— И сегодня, впервые в истории, мы организуем свадьбу между Хеддоками и

Хофферсонами, — говорит президент с улыбкой. Она почти искренняя, может, так и есть, но я также знаю, что этот брак значит для него. И этому он сейчас рад — еще одна возможность укрепить его

власть. После моего отца больше не будет Хофферсонов. Президенту недостаточно, что на моем отце закончится династия Хофферсонов, ему нужно сделать его детей Хеддоками. — До недавнего момента, наши семьи не были особо успешными в рождении девочек, — продолжает президент Стоика Хеддок. В толпе слышится смех, но я не могу заставить себя присоединиться, хотя и знаю, что должна. Когда смех стихает, президент поднимает вверх конверт, чтобы все его видели.

— Сын президента и дочь основателя, — объявляет он.

Понятное дело, мой отец не основатель, это мой дед основал этот город, который забрал у него Александр Хеддок и его приспешники. Однако, тогда была заключена договоренность о том, что все преемники основателя будут носить этот титул, также, как и преемники Александра будут носить титул президента. Титул основателя абсолютно ничего не значит. У основателя нет права слова, он всего лишь церемониальная фигура, чтобы показать, как хорошо мы живем в мире и насколько хорошо работает наша система правления. Титул основателя похож на красиво обернутый подарок, который пуст внутри. Они надеются, что мы будем рады красивой обертке, и не заметим, что коробка пуста.

— Иккинг Хеддок, — произносит президент звонким голосом. Звук

разрывающейся бумаги конверта кажется таким же громким, как чей-то крик. Я чувствую на себе сотни глаз и высоко поднимаю голову. Президент Стоик Хеддок достает бумагу из конверта и улыбается мне. Он называет мое имя, Астрид Хофферсон, но из-за звона в ушах и стука моего сердца, я совсем его не слышу.Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь на ноги, пытаясь найти в себе мужество. Мои каблуки стучат по плиточному полу, когда я направляюсь к лестнице. Позади меня, толпа хлопает и кричит, в этом хаосе даже слышно несколько свистов. Когда я начинаю подниматься по лестнице, президент Хеддок тянется вперед и берет меня за локоть.

— Астрид, — говорит он. — Мы рады, что ты присоединяешься к нашей семье, — в его взгляде я вижу теплоту. Но его взгляд должен быть ледяным и безразличным, чтобы соответствовать его внешности.

— Спасибо, — отвечаю я ровным голосом, который совсем не похож на мой собственный.

— Я тоже рада.

Как только я оказываюсь на сцене, другие пары еще ближе подходят к краю, чтобы я смогла пробраться к центру, где меня ждет Иккинг. Я пристально смотрю на него. Он выше, чем я думала, но я тоже не маленькая, так что, на этот раз мой рост — это благословение. Я бы не хотела, чтобы этот парень затмевал меня. Я и так чувствую себя бессильной.

У него темные волосы, как у его отца, хотя вблизи, среди темно-каштановых прядей я вижу более светлые, будто он проводит много времени на свежем воздухе под солнцем. Вполне возможно, что так и есть, учитывая то, что я слышала о нем на протяжении многих лет: он больше предпочитает быть на улице, так что его отцу приходиться заставлять его присутствовать на

собраниях совета, и что его чаще всего можно встретить на реке.

Глаза Иккинга ясные, светло-зеленого цвета и они изучают меня очень пристально, от чего мой желудок сводит. Его взгляд не враждебный и не приветствующий, а какой-то оценивающий, будто я проблема, и он думает, как ее решить. Он не двигается мне навстречу, но, когда я приближаюсь, чтобы протянуть руку, как меня учили, он берет ее в свою. Его теплые и сильные

пальцы сжимают ее, отчего у меня перехватывает дыхание. Он пытается быть любезным?

Успокоить меня? Я не знаю, потому что, когда я смотрю на него, его взгляд направлен на министра, ожидающего в стороне.

— Давайте начнем, — говорит президент Стоик.

Все на сцене занимают правильное положение — встают напротив своего предполагаемого супруга, а мы с Иккингом остаемся в центре. Он берет мою другую руку в свою и мы стоим лицом к лицу.

