«Ваша тревожность наверняка помогает вам в работе, – предположила я. – Вам необходима гиперчувствительность, чтобы учуять хороший сюжет и задать нужный вопрос во время интервью. И мне кажется, у вас в характере есть некоторая одержимость, которая помогает вам быть собранной и ничего не упустить».

По ее взгляду я поняла, что угадала. «Да. – Она ошеломленно посмотрела на меня. – Да, я такая – нервная и дерганая. И всегда такая была. Зачем мне глушить таблетками свою суть?»

Действительно, зачем?

Еще никогда в истории женщины не принимали столько психотропных лекарств, стремясь к новой «норме», в которой нет ничего нормального. Она противоречит нашей биологии. Женский мозг устроен иначе, чем мужской, и наши гормоны заставляют нас быть более эмоциональными.

И это неспроста. Чуткость, интуиция, эмоциональность заложены в нас эволюцией. Давать жизнь и дарить заботу – наше природное предназначение. Наше умение распознавать потребности и чувства окружающих – залог выживания для нас, нашей семьи и общества в целом. Мы улавливаем, когда наш ребенок в беде или у мужчины рядом возникают недобрые намерения. Мы подчинимся, если так будет безопаснее, но мы способны и яростно защищать тех, о ком заботимся.

Тяжелая работа всегда была уделом женщин, и наши тела хорошо приспособлены для того, чтобы справляться с трудностями. А вот жить с оголенными нервами – испытание посерьезней. Но мало того – от нас, как от телеведущей, с которой я беседовала, постоянно требуют сдерживать свои чувства – природный источник нашей силы.

В наших капризах виновны не только гормоны. Фармацевтические компании эксплуатируют нашу впечатлительность в своей рекламе. Антидепрессанты позиционируются как лекарства для женщин, депрессию подают как «дамскую болезнь». В результате мужчины реже обращаются к врачам за помощью, а женщины получают право на ежедневную дозу, без которой им не приготовить обед и не понянчиться с ребенком. Антидепрессанты (и антипсихотические препараты для лечения депрессии) преспокойно рекламируются в женских журналах, посвященных домоводству, и в дневных ток-шоу. Главным действующим лицом рекламного ролика обычно является печальная женщина. Она стоит у окна, не в силах ни заняться своими несчастными заброшенными детьми, ни даже написать эсэмэс. (Про эсэмэс, к сожалению, не шутка. В следующем кадре мы видим, как женщина, уже принявшая нейролептик, радостно набирает сообщение.) Многие такие ролики призывают женщин попросить у врача антипсихотический препарат, если обычный шестинедельный курс антидепрессанта «не сработает».

Число американцев, сидящих на антидепрессантах, росло постепенно, но были и два исторических взлета. Первый – в 1997 году, когда фармацевтическое лобби добилось увеличения объема прямой рекламы. Второй взлет продаж случился после 11 сентября, когда маркетологи еще сильнее сфокусировались на женщинах. В сентябре 2001-го женщины, приходившие в мой кабинет, страшно тревожились за мужей, работавших на Уолл-стрит, и детей, учившихся в школах неподалеку от места трагедии. Они были взвинчены, напряжены, страдали от бессонницы. И какое совпадение – производители паксила выпустили рекламный плакат: женщина стоит среди толпы, стиснув зубы и сжимая в руках сумочку, вокруг нее – слова «проблемы со сном» и «тревога», а сверху слоган «Паксил способен помочь миллионам». Производители лекарств сочли 11 сентября хорошим маркетинговым поводом. В октябре 2001-го компания Glaxo удвоила расходы на рекламу – 16 миллионов долларов по сравнению с 8 миллионами в октябре прошлого года. Одного месяца рекламы хватило, чтобы поймать на крючок всех женщин, испытывавших после теракта естественный страх. Расчеты оправдались: фокус-группа купила таблетки – и подсела на них.

Эта реклама внушила многим из нас – особенно тем, кто взрослел в 90-е, – ложное чувство собственной искушенности в психофармакологии. Мы выучили, какие препараты меньше сказываются на сексе (антидепрессант велбутрин не повышает уровень серотонина), а какие могут привести к внезапной смерти (антипсихотик абилифай, прописываемый при депрессии, – в том случае, когда принимается пожилыми людьми с деменцией). Моя мама часто говорила: «От малого знания – большие беды». Люди поколения Х охотно затариваются лекарствами по советам друзей, врачей и интернета – и щедро делятся ими с родными и знакомыми. «В вопросах лечения таких заболеваний, как депрессия, – объясняет New York Times, – они доверяют собственному анализу и личному опыту… медицинское образование, с их точки зрения, дело хорошее, но не является предметом первой необходимости».

