Я отхожу от дверного проема, давая ему пройти мимо меня. Он останавливается и наклоняет голову.

— Спокойной ночи, Астрид, — говорит он.

— Спокойной ночи.

Выходя, он закрывает за собой дверь. Подойдя к кровати, я сажусь на край и сжимаю пальцы между колен, чтобы остановить дрожь. Если бы у меня был стул, я бы могла подставить его под дверную ручку, чтобы убедиться, что он не сможет вернуться. Таким образом, я бы чувствовала себя лучше. Но в глубине души я не верю, что он вернется. Я не думаю, что он причинит мне боль, и я не знаю, что с этим делать. Возможно, было бы проще, если бы он все же сделал это.

========== Глава 3. ==========

Я никогда не спала долго. Если я просыпаюсь, то это происходит внезапно: вот я сплю, а вот мои глаза открыты и мозг включен. И тут, в этом странном месте и на этой странной и

слишком большой кровати, происходит тоже самое. Я смотрю в белый потолок, задерживаю дыхание и прислушиваюсь. Мне кажется, я слышу звуки из кухни, но я не уверена.Трудно поверить, что вчера я проснулась на своей постели у себя дома, а сегодня у меня новый дом, новая спальня. Новый муж. Он не такой, как я думала. По крайней мере, я знала, как

он выглядит, так что это не стало сюрпризом. Но после того, как я услышала все эти грубые слова о его отце и его семье, которые он сказал нам всем, я думала Иккинг будет очень жёстким. Его

сдержанность меня удивила.

Я даже не ожидала, что он будет таким.

Мне необходимо найти способ, чтобы сообщить Кэтрин, что мы не живём в доме президента. Хотя, зная Кэтрин, она уже владеет всей информацией и продумывает новый план.

Мне нужно будет сходить на рынок и узнать, есть ли для меня сообщения. Конечно же, в любое время я могу навестить её, но было решено сократить все контакты между мной и моей семьёй.

Так будет лучше и безопаснее.

— Астрид? — я слышу голос Иккинга, а затем тихий стук в дверь.

— Да? — я медленно сажусь.

Он медленно открывает дверь и заглядывает в комнату.

— Я ухожу, — говорит он, внимательно оглядывая мои распущенные волосы, а затем его взгляд остановился на моём лице. — Я просто хотел, чтобы ты знала.

— Ладно, — говорю я. Я изо всех стараюсь казаться обычной, думая, как бы повела себя обычная жена, если бы её муж сказал, что он уезжает. Мне нужно вжиться в эту роль.

После того, как он ушёл, я подумала, что должна была спросить его, куда он уходит. Но я слишком устала. Все казалось проще, когда мы придумывали все.Я лежу в постели и смотрю на лучи солнца, пробивающиеся через занавеску, до тех пор, пока мои ноги не начинают потеть. Тогда я встаю и, подняв руки над головой, тянусь, пытаясь снять напряжение в теле.

Ванная комната маленькая, как и весь дом, и безупречно чистая. Я принимаю душ так быстро, как только могу, и в этот раз не потому, что нет горячей воды. Я просто не хочу оставаться голой на долгое время: я не знаю, когда вернется Иккинг.

После того, как я надела футболку и шорты и расчесала волосы, я начинаю распаковывать вещи. Странно видеть мою небольшую коллекцию одежды, висящей рядом с одеждой Иккинга в

гардеробе; мне показалось, что это делает наш брак реальным.

Я брожу по дому, открываю ящики, ощупывая и оглядывая все. Мне нужно сделать это место более комфортным. Он никогда не будет разговаривать со мной и доверять мне, если я буду

продолжать вести себя так, будто я жду не дождусь его ухода. Здесь достаточно много места для того, чтобы отдавать себя ему и прятаться от него, если это потребуется. Я просто должна научиться жить в этом пространстве.

На стене в гостиной висит большая версия карты нашего города, такая же висит в мэрии. Я встаю на на диван, чтобы поближе ее рассмотреть. На карте показаны все наши крупные достопримечательности, как антропогенные, так и природные: мэрия, суд, река, теплицы, где мы выращиваем большинство наших продуктов питания, солнечные панели, которые обеспечивают наше электричество, вода и поля хлопка, которые мы используем для изготовления одежды.Ограда.

