С асфальтированной дороги машина свернула на разбитую бетонку, стало ощутимо потряхивать. У березовой рощи Володя повертел головой, как бы что-то ища.

- Чего? – спросил отец.

- Не знаю… Чего-то не хватает, а чего не пойму.

- Ветла обрушилась, - пояснил отец. – Раньше всю долину закрывала, а теперь вишь чего… Насквозь простреливаемое пространство.

- И правда, - сказал Володя задумчиво, но тут же вскинулся. - Тебе подсобить?

- В смысле? – не понял отец.

- В смысле бабушки с дедушкой.

Отец покосился на него и ответил:

- Справлюсь.

– Бать… Зачем их отвозить? Пусть бы дома жили…

- Ох, Вовка, - отец тяжко вздохнул. – Когда ж я из тебя человека сделаю. Порол, порол, а толку чуть. Ты свое обвинительное заключение видел? Это всего-то за шестнадцать лет набралось. А им по шестьдесят. За ними грехов, как за блудливым котом. Работать не могут, здоровья нет, чего зря воздух коптить? Ты об двух стариках печешься, а об государственных интересах тебе дела нет. Кто их содержать будет? Я что ли? На хрена оно мне…

- Где он хоть находится?

- Пенсионный Фонд?

- Но.

- А черт его знает. Пенсионеров теперь в районный приемник свозят. По вторникам приходит «Белая Лебедь», всех забирает.

- Может быть, завтра отвезем? Все-таки праздник…

- Закон уже неделю как вышел. Деду шестьдесят три, бабке годом меньше. Праздник… Соседи-то, думаешь, чего от нас шарахались. Они уж все записали и в Департамент Народных Коммуникаций донесли.

- Любопытно, куда их повезут из района.

- Доживешь – узнаешь.

- Я все-таки с тобой поеду, я же взрослый теперь.

Отец озорно подмигнул:

- Не захлюздишь?

- С чего… - Володя пожал плечами.

- С чего… С того! Я пока отца вязал, уморился. Старый хрыч, а силы на троих.

- Вот и подсоблю.

- Ну, смотри. Чтоб не хлюздеть.

- Знаю, знаю… Хлюздю на палочке катают! – повторил Володя любимую шутку отца.

Тот одобрительно хохотнул.

- Ладно. Вместе поедем.

С бетонки свернули в поля. Непросохшая талая земля упруго прогибалась под колесами. Машина шла по накатанной грунтовке мягко, не поднимая пыль, не оставляя следов. На далеком горизонте синее небо, подернутое белесой поволокой, сливалось с яркой зеленью весенних побегов.

Д О Л Г И Н А Ш И

Рассказ

В ванной комнате попахивало плесенью.

Анатолий Иванович Селиванов, немолодой мужчина с бледным невыразительным лицом, стоял на крашенном табурете и прилаживал к стенам металлические рейки с дырочками для бельевой веревки. Он против воли морщил тонкий нос, косил глазом и с высоты своего положения вещал:

- Брак строится на взаимном уважении супругов, Ниночка. Уважение – вот что важно. Если меж супругами нет уважения, это… - Анатолий Иванович замешкался. – Не брак, а чепуха! Дом без фундамента. Это ясно?

Ниночка Веревкина, сдобная девушка тридцати лет с обесцвеченными кудряшками, слушала, кивала хорошенькой головкой, временами неопределенно вздыхала:

- Ваша правда, Анатолий Иванович…

- Вот мы с Валентиной Павловной, - Анатолий Иванович методично вкручивал шурупы в деревянные чопики. – Душа в душу тридцать семь лет. Не шутка. И ни скандалов, ни боже мой глупостей каких. Потому что наш брак зиждется на взаимном уважении, на понимании друг друга. А чтоб глупости, это не про нас. Это, извините, мимо, как говорит теперь молодежь. Вот, готово.

Анатолий Иванович мягко сошел с табурета.

- Веревки сами натянете или…? - голос у него был немного скрипучий, но приятный.

- Натяну… сама… - неуверенно согласилась Ниночка.

- Нет, - решительно возразил Анатолий Иванович. – Веревки тоже беру на себя. Что это у вас, Ниночка, из крана капает?

