легкими. А мои волосы тяжелые, густые, а цвет больше похож на пшеничный, а не на золото. Я видела эту девушку однажды, но мы так и не познакомились. Возможно, она была на

церемонии бракосочетания, но я была слишком занята, чтобы оглядывать потенциальных невест.

Она спускается с крыльца, но дверь снова открывается, и из дома выходит парень.

— Как же мой завтрак? — спрашивает он, хватая ее за руку.

— Я оставила кашу, — говорит она. Ее голос высокий и словно детский. — И я

приготовила фруктовый салат.

Я вижу, что парень усиливает хватку на ее руке. Она вздрагивает и пытается отстраниться, но у нее не выходит.

— Это не завтрак, — говорит он сердито. — Я хочу яйца. Или блинчики. Что-то горячее.

— Ладно, — вздыхает девушка. — Просто позволь мне…

— Сейчас, — говорит он.

Я спускаюсь с террасы в сад.

— Привет, — говорю я. Они оба поворачиваются в мою сторону.

Парень щурится, а потом отпускает руку девушки и подходит к низкому забору,

разделяющему наши дворы.

— Привет, — говорит он с улыбкой.

Я улыбаюсь ему в ответ, хотя понимаю, что не стоит делать этого.

— Я Астрид… Хеддок, — говорю я. Моя фамилия до сих пор звучит непривычно. — Мы только что переехали.

— Конечно, — говорит он, — я знаю, кто ты. Я ходил в школу с Иккингом, хотя он был на несколько лет старше меня, — он протягивает руку. — Я Сэм Йоргенсон, — он указал пальцем на девушку.

— А это моя жена, Мередит. Мы тоже недавно переехали.

— Привет, — говорит Мередит, глядя то на мужа, то на меня.

— Приятно познакомиться, — говорю я. — Ну, я просто хотела представиться.

Сэм снова улыбается мне. Его улыбка такая милая, что я даже забыла о его грубом отношении к его жене.

— Не пропадай, — говорит он. Я стою у забора и смотрю, как он и Мередит возвращаются в дом.

К полудню, я заставляю себя выйти из дома. Мне скучно и беспокойно, я не могу перестать проигрывать эти сцены с Сэмом и Мередит в голове. Это именно тот тип отношений, о которых говорил мой отец, когда выступал против браков по договоренности. Он говорил, что молодых девушек заставляют выходить замуж за парней, которых они никогда не встречали. Обычно, эти парни принадлежат к высшему классу. Они невоспитанны, злы и избалованы. Их почти не воспитывают, и это часто приводит к насилию. И теперь я увидела это своими глазами. Я хочу помочь Мередит, но я не знаю, как.

Внезапно я обнаруживаю себя в зеленой зоне, которая разделяет жилые земли и

необитаемый лес. Здесь больше, чем двадцать акров травы и холмов, усеянных деревьями, а так же тут есть пруд. Есть дорожка для велосипедов, и более широкая для прогулок, но сейчас день понедельника, поэтому тут почти нет людей.

Я игнорирую дорожку и иду к пруду прямо по высокой траве. Я дохожу до низкого деревянного моста над водой и сажусь на него, позволяя ногам болтаться над водой. Опустив руки

на колени, я смотрю на плавающих в воде уток и думаю о том, что нужно было захватить хлеба.

Я не смотрю вверх, когда я слышу шаги на мосту, но потом пара ног останавливается рядом со мной, и я слышу знакомый голос Кэтрин.

— Расскажи мне все, — говорит Кэтрин, садясь рядом и толкая меня в плечо.

Я думаю, я должна была удивиться, увидев ее здесь, но нет. Всю жизнь она была на шаг впереди меня, на шаг впереди большинства людей, если уж на то пошло. Она всегда говорит, что у

нее везде есть глаза, и это мудро. Кроме того, я слишком рада видеть ее.

— Кэтрин, — говорю я, улыбаясь. — Я ходила на рынок вчера, но там не было сообщений.Я рада, что ты здесь.

— Я тоже, — говорит она, глядя мне в глаза. — Ты в порядке?

— Да. Но мы живем не в доме Президента Стоика. Ты в курсе?

Она кивает.

— Я узнала об этом вчера. Как я поняла, это была идея Иккинга. Он не хочет жить с родителями, — она пожимает плечами. — В этом есть смысл, если подумать. Но это все усложняет, — она внимательно смотрит на меня. — Тебе нужно постараться, чтобы получить то, что нам нужно. Ты выберешься оттуда. Это может занять немного больше времени, вот и все.

— Ладно, — говорю я. Я представляю себе, что я рыскаю в доме Президента Хеддока, и меня ловят. Это было бы ужасно.

Одна из уток ныряет под воду, разбрызгивая воду.

— Так, — тихо говорит Кэтрин. — Как он? Он тебя не обидел?