Я хочу закричать, что это неправильно, что я не знаю этого парня. Мы ни разу в жизни не разговаривали. Он не знает, что мой любимый цвет синий, или что я все еще скучаю по матери, которую я не помню, или что сейчас я просто в ужасе. Я кидаю панический взгляд в зал, но вижу только улыбающиеся лица, смотрящие на меня. Это делает все хуже, потому что я вижу, что все идут на поводу у этого фарса. Я знаю, что никто не кричит или не пытается помешать своему ребенку выйти замуж за незнакомца.

Наше послушание — самое сильное оружие президента Стоика. И, в конце концов, я такая же, как и все остальные. Я открываю рот, когда все остальные делают это, повторяю слова, которые я даже не слышу из-за более громких голосов вокруг меня. Я говорю себе, что ничто из этого не имеет значения. Мне нужно пройти этот путь, и я это сделаю. Я надеваю простое золотое кольцо моего отца на палец Иккинга, и он делает то же самое со мной. Мне непривычно чувствовать кольцо на пальце. Когда министр объявляет нас мужем и женой, Иккинг не пытается меня поцеловать, даже в щеку, и за это я благодарна. Я не думаю, что смогла бы выдержать это.Это было бы нападением, а не выражением симпатии. Но пары вокруг нас обнимаются и радуются, большинство из них не испытывают никаких проблем и целуются, будто знают друг друга гораздо дольше часа. Будут ли эти девушки такими счастливыми через несколько месяцев, когда их животы вырастут, а они сами поймут, что обязаны спать рядом с этим парнем, которого они едва знают, до конца жизни.Для них эта церемония для того, чтобы сохранить мир и уважить традицию, которая стабилизировала наше общество более двух поколений. Однако, в отличие от них я знаю, насколько хрупок этот мир, который держится на очень тонких ниточках, которые начинают рваться уже сейчас.Я отличаюсь от этих девушек вокруг меня, потому моя миссия не просто выйти замуж за Иккинга Хеддока. Моя миссия не сделать его счастливым и нарожать ему детей.

Моя миссия — убить его.

========== Глава 2. ==========

После церемонии все направляются в подвал мэрии, где у стен расставлены длинные столы, с чашами ярко-розового фруктового пунша, выставленные рядом с одним большим свадебным тортом. Всем невестам и женихам едва достанется по маленькому кусочку, но для меня одна только мысль о сладком креме, прилипающим к моим зубам, вызывает тошноту.

Родители Иккинга поздравляют нас, как только мы входим в зал. Его отец обнимает меня и целует в щеку. Я стараюсь не кривиться, но моя улыбка совершенно не естественна. Его мать не

настолько демонстративна, она кладет руку мне на плечо и практически сразу ее убирает.

— Веди себя с ним хорошо, — говорит она мне, не скрывая угрозы в голосе.

— Мам, — говорит Иккинг, кидая ей острый взгляд. Он кладет свою руку мне на поясницу и уводит подальше от своих родителей.

— Где твоя семья? — спрашивает он, наклоняясь ко мне, чтобы я лучше его слышала.

Это первые слова, которые он сказал мне, за исключением наших обетов, которые на самом деле не считаются, хотя если бы мы жили в другом мире, они были бы намного важнее всего остального.

Я указываю в дальний угол комнаты, где стоят мои отец и Кэтрин, которая прислонилась к стене.

— Пойдем поздороваемся, — говорит Иккинг, и я удивленно смотрю на него. Наши семьи притворяются, что ладят, мы все время улыбаемся и жмем друг другу руки, но на самом деле не выносим друг друга. Но сейчас его голос звучит абсолютно нормально, а его глаза полны искренности. Он хороший актер. Мне нужно быть осторожной с ним.Когда мы приближаемся, Кэтрин с улыбкой на лице отталкивается от стены и встает рядом с отцом. Мой отец тоже улыбается, но его улыбка более сдержана и совсем не отражается в его

глазах.

— Папа, — говорю я, — думаю, вы знакомы, — я не могу заставить себя назвать Иккинга своим мужем. — Это мой отец, Джастин Хофферсон.