- Бог его знает, Анатолий Иванович… Капает вот…

- Надо бы прокладку в смесителе заменить, а то ведь капает.

- Надо, Анатолий Иванович, - ласково вздохнула Ниночка.

- И какой неприятный запах тут… У вас вентиляция, может быть, неисправна? Завтра посмотрю.

– Вы руки помойте и садитесь за стол, я вас ужином накормлю.

- Вот спасибо, Ниночка, - искренне обрадовался Анатолий Иванович. – Вот это спасибо так спасибо!

Ниночка удалилась в кухню, Анатолий Иванович, намыливая ладони, перекрикивал гул газовой колонки:

- У меня от магазинных пельменей, простите за подробности, изжога страшная!

- Что?

- Изжога!

- От чего?

Анатолий Иванович прикрыл воду, стало тихо.

- От пельменей магазинных, - уточнил он. – Такая напасть…

- Что Валентина Павловна? – вежливо осведомилась Ниночка.

- Пока не ясно. Меня на завтра пригласил лечащий врач… Что это вы?

- Водочки…

- Э, нет, Ниночка, оставьте. Водочку приберегите для иного случая. Это ясно? Я сейчас вина принесу. Удивительное вино! Товарищ привез из Грузии. Пять минут.

Вино не слишком сочеталось с котлетами под картофельное пюре, однако ужин получился вкусным и дружеским. Анатолий Иванович после двух бокалов пришел в приятнейшее расположение духа и стал рассказывать забавные случаи со своей работы. Ниночка веселилась. Она смеялась, обнажая красивые зубы и прикрывала ладонью глубокое декольте милого домашнего платья.

Всю жизнь Анатолий Иванович трудился в секретном НИИ, создавал лекарственные препараты для граждан своей страны и химическое оружие для граждан стран-агрессоров. Поскольку не был честолюбив, большой карьеры не сделал, остановился на должности начальника отдела, но в свое время защитил кандидатскую, и раз в два-три года аккуратно патентовал мелкие открытия, не находившие применения в отечественной промышленности.

Карьера его супруги складывалась более удачно: Валентина Павловна вышла на пенсию с должности заведующей отделением гинекологии в областной больнице. Большой человек.

Бог не дал Селивановым детей, но с другой стороны избавил от забот, с ним связанных. У соседей почтенная пара вызывала глубокое уважение с налетом слепящей зависти. Совокупный доход четы переваливал за семьсот рублей, что позволяло рачительным супругам вести почти буржуазный образ жизни: двухкомнатная квартира, кооперативный гараж, подержанный Москвич, купленный по государственной цене у безногого ветерана, и дача в ведомственном поселке на берегу водохранилища.

Но был еще один нюанс жизненного уклада Селивановых, о котором все знали достоверно, но не могли поверить до конца, ибо тут попахивало мистикой: у Анатолия Ивановича и Валентины Павловны не было семейного бюджета.

Да, супруги жили каждый на свою зарплату. В случае нехватки перехватывали друг у друга в долг, но с получки одолженное непременно возвращали.

Горе Анатолия Ивановича заключалось в том, что со временем доход супруги стал превышать его зарплату почти вдвое, и если кто выступал заемщиком, то это был именно Анатолий Иванович. Например, покупая автомобиль, он был вынужден ссудить у Валентины Павловны четыре тысячи, которые отдавал почти три года с половиной – по сто рублей с получки. Проклятые сорок месяцев тянулись, как сорок лет. Все это время Анатолий Иванович был напрочь выбит из привычной жизненной колеи. Выражение «супружеский долг» обрело новые смыслы. Москвич оказался капризен, требовал регулярных вложений в виде запчастей, расходных материалов и ремонта. В целях экономии Анатолий Иванович прекратил патентование своих сомнительных открытий и бросил курить. Ежегодные вояжи на юг оказались под угрозой, поскольку Валентина Павловна всегда брала только самые дорогие путевки в хорошие пансионаты. К счастью половину их стоимости погашал профсоюз, а то неизвестно чем кончилось бы. В довершенье рутинные поездки на рынок превратились в сущую пытку. Анатолий Иванович более не мог позволить себе антрекот по пяти рублей и московскую колбасу по двенадцати рублей за килограмм, а покупка фруктов окончательно превращала его в изгоя.