Я смотрю на нее. Она смотри вниз на воду, сжав челюсти.

— Нет, — говорю я. — Мы не…знаешь…

Она поворачивает голову в мою сторону.

— Почему нет?

— Я не знаю, правда. Я думаю, он понимает, что мне страшно, — я машу ногами. —Может, он просто не хочет.

Кэтрин фыркает.

— У парня самоконтроль. Но я не думаю, что он сможет устоять… — говорит она.

— Прекрати, — говорю я, хмыкая.

— А он умен, — задумчиво говорит Кэтрин. — Он притворяется хорошим парнем.

Как дела? Ты получила его доверие?

— Прошло два дня.

— Я знаю, Астрид. Но у нас нет такой роскоши, как время. У нас есть всего три месяца.

Время идет.

Три месяца. Я не знаю, много ли это или мало. Но это время я должна выполнить план отца, в котором последний пункт — убийство Иккинга. За этим последует смерть Президента Хеддока, и Кэтрин сказала, что все началось и обратного пути нет. Я не знаю всех подробностей.

Мой отец думает, что будет безопаснее, если я буду знать не все. Но я знаю, что если я облажаюсь, наш план развалиться, как карточный домик.

— Итак, ты делаешь то, что мы сказали тебе, чтобы заставить его доверять тебе? —повторяет Кэтрин.

— Я так думаю, — говорю я, наконец. — Я имею в виду, мы разговариваем, — я думала о нашем разговоре прошлой ночью. — Я сказала что-то негативное об его отце. Наверное, мне не следовало этого делать.

— Боже мой, Астрид, — говорит Кэтрин, повысив голос. — Ты должна быть осторожной.

Сколько раз мы разговаривали об этом?

— Я не думаю, что он разозлился. Его это не расстроило.

Кэтрин закатывает глаза.

— О, да, я уверена, ему плевать на все, что говорит его новоиспеченная жена, потому что у него другие планы!

— Это не так, — говорю я, тоже повысив голос. — Я имею в виду, может быть. Но

кажется, что он просто хочет узнать меня.

— Конечно, он тоже притворяется! — говорит Кэтрин так, будто я самый тупой человек в мире. — Его заботит только его отец и сыновья, которых ты ему родишь. Ему плевать на тебя.

Я отвожу взгляд. Я знаю, что она говорит правду, но не чувствую это, по крайней мере, на сто процентов.

— Помнишь, о чем мы говорили? Что они попытаются изменить свое мышление?

Поменять черное на белое? Попытаются заставить тебя верить, что он заботится о тебе лучше, чем мы?

Я киваю. Я знаю, что она права. Я знаю, правда, знаю, что моя семья не приведет меня в заблуждение и все, что они просят меня делать, — это для нашего блага. Я должна быть достаточно сильной и не забывать их уроки. Больше всего на свете я хочу, чтобы они гордились мной.

— Не позволяй ему обмануть тебя, — говорит Кэтрин, и ее голос сейчас мягче. — Не забывай, на что они способны, — она замолкает. — Помнишь, что они сделали с мамой?

Я закрываю глаза.

— Да, — говорю я, знакомый гнев течет по моим венам. Я не помню своей матери, только несколько историй, которые рассказала Кэтрин. Как она пела нам перед сном, что ее волосы всегда пахли лавандой. Я так часто слышала эти рассказы, что они впились в корочку моего мозга.

Но все, что я знала о ней, не меняет того факта, что все было бы по-другому, будь она жива. Мой отец бы улыбался, и был бы папой, а не учителем. Кэтрин была бы менее отстраненной и более радостной. В наших сердцах не хватает важной частички. Когда президент Стоик убил мою мать, он сделал больше, чем лишил ее жизни. Он лишил жизней и нас.

— Не забывай о нашей цели, Астрид, — говорит Кэтрин. — Не позволяй своей вспыльчивости выдать тебя. Ты должна управлять ситуацией, а не противостоять ей. Так ты быстрее доберешься до него, — она кладе руку мне на спину. — Помнишь собаку? — спрашивает она. Я киваю, потому что я знаю, что она все равно расскажет мне историю. — Когда мы ходили на рынок, этот тупой пес был все время привязан к ее забору. И каждый раз он хотел набросится на нас и лаял так, будто сошел с ума. Я сто раз говорила тебе игнорировать его. Я говорила тебе, что я решу эту проблему. Но он сильно пугал тебя, когда мы проходили мимо, — Кэтрин убирает руку с моей спины и сжимает мою ладонь. — И в один прекрасный день, тебе надоело и ты пошла на него, — она смеется, но в глазах ни капли веселья. — И что ты получила взамен? — она поднимает мою руку вверх, показывая мне мои же белые, почти серебристые шрамы, на пальцах.