По словам моего отца, первоначально ограда была построена, чтобы отделить диких животных и людей. Не для того, чтобы удерживать нас внутри. Мы можем уйти, да. Но никто не пытается. Потому что никто не знает, что там, за оградой. Какие ужасы могут скрываться за горизонтом. У большинства людей здесь, по крайней мере, есть еда на столе, крыша над головой и место для сна. Память о войне и рассказы наших бабушек и дедушек про голод и радиацию, заставляют нас сидеть и не рыпаться.Единственные люди, которые оказываются за оградой, — те, кого выгоняют туда за преступления, как реальные, так и предполагаемые. Иногда кому-то удается вернуться, через

тоннель под забором или отверстие в нем. Но нет второго шанса. Если вы вернетесь после того, как вас выгнали, вас ждет смертная казнь, без исключения. Мой отец сказал, что в первые дни бандиты ломали заборы, пытаясь достать еду или оружие, но мы всегда были в состоянии сражаться с ними и выгонять их. Но на моей памяти такого не случалось.Я знаю, я не смогу сидеть в этом доме весь день и пялиться на стены, иначе я сойду с ума.

Можно сходить на рынок, но еще слишком рано для сообщения от Кэтрин. Но даже если и так, я смогу подышать свежим воздухом и успокоить мысли в голове.Я никогда не была на рынке в этой части города, но я знаю, где это. Я выбираю долгий путь, поэтому я иду мимо дома президента. Сегодня теплый, солнечный день, и немногочисленные люди медленно прогуливаются по тротуару и катаются на велосипедах.

Некоторые из них украдкой поглядывают на меня, заставляя меня нервничать. Я опускаю голову

вниз и использую свои волосы, чтобы скрыть лицо.Дом президента темный и словно безжизненный. Только один человек работает на лужайке, толкая тачку мульчи. Я останавливаюсь и хватаюсь за железную решетку. Интересно, Иккинг сейчас внутри дома и разговаривает со своим отцом, как разговариваю я со своим? Когда

садовник бросает на меня взгляд, я отпускаю забор и отхожу.

Я чувствую запах рынка до того, как вижу его. Запах яблок, перезрелых овощей, свежей земли плыл по воздуху, и мое горло сжимается от тоски по рынку недалеко от дома моей семьи. Я

скучаю по нему даже больше, чем по мой дому. Я всегда чувствую себя комфортно там, где все знают меня по имени. Мой отец, хоть и был лидером в нашей части города, всегда была

замкнутым, держа нас с Кэтрин дома. Он верил в домашнее образование, и никогда не поощрял дружбу с другими детьми. Но на рынке я чувствовала себя частью какого-то большого сообщества, которое заботилось обо мне.

Но этот рынок, хоть и не отличался от моего, все равно был другим. Палатки больше и ярче, и все продавцы мне незнакомы. Никто не хамит мне, но я знаю, что они следят за каждым моим шагом. Женщина в платье протягивает мне булочку, когда я прохожу мимо ее стола.

— О, нет, — говорю я, качая головой. — Я ничего не покупаю.

Она улыбается.

— Без оплаты. Наслаждайся, — говорит она, и я понимаю, что невежливо отказываться. Я беру выпечку из ее рук.

— Спасибо, — говорю я и улыбаясь.

— Не за что, миссис Хеддок, — говорит она, и улыбка сползает с моего лица. Они собираются дарить мне подарки? Вот что значит быть женой Иккинга: все будут задабривать меня только потому, что у меня его фамилия? Вот так живет Иккинг? Берет все, что ему дают без всякий мыслей и сожалений?

Я отдаю булочку маленькой девочке, которая смотрела на меня восхищенными глазами.

Затем я прохожу через толпу и подхожу к небольшой палатке в конце ряда. Пожилой мужчина продает разные приправы и варенье в красивых баночках с разноцветными веревочками на крышках.

— Привет, — говорю я. Я притворяюсь, что изучаю банку горчицы.

— Привет, — говорит он в ответ, глядя на толпу позади меня. — Чем я могу вам помочь?

— одна его рука была забинтована.

— Нет, — я поставила банку с горчицей обратно. — Просто смотрю, — я выразительно смотрю на него, и он осторожно покачал головой. Нет сообщений от Кэтрин. Я знала, что так