. Нужно делать о-пе-ра-ци-ю, - по слогам пояснил Анатолий Иванович. – Но! У вас не найдется посуды побольше?

Ниночке стало страшно. Анатолий Иванович сидел ровно, смотрел сквозь стену и походил на злобную цаплю. Его прилизанные волосы развалились на несколько жидких сосулек пепельного цвета, кожа на лице стала зеленоватой, на вялом животе расстегнулась пуговица, и в прореху проглядывала складка. Но страшнее всего были глаза, в которых смешались боль и ненависть. И все это он пытался скрыть пьяной бравадой.

Ниночка вынула из серванта граненый стакан.

- О! – возопил Анатолий Иванович. – Бессмертное творение! Пролетарии всех стран, объединяйтесь!