В общем, на антидепрессантах сидят все, включая котиков. Я не шучу – у одного моего пациента была кошка с дефицитом веса, так ей прописали ремерон – антидепрессант, стимулирующий аппетит. В нынешней системе здравоохранения, «заточенной» под медицинские страховки, выписать рецепт – это самый простой способ заставить пациента убраться из кабинета, чтобы можно было поскорее принять следующего. Кроме того, при таком подходе пациенты будут постоянно возвращаться – за добавкой. Увы, непродолжительные врачебные консультации, ставшие теперь нормой, означают, что медик тратит больше времени на подбор средства, чем на анализ самой проблемы. О том, чтобы искать не такие простые, зато щадящие организм способы лечения, не идет и речи. Хороший тому пример – статины (холестериноснижающие препараты). Врач может потратить двадцать минут на то, чтобы объяснить пациенту, как нужно питаться и какие упражнения делать, чтобы понизить уровень холестерина, – или по-быстрому шлепнуть рецепт на таблетки, которые впарил ему торговый агент из фармацевтической компании.

От этого рецепт-конвейера особенно страдают женщины. Анализы медицинских карт свидетельствуют: врачи гораздо чаще выписывают психиатрические препараты женщинам, чем мужчинам, – особенно если женщина находится в возрасте 35–64 лет и жалуется на нервозность, проблемы со сном, половые дисфункции и пониженный тонус. Недавно одна пациентка спросила меня, не попить ли ей от нервов рисперидон: видите ли, сотрудница на работе сказала, что ей он помогает от тревожных мыслей. А рисперидон, между прочим, разработан для лечения шизофрении. Но шизофренией страдает лишь 1 % человечества, а женщины составляют более 50 % – посчитайте, насколько это выгоднее! Так работает фарммафия.

Я не хочу сказать, что психотропные препараты – абсолютное зло. Действительно, иногда нужна «тяжелая артиллерия». При вегетативной депрессии, когда у больного нет сил ни встать с постели, ни помыться, ни донести ложку до рта, самоанализ не поможет. Во время маниакальных приступов, когда человек не может заснуть несколько суток подряд, необходимы нормотимики. Проблема в том, что эти лекарства принимаются теми, которыму они не нужны, а люди, действительно страдающие психическими заболеваниями, не получают диагностики и лечения. В Америке создалась ситуация, когда все больше женщин годами напролет пьет антидепрессанты и седативные препараты. В результате во всем обществе возникают новые нормы поведения, требующие от нас психологической неуязвимости и эмоциональной глухоты – и главное, снижающие порог, за которым другие женщины тоже начинают искать медикаментозную поддержку.

Сегодня психофармакология – как косметическая хирургия. Все больше женщин ставят себе грудные импланты, вынуждая остальных чувствовать себя стиральными досками. С антидепрессантами и седативными лекарствами – та же история. В один прекрасный день ты обнаруживаешь, что оторвался от коллектива – ведь ты не пьешь никаких таблеток для «снятия напряжения» и вообще преодоления ухабов на трудном жизненном пути. Все больше женщин обращаются к нейролептикам – и принимают их гораздо дольше, чем предполагает курс лечения. Однако не сказать, чтобы им от этого становилось лучше.

Внутренняя жизнь женщины сложна и переменчива. Наши нейромедиаторы и гормоны – в частности, эстроген – затейливо связаны между собой. Когда уровень эстрогена резко снижается во время ПМС, послеродового периода или перименопаузы, вместе с ним стремительно падает и наше настроение. Колебания уровня эстрогена делают нас более чувствительными, мы легко ударяемся в слезы, а в случае перенапряжения можем даже получить нервный срыв. Наш мозг полон эстрогеновых рецепторов, влияющих на наше настроение и поведение. У эстрогена есть двусторонняя связь с серотонином – основным нейромедиатором, включающимся при тревоге и депрессии. Эта связь устроена сложнее, чем я описываю, но проще будет представить серотонин и эстроген как лошадей в парной упряжке. Припустила одна лошадка – не отстает и другая. Так что это не ваши фантазии: то, на каком отрезке репродуктивного периода вы находитесь – как в рамках месячного, так и жизненного цикла, – оказывает громадное влияние на то, как вы себя чувствуете.